Три тысячи верст по горной тайге

Три тысячи верст по горной тайге

Одним из первых очагов освоения природных богатств Сибири стал в середине XIX столетия район Ленских золотых приисков. Еще в 1849 году начали работать Спасский и Вознесенский прииски. А с 1863 года Ленское товарищество приступило к эксплуатации россыпных месторождений в долине реки Ныгри. В этом же году было обнаружено золото в бассейне Витима, правого притока Лены. Добыча золота непрерывно расширялась. И скоро на приисках в летнее время стало скапливаться до нескольких тысяч рабочих. Однако снабжать всем необходимым этот удаленный район было трудно. Скот, например, приходилось гнать через непроходимую тайгу и болота из Якутии, с Вилюя, где его и так было мало. Гораздо удобнее был бы путь с юга - из южно-забайкальских степей. Обеспокоенные золотопромышленники обратились в Сибирский отдел Русского географического общества с просьбой о помощи в изыскании к приискам пути, которым можно было бы доставлять скот и товары, и пожертвовали на это изрядные суммы.

Топограф А. Ф. Усольцев первым прошел с глазомерной съемкой через обширную и очень сложно устроенную горную страну, преграждавшую путь на север. Он впервые сообщил о монолитном и величественном хребте Кодар. Через узкие его ущелья эвенки вывели Усольцева в Чарскую котловину. Но маршрут Усольцева обогнул прииски с востока, а главное, он оказался очень трудным, непроходимым для больших караванов.

Было предпринято еще несколько попыток проникнуть к приискам, но все были неудачными и, как писал потом Кропоткин, способствовали тому, чтобы удерживать от дальнейших попыток. Тем не менее Кропоткин, уже зарекомендовавший себя как хороший организатор научных походов, охотно принял предложение промышленников, которое давало ему возможность совершить путешествие в не исследованную пока область Сибири.

Экспедиция получила название Олекминско-Витимской, поскольку прошла через горную страну, образующую водораздел притоков реки Лены - Витима и Олекмы.

К отряду был прикомандирован топограф В. И. Машинский для проведения глазомерной съемки. Он освободил, таким образом, Петра Алексеевича от «геогностических исследований», как тогда говорили. По инициативе Кропоткина в экспедицию включили молодого (ему тогда было всего 19 лет) учителя Иркутского военного училища Ивана Полякова, свои первые шаги в науке сделавшего под руководством Кропоткина. Золотопромышленники с научным составом согласились, присоединив к нему еще скотопрогонщика П. Чистохина с двумя бурятами, чтобы запомнить путь, который будет найден. Кроме того, в отряде - два вожака-тунгуса и 4 конюха - всего 13 человек. Под вьюками (из которых главную тяжесть составляют 67 пудов сухарей) идут 30 лошадей и для них 9 запасных - всего 52 лошади.

Проанализировав имевшиеся крайне скудные материалы, Кропоткин решил идти не с юга, а с севера - напрямую через гольцы к устью реки Муя, а не огибать огромную горную территорию, как это пытались сделать его предшественники. Этот путь Кропоткин выбрал, познакомившись с примитивной «картой», нацарапанной на бересте эвенком Павлом Максимовым, вобравшей, быть может, вековой опыт таежных кочевников. Они ходили этим путем. Значит, пройти можно.

Кропоткин решил, что экспедиция должна непременно иметь научные результаты, поэтому взял с собой барометр и термометры, горный компас, буссоль, шагомер. Поляков запасся ружьем и всем нужным для изготовления чучел птиц и зверей, собирания насекомых и растений. Продовольствием и лошадьми обещали обеспечить золотопромышленники на своей «резиденции».

Кропоткин выехал из Иркутска 9 мая 1866 года, а на следующий день вся экспедиция собралась на берегу Лены, в селе Качуг. Здесь погрузились в плоскодонную большую лодку - паузок, на котором основная группа медленно поплыла вниз по Лене.

Кропоткин с Поляковым, с первого же дня начав исследование берегов, сначала плыли в почтовой лодке, используя частые остановки для осмотра обнажений горных пород и сбора геологических образцов. Кропоткин внимательно присматривался к немногим прибрежным поселениям. Русские крестьяне, несмотря на неблагоприятные условия, освоили хлебопашество на берегах Лены, используя как подспорье скотоводство, охоту и рыболовство. Кропоткин исследует этнографию, экономические связи и хозяйственный уклад бурят и эвенков, населяющих долину Лены. И ухитряется еще работать над переводом с английского «Геологии» Дж. Пэджа, который они взялись сделать вместе с братом.

