Б.Н.ЕЛЬЦИН И ЕГО ОКРУЖЕНИЕ

Б.Н.ЕЛЬЦИН И ЕГО ОКРУЖЕНИЕ

В отличие от иных реформаторов, я никогда не был близок к Б.Ельцину или к его окружению, так как по своему характеру был плохо приспособлен к придворным интригам. Ходить, «пробивать», уговаривать подписывать и согласовывать, целенаправленно «дружить» мне всегда было крайне трудно и противно.

Впервые я встретился с Б.Ельциным один на один еще в 1990 году, а в 1993 году таких контактов было, быть может, 5–6, что позволило мне лишь узнать его несколько больше, но не войти в особый круг приближенных. Я старался обращаться к нему только в случае крайней необходимости, и каждая встреча была психологически достаточно сложной.

Мне было довольно трудно разговаривать с ним, сохранялась большая дистанция. Тип мышления у нас, вероятно, разный. Вместе с тем он обладает удивительной проницательностью и нестандартностью логики. Впечатление, что он «схватывает» вопрос на лету, а это крайне важное качество для высшего руководителя.

Мне всегда казалось, что он скорее интуитивный политик, чем рациональный. Он чувствует проблемы, а не основывается на их длительном и детальном изучении. Он всегда проявлял себя лучше всего в момент опасности («путч» 1991 года — лучший пример). Если опасности нет — у него наступает период пассивности и даже бездеятельности, другими словами, он — прежде всего борец, трибун, хорошо чувствующий себя на публике и любящий управлять массами, но не тонкий администратор и не хозяйственник.

Ему нельзя отказать в личной храбрости, хотя во многих случаях он предпочитал бесконечно оттягивать принятие решения. Б.Ельцин, безусловно, является продуктом своей эпохи, и трудно было бы рассчитывать на детальное понимание им всех сложнейших проблем экономики. Вместе с тем он в большей степени, чем, например, М.Горбачев, рисковал, выдвигая на самые высокие посты относительно молодых людей с непонятными и подчас чуждыми ему взглядами.

Мне всегда очень нравилось, что в отличие от многих других известных политиков, он никогда не ругается матом, ровен в общении, умеет внимательно слушать и слышать подчиненных (что случается среди политиков редко).

Вместе с тем он всегда чувствовал себя гораздо более комфортно в компании О.Лобова, Ю.Скокова, Ю.Петрова, В.Черномырдина, чем Е.Гайдара, П.Авена, В.Лопухина и других молодых интеллектуалов. Назначения на самые высокие посты в России вообще гораздо чаще объясняются личной симпатией, чем конкретными деловыми качествами.

Но и могу засвидетельствовать, что указание сотрудника на ошибочность каких-то действий самого Президента воспринималось им спокойно и положительно. Например, в самом начале 1993 года уходящий со своего поста глава президентской администрации Ю.Петров сумел подписать у Президента поразительный по содержанию и нелепости указ о создании Государственной инвестиционной корпорации (Госинкор). Предлагалось передать Ю.Петрову, как главе этой корпорации, имущество (драгоценных металлов и камней) на 1 млрд долларов, а также существенные иные права и суммы. Я не поверил своим глазам, когда увидел этот указ.

Понятно, что я отказался что-либо делать в его исполнение, а Ю.Петров ходил за мной по пятам и постоянно сидел в моей приемной в Минфине. Несколько месяцев он вел «осаду» моего кабинета.

Тогда я пошел к Президенту и показал ему указ. Мне показалось, что он сильно удивился и немедленно уменьшил указанную сумму прямо в указе ровно в 10 раз и расписался. Настроение у Ю.Петрова ухудшилось.

Однако и после этого я ничего не делал, пока С.Дубинин не придумал схему, по которой небольшая часть указанной суммы могла быть внесена в инвестиционный фонд не под прямым контролем Ю.Петрова, но от имени Госинкора. Говорят правда, что Петров все равно потом, после моего ухода, все-таки смог выбить себе много разных благ и ресурсов. Насколько понимаю, до сих пор никто не поднял вопрос об эффективности работы данной организации. А надо бы.

Я не помню случаев какого-либо серьезного давления на меня в тот период со стороны лиц из окружения Президента. Правда, все они знали о моем жестком характере и, наткнувшись на стенку, затаили обиду. Например, тогда вдруг вышло постановление, по которому поручения помощников должны были истолковываться практически как поручения самого Президента.

Я сразу понял, что оно посвящено мне, но особых проблем от этого у меня не было. Может быть, пару раз звонил помощник Президента Корабельщиков, отвечавший за поездки по регионам и сбор челобитных местных начальников, и я спорил с ним по поводу отдельных поручений. Но жесткого давления не было.

Как ни странно, в свете последующих заявлений и разоблачений, я не помню ни одного звонка со стороны А.Коржакова или М.Барсукова. Меня, честно говоря, удивили разговоры о всепроникающем могуществе А.Коржакова. В 1993 году все понимали, что он близок Президенту, но не более того. На меня они не давили и никакого реального влияния на деятельность Минфина не оказывали.

Кстати, у меня было всего две или три встречи с А.Коржаковым, в том числе в присутствии таких людей, как М.Барсуков, советник Президента по спорту Ш.Тарпищев, печально известный Б.Федоров «Второй» (из Национального фонда спорта). Причем встречи организовывал А.Вавилов, так как, оказалось, он уже тогда гораздо лучше меня знал подобных людей. Они меня не прессинговали, ни на что не намекали и ничего не требовали и отношения у нас были вполне нормальными.

