Тринидад (продолжение)

Тринидад (продолжение)

Мне кажется, я только вчера провел свою первую свободную ночь в этом английском городе. Мы бродили по всем закоулкам города, пьяные от тепла наших сердец, которые бились в унисон с сердцами смеющихся и счастливых людей. В баре полно девушек, которые поджидают моряков, чтобы облегчить их карманы. В этих девушках нет ничего непристойного, их не сравнишь с девицами из Парижа или Марселя. На лицах вполне умеренный слой краски, а в глазах нет той жажды к наживе. Это девушки всех цветов кожи: китаянки, негритянки из Африки со светло-шоколадной кожей и гладкими волосами; индианка, чьи родители работают на плантации сахарного тростника; китаянка-индианка с золотистой раковиной в носу; лапландка с римским профилем, лицом цвета меди и черными глазами, громадными и блестящими, с длиннющими ресницами; почти у всех открытая грудь. Ты хочешь всех этих девушек, но в этом нет ничего непристойного; они не дают тебе почувствовать, что это их работа, они сами получают удовольствие от своего занятия, и деньги — не главное в их жизни.

Словно два мотылька, наткнувшиеся на лампу, бродим мы с Матуретом от одного бара к другому. На одной из церквей я замечают часы: теперь два часа. Два часа пополуночи! Скорее, скорее вернуться. Мы переборщили. У начальника Армии Спасения может сложиться о нас дурное мнение. Скорее вернуться. Я останавливаю такси, и оно привозит нас в гостиницу. Два доллара. Я плачу и мы, смущенные, входим в гостиницу. Служащая Армии Спасения, блондинка лет 25–30, весело встречает нас у входа. Она не удивлена и не сердится, что мы вернулись так поздно. После нескольких слов по-английски, которые кажутся нам приветливыми, она подает нам ключ от комнаты и желает доброй ночи. Мы ложимся спать. В чемодане я обнаружил пижаму. В момент, когда я собираюсь гасить свет, Матурет говорит:

— И все же мы можем быть благодарны Богу за то, что он дал нам так много за такой короткий срок. Что скажешь, Пэпи?

— Передай твоему Богу спасибо и от моего имени. Он неплохой парень и, как ты сам заметил, был очень великодушен по отношению к нам. Спокойной ночи.

Я долго не мог уснуть. Перед моими глазами проходит калейдоскоп: суд, тюрьма, прокаженные, Сен-Мартин-де-Ре, Трибуйард, Иисус, буря… В один миг в моей памяти диким вихрем проносятся какие-то видения. Я пытаюсь их отогнать, но безуспешно. Завывание ветра, визг свиней, крик фазана, шум волн и звук однострунного инструмента, на котором несколько минут назад играла индианка в одном из баров.

Я засыпаю под утро. В десять раздается стук в дверь. Это мистер Бовэн, он улыбается.

— Доброе утро, дружище. Все еще спим? Вы вернулись поздно? Хорошо провели время?

— Доброе утро. Да, мы вернулись поздно, просим прощения.

— За что? Ведь это естественно после всего, что вы пережили. Вы просто обязаны были насладиться первой свободной ночью. Я хочу проводить вас в полицейский участок. Там вы должны официально заявить, что тайно проникли в страну. Потом пойдем навестить вашего друга.

Мы спускаемся в зал, где нас ждет начальник.

— Доброе утро, — говорит он на плохом французском.

После чашки кофе мы отправляемся в полицейский участок. Идем пешком — участок находится на расстоянии двухсот метров от гостиницы. Полицейские приветствуют нас и смотрят без любопытства. В мрачном здании полиции, нас встречает офицер лет пятидесяти.

— Доброе утро. Садитесь. Перед получением от вас официальной декларации, хочу немного с вами поговорить. Сколько вам лет?

— Двадцать шесть и девятнадцать.

— За что вас осудили?

— За убийство.

— На какие сроки вас осудили?

— К пожизненной каторге.

— Значит, это было преднамеренное убийство?

