ПОСЛЕДНИЕ ДНИ НА РОДИНЕ

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ НА РОДИНЕ

Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Я уже попал в неподконтрольный мне поток жизни, становился марионеткой обстоятельств. Это противоречило всем моим жизненным установкам и привычкам. Выход из этой тревожной ситуации нашелся сам собой, помимо нашей воли. Власти решили не создавать из меня нового великомученика наподобие Солженицына и Синявского. В конце июля нас навестил Р. Медведев (мы с ним встречались уже несколько раз до этого) и сказал, что, по его сведениям, меня решено лишить гражданства и выслать на Запад, но без скандала, который повысил бы интерес к моим книгам, а спокойно, под видом приглашения из какого-то западного университета. Я в это сообщение не очень-то поверил. Я уже подавал заявление о разрешении на поездку в США по приглашению Йельского университета, но мне отказали. И я решил больше никогда с аналогичными просьбами никуда не обращаться. Через день после визита Р. Медведева я получил открытку из ОВИРа - из организации, занимающейся оформлением документов на поездки за границу. Я ее выбросил. На другой день у нас "случайно" появился человек, который якобы сопровождал свою родственницу в ОВИР и ему якобы кто-то сказал, что мне дано разрешение на эмиграцию. Я сказал, что эмигрировать не хочу. Рано утром следующего дня к нам заявился посыльный с письменным предложением явиться в ОВИР в неприемный день с паспортом. Он доставил нас на своей машине туда. Там у нас отобрали паспорта и вручили "заграничные" с предложением в течение пяти дней выехать в ФРГ, в Мюнхен. Среди приглашений из западных университетов у меня было и приглашение из Мюнхенского.

Приказание покинуть страну застало нас врасплох и ввергло в шоковое состояние. Для нас высылка из страны была наказанием, которое было с какой-то точки зрения предпочтительнее тюрьмы и внутренней ссылки. Однако тюрьма и внутренняя ссылка должны были окончиться, и мы могли вернуться к нормальной жизни, пусть на более низком уровне. Высылка же на Запад была навечно, мы это понимали, и это пугало нас больше всего. К тому же я был далеко не молод, у нас была маленькая дочь. Оля знала, что с ее профессией найти работу на Западе будет практически невозможно. На Западе у нас не было никаких родных. Для нас как для глубоко русских людей жизнь вне России казалась просто невозможной. Но и оставаться было нельзя. Нас неоднократно по разным каналам предупреждали, что меня постигнет та же судьба, что и Ю. Орлова, что и в отношении Ольги будут приняты меры за соучастие в моей якобы антисоветской деятельности. Нам также "разъяснили", что высылка за границу приравнивается к тюремному заключению и что через несколько лет при условии "правильного поведения" мы сможем вернуться обратно и я смогу продолжать работать в логике в Академии наук или другом идеологически более нейтральном учреждении. Мы мало верили в такую перспективу. Но если уж приходилось выбирать из двух зол - высылка за границу или тюрьма, а в лучшем случае внутренняя ссылка, - то первое предпочтительнее. И мысли о судьбе дочери тут сыграли свою роль. Мы понимали, что в качестве моей дочери ее ожидает нелегкая судьба, если мы откажемся от выезда на Запад. И все-таки до последней минуты мы еще надеялись на то, что нас задержат в стране.

Мы раздали все оставшиеся наши вещи и мебель нашим родственникам и знакомым. Все эти дни наша квартира была открыта для посетителей почти круглые сутки. Спали мы урывками. Слухи о нашем отъезде распространились по Москве. Об этом сообщили и западные радиостанции. Срочно прилетели в Москву мой сын Валерий и брат Василий.

И вот в августе 1978 года мы с одним чемоданом, в котором были лишь русские книги для нашей дочери, покинули наш дом. Нас провожали родственники и друзья. На аэродроме нас провели какими-то внутренними коридорами, чтобы мы не могли показаться на виду у провожавших нас людей, - власти боялись каких-нибудь нежелательных демонстраций.

Мы были в шоковом состоянии. До последней минуты мы надеялись на то, что нас все-таки задержат под каким-либо предлогом. Но этого не случилось. Нас под конвоем провели в самолет западногерманской компании "Люфтганза". Мы бросили из окна самолета последний взгляд на Москву. И покинули нашу Родину.

Это было наказание за преступление, которое мы не совершали. Россия сама совершила очередное преступление против своего верного сына, ученого и писателя.