Геологические исследования берегов Лены были очень важны. Мнения Меглицкого и Миддендорфа относительно возраста песчаников, слагающих берега Лены, сильно расходились - на десятки миллионов лет.

Решив выяснить истину, Кропоткин начал с добросовестных, очень детальных описаний обнажений пород. Известняки Миддендорф считал более молодыми, чем красноцветные песчаники. Но Кропоткин установил, что это не так - известняки подстилают красноцветы, они, несомненно, древнее. Он обратил внимание и на новейшие образования ленской долины, которые могли бы помочь выяснить вопрос о ледниковом периоде в Сибири, а также на следы обитания первобытного человека по ее берегам. «Издавняя заселенность Азии, обилие пещер в ленских известняках - все заставляет думать, что в них могут встретиться факты для разъяснения темных вопросов о временах младенчества человеческого рода», - напишет он в отчете об экспедиции.

Диапазон интересов, проявившихся у Кропоткина в самом начале Олекминско-Витимской экспедиции, очень широк: от геологии до антропологии. Он регулярно ведет метеорологические наблюдения, а кроме того, собирает сведения по этнографии и экономике.

В последние дни мая вся экспедиция собралась в Крестовской резиденции Ленского товарищества. Сформированный здесь вьючный караван из полусотни низкорослых якутских лошадей за восемь суток прошел по таежной тропе около трехсот верст и пересек бассейн реки Большой Патом. Кропоткин назвал эту довольно мрачную местность Патомским нагорьем.

Горная страна, сложенная известняками, поверх которых разбросаны явно «инородные» валуны, снова обратила мысль Кропоткина к далекому ледниковому периоду. Он находил немало следов древних ледников и в районе приисков, где рабочим приходилось взрывать валуны, мешающие разрабатывать шахты. Их слагают породы, не встречающиеся в долине. Несомненно, что принесены они с дальних гор. Какими силами?

Ни реки, ни морские течения, ни плавучие льдины не могли этого сделать. Только ледники. Древние, уже исчезнувшие, которые покрывали некогда большую часть Восточной Сибири. В одном из писем к брату Петр сообщает: «…Писал, между прочим, опять о следах ледникового периода, которых я все ищу здесь. Неужели климатические условия Европы и Америки не распространились на Азию?»

Чтобы судить о климате прошлого, надо знать современные климатические условия. Пока о климате Сибири практически нет данных. Но вот оказалось, что на Вознесенском прииске его управляющий на протяжении восьми лет ведет наблюдение температуры воздуха и направления ветра.

День и ночь, не разгибаясь, Кропоткин переписывал данные этих наблюдений, а потом сравнил показания термометра со своим, точным, ввел в данные поправки и снабдил нового наблюдателя, которым стал местный врач, подробной инструкцией. Особое внимание он просил обратить на направление ветров, на связь с ним температур воздуха. Он собирался проверить свои предположения, возникшие еще во время экспедиции в Саяны, о переносе в Сибирь теплого и влажного атлантического воздуха на больших высотах. В нем он видел причину характерной для Сибири зимней инверсии температуры воздуха, когда при подъеме в горы становится теплее.

2 июля экспедиция вышла с Тихоно-Задонского прииска и углубилась в тысячеверстную тайгу, имея с собой лишь берестяной рисунок эвенка.

За рекой Вача в светло-лиловом тумане выступили скалистые горы Ленско-Витимского водораздела. Медленно караван взобрался на вершину мрачного горного массива, сложенного глубинными кристаллическими породами и укутанного непроглядной вековой тайгой.

Витим широко разлился после весеннего снеготаяния и дождей, и переправа была нелегкой - два дня ушло на нее. С большим трудом перевели на другой берег лошадей. А там пошли прямо на юг, пересекая монолитный, почти нерасчлененный, суровый и неприступный хребет, названный Кропоткиным Северо-Муйским.

Каждый день - тяжелые переходы: то в гору, то вниз - в долину. Шли медленно. Кропоткин то и дело останавливался, записывал, зарисовывал, ехал дальше и продолжал думать, покачиваясь в седле.