— Нет, господин, в моем случае это непреднамеренное убийство.

— А у меня преднамеренное, — говорит Матурет. — Мне тогда было всего семнадцать лет.

— В семнадцать лет уже знают, что делают, — говорит офицер. — В Англии, докажи вашу вину, вас бы повесили. Но британские власти не собираются обсуждать французское правосудие. С другой стороны, мы не согласны с тем, что заключенных посылают во Французскую Гвиану. Это бесчеловечное наказание, недостойное такой культурной страны, как Франция, но, к сожалению, вы не можете остаться на Тринидаде или каком-либо другом английском острове. Я прошу вас не искать лазейки, чтобы остаться: ни болезнь, ни какой-либо другой предлог мы не примем для того, чтобы продлить ваше пребывание здесь. В Порт-оф-Спейне вы можете находиться от пятнадцати до восемнадцати дней. Я позабочусь о том, чтобы вашу лодку перевезли сюда, в порт. Если понадобится, мы отремонтируем ее и снабдим вас всем необходимым. К тому же, вы получите хороший компас и карту. Надеюсь, южноамериканские страны дадут вам убежище. Не плывите только в Венесуэлу. Там вас арестуют и заставят работать на прокладке дорог, а в конце концов выдадут французским властям. Я думаю, из-за одной, даже большой ошибки, человек не должен страдать всю жизнь. Вы молоды, здоровы, и после всего пережитого не сдадитесь так легко. Я рад быть одним из тех, кто поможет вам стать хорошими людьми. Успеха вам. Если возникнут проблемы, позвоните по этому номеру. Вам ответят по-французски.

Он куда-то звонит, и за нами приходит человек в гражданском. В зале много полицейских и гражданских, которые печатают на машинках. Один из них записывает нашу декларацию.

— С какой целью вы прибыли на Тринидад?

— Отдохнуть.

— Откуда?

— Из Французской Гвианы.

— При побеге вы совершили какое-либо преступление, убили или ранили кого-нибудь?

— Мы никого серьезно не ранили.

— Откуда вам это известно?

— Проверили перед тем, как уйти.

— Ваш возраст, законный статус во Франции… Господа, в вашем распоряжении от пятнадцати до восемнадцати дней. В течение этого времени вы можете делать что вам угодно. Если смените гостиницу, сообщите нам. Я сержант Вилли. На моей визитной карточке номера телефонов: это рабочий, а это домашний. Если что-то случится, и вы будете нуждаться в моей помощи, сразу обращайтесь ко мне.

Через несколько минут мы уже идем в сопровождении мистера Бовэна в поликлинику. Кложе счастлив видеть нас. Мы ничего не рассказываем ему о проведенном в городе вечере. Говорим ему только, что можем свободно гулять в любом месте. Он так удивлен, что спрашивает:

— Без охраны?

— Да, без охраны.

— Очень странные «ростбифы»[5].

Бовэн возвращается с врачом. Он спрашивает Кложе:

— Кто вам вправил кость перед тем, как наложить шину?

— Я и еще один, которого здесь нет.

— Это было сделано так хорошо, что нет необходимости в дальнейшем лечении. Кость уже срослась. На ногу наложат гипс, и вы сможете понемногу ходить. Вы предпочитаете остаться здесь или пойти с друзьями?

— Пойду с ними.

— Хорошо, завтра утром сможете к ним присоединиться.

Мы смущены и не знаем, как благодарить мистера Бовэна и врача. Они уходят, а мы проводим утро и послеобеденные часы в обществе нашего друга. Назавтра мы все втроем в нашей комнате.

— Забудем, насколько это возможно, прошлое и будем говорить только о настоящем и будущем. Куда поплывем? В Колумбию? В Панаму? Коста-Рику? Посоветуемся с Бовэном и спросим его, в какой стране нас могут принять.

Я звоню в контору Бовэна, но не застаю его там. Звоню домой, и к телефону подходит его дочь.

— Господин Генри, у гостиницы, возле рыбного ряда, можно сесть на автобус, который доезжает до Сан-Фернандо. Почему бы вам не приехать и не провести один из вечеров у нас? Приезжайте, я буду вас ждать.

