ШУТОВСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К МАРКСИЗМУ-ЛЕНИНИЗМУ
ШУТОВСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К МАРКСИЗМУ-ЛЕНИНИЗМУ
Марксизм-ленинизм очень рано (уже в школьные и армейские годы) стал для меня предметом насмешки. Я сочинял бесчисленные шутки и короткие юмористические истории на марксистские темы. В частности, еще в армии я определил производственные отношения как отношения между людьми в процессе их производства, определил женщину как объективную реальность, данную нам в ощущениях. В таком духе я потешал моих сослуживцев. И странно, что среди множества доносов, написанных на меня, не было ни одного по поводу моих шуток такого рода. Может быть, доносчики просто не увидели в них скрытой насмешки над святынями марксизма.
В тех рукописях, которые я уничтожил в 1946 году, было много коротких рассказов на марксистские темы. В частности, там была описана дискуссия о коммунизме, о которой я вспомнил много лет спустя, сочиняя раздел "Беседа о светлом будущем" для книги "Зияющие высоты". Многие сатирические куски такого рода в моих литературных произведениях были написаны на основе припоминания того, что я придумал в более ранние годы.
В студенческие годы издевательство над марксизмом стало моим призванием в наших компаниях. Забавно, что иногда я это делал даже во время лекций. Вот один из примеров тому. Профессор излагал нам марксистскую концепцию происхождения человека от обезьяны. При этом он сослался на известные в то время слова Сталина о том, что, когда обезьяны спустились на землю, кругозор их расширился. Я сказал довольно громко, что с деревьев-то вроде бы виднее. В аудитории начался смешок. Профессор от неожиданности растерялся. Но он был старый марксист-ленинец, набивший язык на диалектических выкрутасах. "Когда обезьяны сидели на деревьях, - воскликнул он ликующе, - они смотрели вниз! А когда слезли на землю, стали смотреть вверх! Ясно?" - "А зачем нужно им было смотреть вверх?" - спросила наивная девочка, относившаяся к белиберде такого рода с полной серьезностью. "Они с тоской вспоминали о том, что раньше на ветках сидели в безопасности", - поддержал мой шутливый тон один студент, бывший офицер. "Но дело не только в этом, - продолжал развивать прерванную гениальную мысль лектор. - Когда обезьяны слезли на землю, у них высвободились передние конечности для трудовой деятельности". "Передние конечности у обезьян высвободились прежде всего для того, чтобы было удобнее держать стакан с водкой", - сказал я под одобрительный хохот аудитории.
Сам марксизм преподносился нам в таком виде, что избежать насмешливого отношения к нему было просто невозможно. Вот, например, описание одной реальной истории. Мы изучали статью Ленина о профсоюзах, в которой вождь мирового пролетариата хотя и признавал формальную логику в сфере домашнего обихода, все же громил Бухарина именно за то, что тот подходит к профсоюзам с позиции формальной, а не диалектической логики. "По Бухарину, - говорил Ильич, - профсоюзы, с одной стороны, то, а с другой стороны - другое. Это типичная формальная логика. А на самом деле, т. е. с точки зрения логики диалектической, профсоюзы со всех сторон суть школа коммунизма". Иллюстрируя ограниченность формальной логики, Ленин ссылался на стакан. "Стакан, говорил он (очевидно, он вертел стакан в руках в это время или пил воду, наливая из непременного на таких заседаниях графина), - с одной стороны, можно использовать как инструмент для забивания гвоздей, а с другой - как орудие для питья". Это все нам и разжевывал доцент, специалист по диалектической логике. Он так долго и дотошно это делал, что в конце концов запутался сам и заявил, что стакан, согласно Ленину, со всех сторон есть школа коммунизма, а что профсоюзами можно заколачивать гвозди.
Я не был исключением в моих насмешках над марксизмом. Это было обычным делом в нашей студенческой среде. Причем все шутники при этом добросовестно сдавали экзамены по марксизму, защищали дипломы и диссертации, становились профессиональными теоретиками марксизма, преподавателями и пропагандистами. Шутили многие, но основы для этого и последствия у нас были различными.
