ВАШИНГТОН

ВАШИНГТОН

Работа в Вашингтоне принципиально отличалась от работы в Лондоне, хотя лондонский опыт помогал, но был не вполне достаточным. Из частного лица я превратился в представителя великой страны, занимался государственными вопросами, контактировал с членами правительства. Я мог, например, в посольстве России давать в Москву шифротелеграммы. Другими словами, я стал настоящим чиновником в одной из наиболее крупных международных организаций.

Когда я пришел в свой офис в Международном банке реконструкции и развития (Мировом банке) в начале ноября 1992 года, то он был «пуст» — ни людей, ни одной бумажки, никакого предшествующего опыта и преемственности.

Начинали мы с секретарем Доннитой Виттье, а вскоре приехали мой заместитель Л.Григорьев, советник А.Н.Думнов (мой бывший начальник в Госбанке), помощники Е.Мягков, Д.Хилов (помощник по Минфину РСФСР) и юрист Субботин. Постепенно появился, как там говорят, настоящий офис российского директора.

Команда набралась неплохая и весьма профессиональная, и я проявил полную самостоятельность в наборе сотрудников. Хотя А.Шохин, курирующий вице-премьер, был склонен навязать мне своих людей сверх своей квоты (два человека — Григорьев и Субботина), которую я для себе определил для чистых «ставленников» правительства.

Я тогда не подозревал, что не задержусь в Вашингтоне надолго (мое назначение было на 2 года). Мы нашли небольшой домик в аренду недалеко от Джорджтауна и Кафедрального собора (и совсем рядом с русской зарубежной церковью). Это был первый настоящий дом в нашей жизни — небольшой, уютный, с микроскопическим садиком, полный старой мебели и рухляди, которая копилась в доме, видимо, с 1930-х годов. Оказалось, довольно трудно найти хорошую школу для наших детей. Нам помог граф Толстой (один из потомков писателя), который жил неподалеку от нас.

В Вашингтоне я общался в основном с К.Кагаловским — нашим директором в МВФ (ныне в Менатепе) и А.Можиным, его заместителем. В посольстве мы познакомились с Андреем Колоссовским и его женой Татьяной и поддерживаем с ними хорошие отношения и сегодня. Он в свое время приехал в Вашингтон как заместитель А.Козырева и как первый официальный представитель России. Однако после краха Союза официальным послом назначили известного международника В.Лукина. А Андрей стал занимать не слишком ясное по статусу положение второго человека.

Я обосновался в Вашингтоне и вкусил в полной мере его отвратительной летней жары, когда температура постоянно выше 30 градусов и очень влажно. Зимой же там бывает довольно много снега, и мои дети однажды с удовольствием лепили снежную бабу. Самое лучшее время — весна, когда все цветет и тепло, но нет жары. Весной, на мой взгляд, Вашингтон напоминает рай на земле.

В целом город произвел на меня приятное впечатление отсутствием слишком высоких зданий (запрещено строить дома выше Капитолия) и поразительным обилием зелени. Хотя Вашингтон считается столицей США по уровню преступности, в нашем районе все напоминало, скорее, старую добрую Англию, и во всем сквозили достаток и процветание.

Я уже познакомился с директорами от разных стран, руководством МБРР. Президентом банка тогда был, ныне покойный, Л.Престон. Я ходил на заседания совета директоров, различные комитеты по проблемам, встречался с сотрудниками банка. Уже тогда обсуждались первые кредиты России и вопросы условий заимствований.

Я попытался остановить кредит на Приватизационный центр А.Чубайса, который, на мой взгляд, не нужен был России в предполагаемой форме, как вдруг А.Чубайс вызвал меня в Москву.

Я приехал на Старую площадь и узнал, что через полчаса должна состояться моя встреча с Б.Ельциным. Меня на огромной скорости повезли в Барвиху (никогда так по Москве не мчался) и, разумеется, успели. Б.Ельцин был тогда, видимо, болен, во всяком случае, вид у него был усталый.

Е.Гайдар к тому времени (декабрь 1992 года) уже был отправлен в отставку, и компромиссным премьер-министром стал В.Черномырдин. Все считали, что реформам настал конец, и были полны пессимизма.

Мы поговорили с Президентом, вспомнили 1990 год. Наконец я получил от него официальное предложение стать вице-премьером по финансам и экономической политике, а если надо — и министром финансов.

Я, разумеется, согласился, но сразу предупредил, что буду заниматься исключительно экономической реформой и не буду молчать, если что-то будет мешать ее проводить. Я прямо сказал ему, что характер у меня очень «вредный».

После этого состоялась встреча с В.Черномырдиным, который тогда был куда менее уверен в своих силах, чем позднее. Он пожал плечами и сказал, что раз Б.Ельцин рекомендует, то он не возражает против меня. Так я стал вице-премьером Российского правительства в компании с А.Чубайсом, А.Шохиным, В.Шумейко, С.Шахраем и другими. Вновь начиналась новая жизнь.

Насколько я понимаю, наибольшую роль в моем назначении сыграл А.Чубайс, за что я ему премного благодарен, несмотря на все наши расхождения во взглядах по конкретным вопросам экономической политики.

…В Вашингтоне мы не успели купить себе ни дома, ни даже автомобиля. Однако потом лживая коммунистическая пресса года два искала мою недвижимость за границей. Моя семья лишь немного задержалась с отъездом для завершения учебного года (на деле все равно не завершили), но моих детей потом искали за границей еще несколько лет.

Надо сказать, мой внезапный отъезд из Вашингтона, где мы вели спокойную цивилизованную жизнь, в полную неизвестность удивил очень многих моих друзей. Моя зарплата в Вашингтоне составляла чистыми примерно 11 тысяч долларов в месяц, не считая различных привилегий, в Москве — символическую сумму в 50 долларов.

Я знаю многих наших сограждан, которые ни за что не вернутся в Россию. Справедливости ради надо сказать, что приглашенные мною в Вашингтон А.Думнов и Д.Хилов также вернулись в Россию по истечении двухлетнего контракта, хотя им и предлагали остаться.

Уже в Москве мне пришлось принять тяжелое решение о смещении Л.Григорьева с должности заместителя директора МБРР. Я назначил его на должность советника, а А.Думнова — повысил с советника до заместителя директора.

Необходимость такой акции была вызвана тем, что Л.Григорьев — по характеру академический ученый, — на мой взгляд, совсем не вписывался в рамки международной бюрократии. Я должен был быть спокоен и понимать, что в офисе российского директора все идет нормально и на необходимом уровне профессионализма. Несмотря на явное понижение, Григорьев не уволился с работы. Поступи он по-другому — я бы уважал его гораздо больше.