И вот мы уже на пути к Сан-Фернандо. Кложе очень идет его полувоенная одежда.

Мы очень волнуемся, попав в дом, который нас так гостеприимно встретил. Обе женщины понимают наше состояние и говорят:

— Вы снова у себя дома, дорогие друзья. Садитесь поудобнее.

Они обращаются к нам по имени: «Генри, передайте мне, пожалуйста, сахар», «Андрэ (имя Матурета), не хотите ли еще пудинга?»

Я надеюсь, что Бог вознаградил миссис и мисс Бовэн за их доброе отношение к нам. Величие их души оставило в наших сердцах незабываемые следы.

Мы раскладываем на столе карту и начинаем планировать. Расстояния велики: 1200 километров до Санта-Марты, главного порта Колумбии; 2100 километров до Панамы; 2500 километров до Коста-Рики. Приходит мистер Бовэн:

— Я звонил во все представительства и у меня хорошие новости: вы сможете несколько дней отдохнуть на Кюрасао. В Колумбии нет закона относительно беглецов. Насколько известно консулу, морем в Колумбию беглецы еще не попадали. То же относительно Панамы.

— Я знаю безопасное место для вас, — говорит Маргарет, но оно далеко, — по крайней мере 3000 километров.

— Где это? — спрашивает отец.

— В Британском Гондурасе. Тамошний губернатор — мой крестный.

Я смотрю на друзей:

— Наша цель — Британский Гондурас.

Это британская колония, которая граничит на юге с республикой Гондурас, а на севере — с Мексикой. Послеобеденные часы мы проводим за разработкой курса. Нам помогают Маргарет и ее мать. Первый этап: Тринидад — Кюрасао — 1000 километров. Второй этап: Кюрасао — какой-либо остров по пути. Третий этап: Британский Гондурас. Мы не знаем, что может произойти в открытом море и потому в достаточном количестве надо заготовить: мясные консервы, овощи, варенье и т. д. Маргарет говорит, что супермаркет «Сальватори» с удовольствием даст нам консервы в подарок.

— А если нет, — добавляет она просто, — то мы с мамой купим их для вас.

Мы, конечно, отказываемся. Нельзя бесконечно пользоваться их добросердечием.

Мы прощаемся и обещаем еще раз наведаться перед отплытием. С какой-то фанатичностью каждый день в 11 часов вечера мы выходим из гостиницы. Кложе обычно усаживается на скамье на самой оживленной площади, и один из нас остается в его обществе все время, пока второй гуляет по городу.

Мы здесь уже десять дней. Благодаря железной пластинке, положенной под гипс, Кложе передвигается без особого труда. Часто на электричке мы отправляемся в портовые бары. Полицейские и сторожа козыряют нам: всем известно, кто мы и откуда прибыли, но никто об этом не напоминает. В барах с нас берут меньшую плату, чем с моряков. Так же поступают и девушки. Обычно, присаживаясь к столикам моряков, офицеров или туристов, они безудержно пьют, заставляя своих кавалеров потратить как можно больше денег. С нами они ведут себя по-другому. Они пьют либо пиво, либо виски с содой. Это трогает нас, потому что таким путем они дают нам понять, что знают наше положение и всем сердцем с нами.

… Лодка заново выкрашена и к ее корме прибавились десять сантиметров. Дно укреплено. Мачта заменена более высокой и легкой: дополнительные паруса из мешковины заменены настоящими парусами из хорошей ткани.

Один из офицеров морского флота дал мне компас с делениями и объяснил, как определить с помощью карты местонахождение лодки. Чтобы попасть на Кюрасао, нам надо плыть на северо-запад.

