МОЕ ОКРУЖЕНИЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

МОЕ ОКРУЖЕНИЕ

Мне приходилось, разумеется, сталкиваться с рабочими, крестьянами, конторскими служащими, с людьми из сферы обслуживания. Но все эти категории людей не играли фактически ту роль в советском обществе, какую им приписывала советская идеология и пропаганда. Я жил главным образом в среде людей, которые были самой активной, самой культурной и самой интересной во многих отношениях частью населения, - в среде той части интеллигенции, которая непосредственно соприкасалась с высшими органами власти (в особенности с ЦК и КГБ), обслуживала их и вместе с тем была погружена в общую среду социально и культурно активной части населения.

В хрущевские и брежневские годы совершенно отчетливо обнаружилась социальная структура советского населения, характерная для коммунистического общества. Марксистское деление советских людей на рабочих, крестьян и интеллигенцию утратило даже идеологический смысл. Многомиллионная армия работников системы власти и управления образовала особый слой, который никак нельзя было отнести к указанным трем категориям. Даже в анкетах в пункте "социальное положение" писали не "интеллигент", а "служащий". Причем сами понятия "рабочие", "крестьяне" и "интеллигенция" лишились прежнего смысла.

Кто-то (кажется, А. Солженицын) предложил ввести в употребление понятие "образованщина". Но я в этом особой надобности не вижу. Тот факт, что многие люди в советском обществе получают среднее и высшее образование, не дает оснований относить этих людей к одной и той же социальной категории. Уровень образования вообще не есть критерий социологический. Дело, в конце концов, не в словах. В советском обществе сложился многочисленный и социально влиятельный слой граждан, которые профессионально работают в области культуры, хранят достижения культуры, передают их новым поколениям и сами вносят в культуру свой вклад. В советском обществе все они (за редким исключением) являются сотрудниками государственных учреждений или членами особого рода организаций вроде Союза писателей, Союза художников, которые фактически суть лишь разновидности все тех же государственных учреждений. И почти все, что делают эти граждане, делается в рамках этих учреждений и под их контролем. Сами же эти учреждения в целом включены в единую систему советских учреждений, находятся под строжайшим контролем органов управления, включая партийный контроль. К этой же категории можно отнести многих профессионально образованных граждан, обслуживающих интеллектуальный аспект работы аппарата власти и управления. Я считаю возможным за этой категорией граждан, профессионально исполняющих культурные, интеллектуальные и творческие функции общества, сохранить название "интеллигенция" (во всяком случае, я буду это слово употреблять здесь именно в таком смысле).

В хрущевские и брежневские годы с полной очевидностью обнаружилось, что с моральной точки зрения советская интеллигенция есть наиболее циничная и подлая часть населения. Она лучше образована. Ее менталитет исключительно гибок, изворотлив, приспособителен. Она умеет скрывать свою натуру, представлять свое поведение в наилучшем свете и находить оправдания. Она есть добровольный оплот режима. Власти хоть в какой-то мере вынуждены думать об интересах страны. Интеллигенция думает только о себе. Она не есть жертва режима. Она носитель режима. Вместе с тем в эти годы обнаружилось и то, что именно интеллигенция поставляет наиболее активную часть в оппозицию к той или иной политике властей. Причем эта часть интеллигенции, впадая в оппозицию к режиму, выражает лишь свои личные интересы. Для многих из них оппозиция выгодна. Они обладают привилегиями своего положения и вместе с тем приобретают репутацию жертв режима. Они обычно имеют успех на Западе. Западу удобно иметь дело с такими "борцами" против советского режима. Среди таких интеллигентов бывают и настоящие борцы против язв коммунистического строя. Но их очень мало.