В пятидесятые годы я имел счастье пару лет подрабатывать на жизнь в заочной Высшей партийной школе при ЦК КПСС. Многие анекдотические ситуации для моих книг я почерпнул в этой кузнице идеологических кадров. Все слушатели этой ВПШ должны были писать курсовые и дипломные трактаты, в которых они должны были показать свою способность подходить к проблемам марксизма-ленинизма творчески. А таких новаторов были сотни из всех районов страны и из всех сфер жизни общества: партийные работники из Якутии и с Кольского полуострова, профсоюзные деятели с холодного Урала и из солнечного Крыма, директора ювелирных магазинов и плодоовощных баз из Москвы и Алтайского края, офицеры, бухгалтеры, сталевары, хлеборобы и даже коменданты тюрем. И все должны были творчески развивать марксизм! И это в стране, где даже главному идеологу запрещено переставлять запятые в никем не читаемых сочинениях классиков, написанных ими еще до достижения половой зрелости! Творческие идеи курсантам должны были подсказывать мы, преподаватели. А так как нам платили поштучно (не помню сейчас, сколько именно, кажется, рубля по два за один трактат в переводе на нынешние деньги), мы были заинтересованы в том, чтобы охватить как можно больше таких "новаторов". И чего только я тогда не измышлял! А таких, как я, было десятки. Если бы все эти творческие вклады в марксизм собрать вместе, предать гласности и включить в марксизм, то последний не то что поднялся бы на новую недосягаемую высоту, а просто-напросто умчался бы в пространство с космической скоростью. Только бы его и видели!
В какой-то из моих книг описан партийный работник высокого ранга, который обращался к преподавателю философии на "ты", а к категориям диалектического материализма на "вы". Эта история на самом деле случилась со мной. Я "натаскивал" такого партийного бонзу в заочной партийной школе.
Как член партии, я должен был выполнять общественные поручения. Первое время я должен был читать пропагандистские лекции на разные темы, в том числе на темы о коммунизме. Я, хотя и старался быть серьезным, долго выдержать не мог. Мои лекции стали превращаться в "балаган", как записали потом в решении партийного собрания, и меня от пропагандистской работы отстранили. Произошло это после лекции, в которой я сделал предметом посмешища утверждение Ленина о том, что при коммунизме денег не будет, а из золота будут делать унитазы. Лекция была у строителей. Они живо реагировали на эту ленинскую мысль. Один рабочий сказал, что золото на унитазы не годится, так как слишком тяжелое. Другой рабочий заметил, что золото сразу же разворуют, унитазы распилят на кусочки, которые будут циркулировать вместо денег. И коронки для зубов все будут делать. Третий рабочий сказал, что у золотых унитазов придется ставить охрану, чтобы не разворовали. Идешь в туалет, а там у унитаза с одной стороны стоит милиционер, а с другой сотрудник КГБ. Кто-то сказал, что тогда тем более разворуют, сговорятся и пропьют на троих. Кто-то заметил, что при коммунизме милиции и КГБ отомрут. Ему возразили, что лучше пусть не отмирают. И тюрьмы тоже пусть лучше останутся. Без них нельзя. Разворуют. Ограбят. Изнасилуют. Зарежут. Вот в таком духе под общий хохот проходила моя беседа. Но кто-то написал донос в райком партии, и мне устроили головомойку за "глумление над святынями марксизма".
Но я так и остался бы в моем отношении к марксизму на уровне шутовства, если бы не занялся серьезным профессиональным его изучением и если бы не стал специалистом в области логики и методологии науки. Лишь на этой основе я отнесся к марксизму как в высшей степени важному явлению в истории человечества. Я не просто отверг его. Я выработал для себя учение, которое касалось тех же проблем, но удовлетворяло требования моего государства. Я изложил его в многочисленных социологических, публицистических и литературных сочинениях, к которым я отсылаю читателя.