Этот офицер представил меня командиру учебного судна «Тарпун». Он спрашивает, не хочу ли я отплыть завтра в 8 часов утра. Я соглашаюсь, хотя, честно говоря, не понимаю зачем. Назавтра мы с Матуретом приходим к причалу. К нам в лодку садится один из моряков, и мы отплываем от порта. Через два часа мы возвращаемся, и нам навстречу выходит военный корабль. У трапа выстроилась команда, все в белом. Они проплывают мимо нас с криками «Ура!» и делают круг, дважды поднимая и опуская флаг. Это официальное приветствие, смысл которого мне не совсем понятен. Моряк предлагает нам пойти за ним, и мы поднимаемся на палубу корабля. Капитан встречает нас у мостика и представляет офицерскому составу корабля. Потом мы проходим мимо стоящих по стойке «смирно» кадетов. Капитан говорит им что-то по-английски, и они расходятся. Молодой офицер объясняет, что это дань уважения к нам за наше длинное и опасное путешествие. Мы благодарим офицера за оказанную нам честь. На прощание он дарит нам три плаща, впоследствии очень пригодившиеся. Это черные, водонепроницаемые плащи, с капюшоном и застежкой-молнией.

За два дня до нашего отплытия приходит мистер Бовэн и просит нас от имени комиссара полиции взять с собой троих ссыльных, которых задержали неделю назад. Они остались на острове, а их товарищи, по их словам, отправились в Венесуэлу. Я не в восторге от просьбы, но эти люди сделали для нас столько хорошего, что мы не вправе им отказать. Я разговариваю с комиссаром — офицером, который допрашивал нас в свое время. Сержант Вилли служит нам переводчиком:

— Что слышно?

— Все в порядке, спасибо. Мы нуждаемся в помощи.

— Если это возможно, с удовольствием.

— У нас в тюрьме сидят три ссыльных француза. Они прячутся на острове уже несколько недель и утверждают, что товарищи оставили их. Мы полагаем, что они потопили лодку, но они говорят, что не умеют ею править. Мы думаем, что они надеются таким образом заполучить лодку у нас. Мы обязаны их выслать. Будет печально, если нам придется сдать их на первый французский корабль, который зайдет в Тринидад.

— Господин комиссар, я сделаю невозможное, но прежде я хочу поговорить с ними. Вы должны понять, насколько опасен выход в море с чужими людьми.

— Я понимаю. Вилли, прикажи привести троих французов во двор.

Я хочу остаться с ними наедине и прошу сержанта оставить нас.

— Вы ссыльные? — спрашиваю я у французов.

— Нет, мы заключенные.

— Почему же вы сказали, что вы ссыльные?

— Думали, что они предпочитают иметь дело с людьми, совершившими незначительное преступление. Мы ошиблись. А кто ты?

— Заключенный.

— Мы тебя не знаем.

— Я из последней партии, а вы?

— Из партии 1929 года.

— А я из партии 1927 года.

— Комиссар попросил меня взять вас в свою лодку. Нас трое. Он утверждает, что если я откажусь, то ему придется — так как ни один из вас не умеет управлять лодкой — сдать вас на французский корабль. Что вы об этом думаете?

— По некоторым личным мотивам мы не хотим покидать остров. Мы выйдем вместе с вами, ты оставишь нас на другом конце острова, а сам продолжишь путь.

— Я не могу этого сделать.

— Почему?

— Я не могу отплатить подлостью за добро.

— Слушай, парень, прежде чем считаться с «ростбифами», тебе следовало бы подумать о своих братьях-заключенных. Ведь и ты заключенный.

— Да, но не все заключенные одинаковы, и я отличаюсь от вас больше, чем от «ростбифов». Все зависит от точки зрения.

— Значит, ты позволишь выдать нас французским властям?

— Нет, но вы не оставите лодку прежде, чем мы прибудем в Кюрасао.

— У меня нет сил начинать все сначала, — сказал один из них.

— Слушайте, осмотрите сначала лодку. Может быть, ваша прежняя лодка была очень плохой.

— Хорошо, посмотрим, — говорят двое остальных.

— Я попрошу комиссара позволить вам осмотреть лодку.

Мы отправляемся в порт вместе с сержантом Вилли. После осмотра лодки три парня кажутся более спокойными.