VI. Ночевка в болоте

VI. Ночевка в болоте

Неприятная была эта ночь. Пришлось приткнуться между корнями большой ели, где было хоть немного сухого места и куда мы трое могли приткнуться, только скорчив ноги. Кругом была сплошная мокрота. Мох, серый и жесткий в сухие дни, набух от дождей и тумана, как вата, — под ним и в нем стояла вода. Воздух был насыщен мелкими капельками влаги и несметным количеством огромных желтых комаров, которые звенели, как скрипичный оркестр. Густой туман, а может быть и облако, лежал густым слоем, закрывая темные ели от корней до самых макушек.

На нас все было мокро: сапоги, портянки, носки — все это надо было стащить и завернуть ноги в сухие тряпки. Комары донимали так, что пришлось накрутить на шею и на руки все, что было: чулки, рубашки, кальсоны. После жаркого, утомительного дня атмосфера полярного болота пронизывала нестерпимой сыростью и холодом. Мальчик спал у меня под боком и даже ухитрился согреться. Муж задремывал, но ежеминутно со стоном просыпался. Я не спала. Тело затекло и застыло; хотелось вытянуться, но ноги сейчас же попадали в воду. Время тянулось мучительно медленно: потянет ветром, отнесет облако, кажется, будто начинает светать; через минуту все опять затянет и стоит та же белая тьма. Как только туман стал подниматься, я разбудила мужа: надо было скорее уходить из этого страшного болота.

Вид у мужа был ужасный: вокруг шеи у него была повязана рубашка, одна рука закручена фуфайкой, другая кальсонами, ноги обернуты портянками. Казалось, будто весь он изранен и перевязан. Под черным накомарником лицо его казалось еще бледнее. Он дрожал всем телом: руки тряслись, зубы стучали. Он сдерживался изо всех сил и не мог побороть озноба от холода, сырости и усталости.

Надо было поднимать и обувать мальчишку, а он, несмотря ни на что, спал крепчайшим сном. Жалко было его будить, но светало быстро, хотя было всего три часа ночи.

— Вы что? — недовольно ворчал он, едва продирая глаза.

— Идти надо! Надевай сапоги.

— Спать хочется.

— Нашел где спать — в болоте. Выйдем на сухое, там поспим. Надо склон пройти, пока солнце не встало.

Он стал послушно натягивать непросохшие сапоги.

— Пятка болит? Дай посмотрю.

Он сердито отмахнулся от меня. Страшно было снимать носок среди кровожадных комариных туч.

С первых же шагов мох зачмокал под ногами, как губка. Холодная вода просочилась в сапоги. Но ходьба все-таки согревала, и в нашем положении было легче идти, чем сидеть в болоте.

Склон поднимался круто, а впереди до бесконечности тянулись поля белого мха, среди которого нарядно выделялись оранжевыми шапками подосиновики. Странным казалось: как это наши среднерусские грибы зашли в Карелию, за Полярный круг и засели в белый мох, среди скал и гранитов.

Облака сначала сплошь покрывали небо, потом стали слоиться, и за горами появилась узкая оранжевая ниточка зари. Солнца еще не было видно, но становилось предательски светло. И в это время мы наткнулись на тропы. Человеческих следов на них не было, но не было и звериных. Со страхом бросились мы вверх, переступая через тропы, чтобы не оставить на них своего следа, выбирая места, наиболее защищенные елками или даже камнями, где бы наши темные фигуры были менее заметны. Граница была близка. Возможно, что это были пути пограничной охраны. Каждую минуту мог показаться всадник в защитной форме с зелеными нашивками и перестрелять всех. Скрыться было некуда.

Шли мы часа два. Вышли за границу леса, где около огромных гранитов корчилась в расщелинах только узловатая, кривая полярная березка и ива, а склону, как проклятому, и конца не было. Взошло солнце. В прозрачном разреженном воздухе свет его был холодный и острый. Вдали, за тонкими пластами облаков, прорывались темные горные хребты с жесткими, жуткими очертаниями.

Когда в школе учишь географию, то твердо запоминаешь, что полярный север — это тундра, бесконечные плоские болота. Перед нами же развертывалась мощная горная страна с черными безлесными цепями, громоздившимися так, как будто кто их нарочно сдвинул, чтобы никому в голову не могло прийти шагать по этой бесконечной, суровой стране.