Под прицелом «Священной дружины»

Под прицелом «Священной дружины»

Летом 1881 года тайная организация «Священная дружина», созданная в окружении Александра III для охраны самодержавия, вынесла «мятежному князю» смертный приговор. Он узнал об этом еще в Лондоне, получив письмо от Петра Лаврова. Весть дошла по цепочке от знаменитого писателя«сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина. Заключив тайный союз, представители высшей аристократии и бюрократии - генералы, министры, великие князья, лично знавшие Кропоткина-рюриковича, - встали а защиту самодержавного государства от нигилистов-революционеров.

Логика их рассуждений была простой: Кропоткин как самая крупная фигура политической эмиграции, по-видимому, руководит из-за границы российскими народовольцами-террористами. Именно он организовал, считали великосветские «охранники», покушение на Александра II. Ему-то и надо отомстить за гибель царя-освободителя.

В Женеву послали провокатора, царского охранника Климова, который, чтобы познакомиться с Кропоткиным, наладил издание якобы революционной газеты под названием «Правда» (не его ли использовали потом большевики для своего печатного органа?). Но друзья уберегли от встречи со шпионом Петра Алексеевича, который, узнав о заговоре, принял меры: он напечатал в газете «Le Pevolte», а также в «Бунтовщике» сообщение о том, что ему стали известны имена организаторов покушения, все материалы заговора против него будут опубликованы в европейских газетах, если на него совершат нападение.

«Священная дружина» отказалась от своих планов, а спустя 25 лет в России был опубликован дневник члена тайной полиции группы генерала Смельского, в котором вся эта история была раскрыта.

Тогда по договоренности между правительствами России и Швейцарии Кропоткину было объявлено о выдворении его из Швейцарии. В 1881 году пришлось покинуть Кларан: он поселился с женой в приграничном французском городке Тонон, на берегу Женевского озера.

Жаль было расставаться с Швейцарскими Альпами, которые они оба очень полюбили. Горы манили Кропоткина, напоминая о сибирских походах юности. И своих друзей, которые приезжали в Швейцарию, он всегда приглашал подняться в горы, к зеленым альпийским лугам и величественным ледникам. Так, с Иваном Поляковым они побывали на знаменитом среди географов Большом Алечском леднике, о котором вместе читали в книге Джона Тиндаля еще в далекой Сибири. Прогулки в Альпы с Дмитрием Клеменцом, Николаем Морозовым или Верой Засулич сопровождались дружескими беседами и спорами на политические темы. Засулич и Морозов были сторонниками террористических методов борьбы, Кропоткин, хотя и признавал революционизирующее влияние героических поступков, предостерегал своих друзей от чрезмерного увлечения ими. С Н. Морозовым много говорили и о научных проблемах естествознания и, конечно, о революционной борьбе».

И все же повод для его ареста нашелся, когда в конце 1882 года произошло восстание углекопов в районе Монсо-ле-Мин, близ Лиона. В нем заметное участие приняли анархисты во главе с юристом Эмилем Готье, выступавшим с агитацией. Она упала на подготовленную почву, на многих шахтах рабочие уже принимали на собраниях резолюции о передаче шахт, оборудования и домов в руки рабочих.

Прогремели два-три динамитных взрыва. Вот и повод. Конечно, это «почерк» русских террористов и их главного предводителя Кропоткина. Это он, проезжая осенью через район угольного бассейна, совратил шахтеров своими антигосударственными речами - так писали в газетах.

Роман Эмиля Золя «Жерминаль» из жизни углекопов Лионского округа в период восстания 1882 года также сыграл свою роль в искажении восприятия Кропоткина общественностью. В качестве одного из зачинщиков он изобразил анархиста с фамилией русского звучания - Суарин. Герой Золя призывал ко всеобщему разрушению. Он жил, презирая всякие узы, связывающие людей, не зная ни привязанностей, и радостей жизни. Этим он не только не напоминал, а существенно отличался от Кропоткина, но поскольку созданный Золя герой был вроде бы русский и вроде бы анархист, стали поговаривать, что прототипом для него послужил именно Кропоткин.

Шпионы ходили вокруг дома Кропоткина, ему посылали провокационные послания, в которых говорилось о якобы отправленных партиях динамита. Петром Алексеевичем даже была собрана целая коллекция подобных писем, и на всех конвертах он надписал «Police Lnternationale». При обыске их у него забрали, но на суде впоследствии представлять не решились. Обыск ничего не дал полиции кроме этих, ею же состряпанных писем. Пока Кропоткина оставляли а свободе, хотя ясно было, что ареста не избежать. В лондонской «Fimes» даже было напечатано сообщение об уже свершившемся побеге Кропоткина из Тонона. Но он отправил в редакцию письмо с указанием своего адреса и с заявлением о том, что не думает скрываться.

Да и обстоятельства не позволяли покидать домик в Тононе. Как и почти десять лет назад, в Петербурге, ареста можно было бы избежать. Но Кропоткин был арестован в тот момент, когда не мог думать только о себе. В его квартире умирал от чахотки брат жены. Он скончался в ночь на 21 декабря. И всего через три часа, на рассвете, в дом ввалились жандармы с ордером на арест. Он просил оставить его с женой, скованной горем, до похорон ее брата под честное слово, обещая к назначенному сроку явиться в тюрьму. Но жандармы были неумолимы. Его увезли в Лионскую тюрьму. Вскоре приехал вызванный телеграммой верный друг Элизе Реклю и друзья из Женевы. За гробом брата Софьи Кропоткиной шла половина населения Тонона, знавшего, кто“поселился в этом тихом городишке и кого арестовали в ту ночь, когда умер мало кому известный молодой русский.