Пару раз я пытался донести до А.Коржакова, В.Илюшина и других важных людей в Кремле некоторые аспекты правительственного бардака, чтобы заручиться их поддержкой. На конкретных примерах я рассказывал им о вредности для Президента и дела демократии бездеятельности правительства, а также о некоторых сомнительных, а подчас нелепых решениях. Однако все вопросы мне предлагалось решать только с В.Черномырдиным. Помощи от них я не дождался.

Я думаю, что феномен А.Коржакова в значительной мере был порожден самими чиновниками. Были бы другие министры, не было бы у нас культа телохранителя Президента.

Во власти на меня многие смотрели как на странного человека. Большинство вопросов, которые я поднимал, мне явно не могли принести пользы, их никто не лоббировал, они никому не были нужны. Часто даже и проблемы не было видно в явной форме, ничего «не взрывалось». Зачем «шевелиться»? Зачем что-то делать? Меня прямо спрашивали: «Зачем тебе это нужно? Ведь это никому конкретно не выгодно». Об интересах страны не вспоминали.

Более того, все эти реформаторские предложения, скорее, нарушали чьи-то интересы, и из-за этого всегда можно было с кем-то поссориться. Пусть Б.Федоров (точно так же, как и Е.Гайдар, А.Чубайс и др.) сам «колупается», а нам это не надо. Такая вот логика.

Также и печально известный Национальный фонд спорта при мне не был еще такой скандальной организацией, какой он стал несколько позднее (с 1994 г.). Они, конечно, уже существовали и активно лоббировали правительство. Я помню присутствие Ш.Тарпищева на комиссии по оперативному управлению под руководством О.Сосковца. Однако реальные их возможности тогда были ничтожными. Через меня прошло всего одно относительно небольшое дело НФС по прямому указанию с «настоящего верха», свидетельствующее, что без этого меня они обойти не смогли.

Другой непонятный для меня и даже загадочный аспект деятельности исполнительной власти заключался в отсутствии желания бороться с коррупцией. Например, после 3–4 октября 1993 года Генеральным прокурором стал А.Казанник, который однажды при мне в присутствии А.Коржакова и других рассказывал, что он передал «наверх» данные на одного из самых высокопоставленных чиновников, который потом продержался у власти на несколько лет дольше самого А.Казанника.

Многочисленные «сигналы» не приводили к результатам; было впечатление полного отсутствия интереса к этому вопросу, хотя многократно делались соответствующие жесткие заявления.

…Довелось мне несколько раз ездить с Б.Ельциным по стране и за границу. Первой была поездка в Ванкувер (Канада) на первую встречу Б.Ельцина с президентом США Биллом Клинтоном. Летели мы в президентском самолете с краткой остановкой в Магадане.

Я впервые увидел тогда, как организованы президентские визиты, в которых было и, наверное, есть что-то азиатское, феодальное и одновременно чисто советское. Огромные толпы народа, которым на самом деле нечего там делать. Огромные кортежи и суета, секретари и бухгалтера, помощники и референты, бесконечный беспорядок и плохо организованные походы, например, на какую-то деградировавшую рыбную фабрику в Магадане, постыдная процедура подношения прошений и т. д.

Больше всего меня поразили тяжелые советские телефоны-вертушки, которые даже в лучшей западной гостинице немедленно занимают место нормальных телефонов, причем все разговоры членов делегации ведутся через специально привезенных телефонисток. Может быть, в этом и есть смысл, но мне он непонятен.

Сам Президент во время поездок по российским регионам бывал очень возбужден, но чувствовал себя в центре всеобщего внимания. В тот период он смотрел на меня, прежде чем давать какие-то обещания местным руководителям, и несколько раз я как министр финансов показывал ему, что нельзя обещать невозможное, и он обычно соглашался со мной.

В президентском самолете я сидел в компании с А.Козыревым, В.Илюшиным, А.Коржаковым, В.Костиковым, и в общем-то лететь было не слишком удобно, хотя для нас был выделен отдельный салон. Зато из Токио мы как-то летели с А.Козыревым одни в пустом президентском самолете, и мне понравилось, что там можно хорошо выспаться (как в настоящем спальном купе).

В другой раз, во время поездки в Удмуртию, в Ижевск, я летел вместе с Баранниковым, Ериным и другими «силовиками». На меня произвело неизгладимое впечатление количество выпитого и сцена, когда они стали вынимать громадные пистолеты и револьверы и сравнивать, у кого оружие «круче».

По поводу дня рождения Президента в начале февраля 1993 года в особняке на Воробьевых горах был организован грандиозный банкет под официальным предлогом присвоения Кремлевскому оркестру статуса «Президентский». За одним столом сидели Б.Ельцин, В.Черномырдин, Р.Хасбулатов, А.Руцкой, В.Зорькин, С.Филатов. Зрелище было, на мой взгляд, незабываемым. Кстати, со мной за столом сидела дочь Ельцина Татьяна, которая показалась мне симпатичной и скромной. Никакой роли в политике она тогда не играла.

Запомнился еще один поздний обед в одной из резиденций на окраине Москвы, где с одной стороны находились Президент, несколько членов правительства, а с другой — Р.Хасбулатов, его заместитель Ю.Рябов и еще кто-то. Видимо, делались попытки «примирения», которые, к сожалению, не дали результатов. Наступила эпоха непрерывной конфронтации.