Через Норвегию - в Англию

Через Норвегию - в Англию

Без помех он проехал через Финляндию, Швецию и прибыл в Христианию1, раскинувшуюся на берегу живописного Ослофиорда, несомненно, сотворенного ледниками. О беглеце сообщили во все портовые города, и названа была его главная примета - пышная русая борода. То обстоятельство, что Кропоткин ее сбрил, пожалуй, и позволило ему остаться неузнанным.

1 Так в 1624-1924 гг. назывался г. Осло, столица Норвегии.

Пять лет минуло с того времени, когда он прошел по финским болотам пешком вдоль строившейся железной дороги в поисках следов оледенения и нашел их. Фундаментальный труд, содержащий теорию последнего оледенения Земли, над которым он продолжал работать в Петропавловской крепости, был завершен. Друзья рассказали ему, что Александр вместе с Иваном Поляковым отредактировал рукопись и подготовил ее к печати. Когда состоялся побег, ее уже начали набирать в типографии Стасюлевича.

Совместимо ли его теперешнее положение с научной работой? Время покажет. Пока же он думает не о продолжении занятий наукой, а о том, как быстрее возвратиться в Россию, где ему, конечно же, придется жить в подполье, и уж вряд ли будет возможность появиться в Географическом обществе…

Несколько дней, проведенных в Христиании, были посвящены знакомству с жизнью норвежской столицы. Тогда самостоятельной, независимой Норвегии еще не существовало. Была уния со Швецией: общий король, общее правительство, но был свой парламент (стортинг). Положение Христиании по отношению к Стокгольму чем-то напомнило Кропоткину Иркутск, некоторая самостоятельность которого сохранялась, благодаря значительной его удаленности от столичного Петербурга. В Норвегии важную роль играло еще и то, что норвежские крестьяне не знали крепостного права. Они боролись за свои права с полным сознанием своего достоинства, не испытав унижения рабством. Их интересы отстаивала в стортинге особая крестьянская партия, издававшая свою газету. Не то что в России, где, например, «чайковцы» жестоко поплатились за одну лишь попытку объяснить людям физического труда элементарные их права.

На пароход Кропоткин сел в старинном порту Бергене, одном из городов средневекового торгового ганзейского союза. Там же простился с Марком Натансоном, который сопровождал его. С ним многое обсудили, пересекая Финляндию. Умелый, волевой организатор, он проведет потом лет пятнадцать в ссылке и станет одним из основателей партии социалистов-революционеров (эсеров), «наследницы» народников и народовольцев.

А на палубе парохода, куда Кропоткину удалось пробраться незамеченным, он разговаривал с одним профессором их Христиании. Говорили по-норвежски. Подобно Паганелю Жюля Верна, выучившему португальский вместо испанского, Петр Алексеевич думал, что изучает шведский язык, готовясь на петербургских дачах к поездке. Оказалось - норвежский, и кстати… Норвежец дал Кропоткину газету с отчетом о только что возвратившейся из Северной Атлантики экспедиции профессора Мона, исследовавшей глубоководную часть океана. Сразу возникла мысль предложить английское изложение статьи известному английскому научно-популярному журналу « Nature », с которым Кропоткин предполагал наладить сотрудничество.

Еще в 1871 году в этом журнале была напечатана его небольшая статья о полярных сияниях на Байкале, подписанная английскими буквами «Р. К.» Он надеялся, что по этой заметке его вспомнят, и он сможет продолжить работу, подписываясь другими инициалами. A. L. Ведь теперь у него был паспорт «чайковца» Александра Левашова, того самого, что сыграл роль кучера при его побеге. Теперь, как и Кравчинский, Левашов, уехал на помощь повстанцам Сербии, поднявшимся против турецкого угнетения.

Итак, один, с чужим паспортом, гладко выбритый, в цилиндре, вышел Кропоткин на берег в Гулле. Опасаясь, что и в этот порт проникли царские ищейки, он сразу же выехал в Эдинбург, шотландскую столицу, где снял небольшую комнату на окраине города. Первую, написанную по-английски заметку о путешествиях русского географа Н. М. Пржевальского* в Центральной Азии Кропоткин послал сразу в газету «Tumes» и в журнале «Nature».