Наледи, часто пересекавшие ручьи Патомского нагорья, оказались самым серьезным препятствием на пути. Лошади скользили по облизанному водой льду. Лучше было спускаться в холодную до судорог воду, чем карабкаться по этим миниатюрным ледникам.

Переход, занявший четыре месяца, был нелегким. Пересекли обширную горную территорию, очень сложно устроенную. Отдельные элементы ее, на первый взгляд совсем не связанные друг с другом, оказались единой горной страной, которую Кропоткин назвал Олекминско-Витимской.

Спустившись с Южно-Муйского хребта, двинулись по болотистой равнине Витимского плоскогорья. К югу растительность становилась менее угнетенной, она как бы расправлялась. Видимо, связано это с постепенным уменьшением заболоченности. В низкорослом березняке появились отдельные могучие экземпляры лиственницы, прочно укоренившейся в тонком слое талой почвы над плитой вечной мерзлоты. Но вот болота сменяются забайкальскими степями, склоны холмов становятся суше, обнажаются от леса, широко расстилаются луга, пересекаемые неглубокими прозрачными речками.

На этот участок маршрута уже была карта, но если ей верить, на пути должна была бы встать могучая стена Станового водораздела. Решив, что хребет пересекает весь материк, казаки-землепроходцы, открывавшие в XVII веке Сибирь, назвали его «Необходимым Камнем». Однако Кропоткин установил: «Станового хребта не существует и этим громким именем называется размытый водами уступ, которым обрывается плоскогорье в долину реки Читы» 1. Лишь очень небольшим повышением (чуть больше тысячи метров над уровнем моря) отмечен водораздел между водами Северного Ледовитого и Тихого океанов. И хотя Кропоткин не видел восточного продолжения Станового водораздела, интуиция его не обманула. Гигантского червеобразного хребта от Монголии до Чукотки, нанесенного на карту первыми землепроходцами, не существует.

1 Зап. РГО. СПб, 1873, т. 3, С. 406.

8 сентября внушительный караван - более полусотни лошадей - вошел в Читу. Путь для прогона скота из бурятских степей на Олекминские прииски был найден. Через тридцать лет появился проект использования этой трассы для строительства железной дороги Бодайбо - Чита, а уже в конце XX века начались изыскания по строительству автомобильной дороги из Бодайбо на станцию Таксимро Байкало-Амурской магистрали.

Если проект осуществится, дорога частично пройдет по пути кропоткинской экспедиции 1866 года.

Но главный, важнейший итог этого путешествия для Кропоткина был в том, что оно помогло ему найти ключ к общему строению гор и плоскогорий Восточной Сибири. «Нашей главной задачей было пройти, - писал Кропоткин. - А удастся собрать богатый научный материал или нет - это был уже вопрос второстепенный… Впрочем, кое-что, не лишенное интереса, удалось-таки собрать; важно уже то, что нам удалось заглянуть в этот неведомый край и пересечь это нагорье во всю его ширину» 1.

1 Там же.

«Кое- что» -это глазомерная съемка на протяжении 3000 верст, позволившая существенно исправить карту обширной территории, около 400 «сроков» метеорологических наблюдений, включавших в себя измерение атмосферного давления, температуры воздуха, направления и силы ветра, облачности, состояния атмосферы; это описание геологических обнажений на берегах Лены и разрезов ледниковых отложений на Патомском нагорье, в районе Ленских приисков и на Витимском плоскогорье; это зоологические сборы И. С. Полякова: 40 видов млекопитающих и 107 видов птиц; это, наконец, оригинальные идеи и обобщения, изложенные в необычайно обширном «Отчете об Олекминско-Витимской экспедиции», который будет издан через семь лет.

Результаты экспедиции произвели большое впечатление на географов, признавших в молодом князе-есауле своего коллегу.

А пока «герой похода», неожиданно показавший удивительные способности полевого работника-естествоиспытателя, думал над тем, чтобы расстаться с Сибирью, может быть, лишь на время. Его не покидала мысль о том, что нужно продолжить учебу в университете: пока он считал себя самоучкой. К тому же его все меньше удовлетворяло положение военного чиновника. Оно, хотя и предоставляло возможность заниматься исследованием природы, но не освобождало от таких обязанностей, которые расходились с заложенными с детства демократическими убеждениями.

Конечно, он не предполагал, что уже очень скоро покинет Сибирь. Но произошло событие, ускорившее принятие решения.