ОПТИМИСТИЧЕСКИЕ ГОДЫ

ОПТИМИСТИЧЕСКИЕ ГОДЫ

При Хрущеве в наших кругах началась веселая, радостная и даже разгульная жизнь. Мы были молоды. Начинались первые успехи. Защищались диссертации. Печатались первые статьи и книги. Присваивались первые звания. Делались первые шаги в служебной карьере. Началась оргия банкетов. Успехи были достаточно ощутимы, чтобы создать общий оптимистичный тонус жизни. Они еще были не настолько заметны, чтобы соображения карьеры и стяжательства стали разделять нас на разные социальные категории. Так что в наших компаниях участвовали пока еще на равных правах самые различные личности: работник ЦК и известный журналист А. Бовин; будущие диссиденты и эмигранты Б. Шрагин, А. Пятигорский и Н. Коржавин (Мандель); будущий редактор журнала "Вопросы философии", помощник высшего партийного чиновника Демичева, академик и помощник Горбачева, член Политбюро ЦК КПСС И. Фролов; будущий директор Института психологии В. Давыдов; будущий известный философ Э. Ильенков, который будет членом комиссии, подготовившей судилище надо мною в Институте философии (по поводу "Зияющих высот"), будущий редактор журнала "Коммунист" Н. Биккенин; будущий помощник высокого партийного чиновника и околодиссидент Ю. Карякин; будущий скульптор и эмигрант Э. Неизвестный и многие другие лица, ставшие известными в брежневские годы. В эти годы начало свою успешную карьеру поколение всякого рода карьеристов, составивших затем интеллектуальную элиту брежневского руководства и всплывших на поверхность в горбачевские годы. Многие из них появлялись в наших кругах, наши пути пересекались в частных компаниях, на бесчисленных заседаниях, на банкетах.

Наше единство (если тут уместно это слово) определялось не какими-то общими принципами и единством цели. Ничего подобного не было изначально. Мы все с самого начала видели наши различия, знали, кто и что есть. Оно определялось просто тем, что нам приходилось сталкиваться друг с другом по работе и по сфере активности вообще, и мы испытывали друг к другу какие-то симпатии. Общая атмосфера в стране для нас была такая, что наши различия еще не разъединяли нас принципиально. Будущие сотрудники партийного аппарата еще выглядели потенциальными деятелями культуры. Актуальные сотрудники КГБ и того же партийного аппарата еще пьянствовали вместе с деятелями культуры, изображая покровителей наук и искусств. Короче говоря, начинались годы не только политического, но и идеологического, и психологического, и карьеристического либерализма. Они описаны мною в "Зияющих высотах".

Надо сказать, что отличие этих лет от сталинских было весьма ощутимым. И мы все понимали это, чувствовали это и, естественно, использовали это. Нам казалось, что пришло именно наше время стать важными фигурами если не в политической, то, по крайней мере, в идейной и культурной жизни страны.

Во второй половине пятидесятых годов Институт философии АН СССР, где я работал, стал превращаться в один из ведущих идейных центров страны, а с точки зрения свободы мысли - в самый значительный центр свободомыслия. В тесной связи с институтом были журнал "Вопросы философии", редакция "Философской энциклопедии" и философский факультет университета. Директором института был бывший сталинист П. Федосеев, а затем - Ф. Константинов, редактором "Вопросов философии" бывший сталинист И. Митин, редактором энциклопедии - бывший сталинист Ф. Константинов. Но тон задавали молодые и сравнительно молодые (в районе сорока и более лет) философы, в большинстве окончившие образование уже в послесталинские годы. Возникло множество журналов и издательств, тяготевших к Институту философии как к идейному центру и поставщику авторов. Появилось довольно большое число энтузиастов, сделавших много для оздоровления идейной атмосферы в философии и околофилософских кругах, а через них - в интеллектуальной и творческой среде вообще. Среди этих людей были такие, которые впоследствии приобрели известность, например П. Копнин, Э. Ильенков, В. Давыдов, П. Гайденко, Э. Соловьев, Э. Араб-Оглы, М. Мамардашвили, А. Гулыга, И. Нарский, А. Богомолов, Ю. Замошкин, Н. Мотрошилова, Б. Грушин, Шубкин и многие другие. Но большинство осталось неизвестными, хотя их фактическая роль в оздоровлении идейной ситуации в стране была неизмеримо значительнее, чем это стало известно. Эти люди были работниками невысокого ранга. Но от них зависела публикация книг и статей. Они консультировали начальников более высокого ранга, готовя им статьи, книги и доклады. Хочу в этой связи упомянуть имя Г. Гургенидзе, долгие годы работавшего в "Вопросах философии". Это был человек редкостных моральных качеств, фронтовик, настоящий коммунист в том смысле, о каком я говорил выше. Он, оставаясь в тени, сделал для публикации в журнале молодых авторов и для повышения интеллектуального уровня журнала больше, чем кто бы то ни было. Мои статьи в "Вопросах философии" стали публиковать благодаря его усилиям. Первую мою статью он опубликовал под псевдонимом, чтобы обмануть бдительность редактора. Хочу отметить также большую роль, которую сыграли старые профессора, сохранившие достоинство в сталинские годы, в особенности такие, как Асмус, Бакрадзе, Лосев, Маковельский.

Одним словом, хрущевские годы были годами десталинизации советской идеологии, философии, культуры, вообще - духовной жизни страны. Это был длительный и болезненный процесс. Он оказался весьма ограниченным. Но когда он начался, он породил оптимизм и энтузиазм, выходивший за рамки потенциальных возможностей социальной системы. Кое-кто воспользовался этим и пошел настолько далеко, насколько позволяли его личные способности и творческие амбиции. Я эту ситуацию в стране использовал максимально. Я прорвался благодаря ей.

Вместе с тем тогда с самого начала давали о себе знать объективные факторы нашего общества, отрезвлявшие общее опьянение. Мы все понимали, что для закрепления и усиления жизненных успехов нужно было избрать один из двух возможных путей: либо настоящий вклад в культуру, либо действия по законам приспособления и карьеры. Большинство пошло по второму пути, используя свои маленькие способности и более или менее приличное образование как средство. Но лучшие сравнительно с людьми сталинского периода способности и образование, а также "либерализм", придававший им видимость оппозиционеров, породили у этих людей непомерно высокое самомнение, ставшее затем одной из черт горбачевизма: они сами вообразили себя идейными лидерами общества и стали изображать из себя "диссидентов у власти". Пройдя школу разврата в идейных бардаках хрущевских и брежневских лет, эти люди, выбравшись на поверхность, стали изображать идейное и творческое целомудрие. Нам всем с самого начала было ясно, что нужно было окунуться в трясину, болото и помойку советской реальности, чтобы действительно приобщиться к правящей и задающей тон жизни элите общества. Встав на этот путь, "лучшие люди" хрущевских лет сами заглушили загоревшийся было энтузиазм и превратились к тому моменту, когда они смогли сказать "Остановись, мгновенье!", в одно из самых гнусных порождений советской истории.