Глава 13 ВХОД ЧЕРЕЗ ВЫХОД: ОН ЖЕ ВДОХ ЧЕРЕЗ ВЫДОХ

Глава 13 ВХОД ЧЕРЕЗ ВЫХОД: ОН ЖЕ ВДОХ ЧЕРЕЗ ВЫДОХ

В мае Плант решился прервать свое добровольное заточение. Сам он описывает этот период так: «Я не выходил из депрессии днями. Бесцельно слонялся по сельским пабам, напивался пивом, бренчал на фортепиано. Растолстел так, что меня никто не узнавал».

Но время лечит любые раны: Плант постепенно стал приходить в себя, Морин окончательно физически оправилась от последствий родосской аварии и была беременна (сын, Логан Ромеро, родился 21 января 1979 года).

Встреча коллектива, первая с того злосчастного дня в Новом Орлеане, в почти полном составе произошла в замке Clearwell, в местечке Forest of Dean возле валлийской границы. Отсутствовал Бонзо: он тоже получил свою долю «цеппелиновского проклятья», перевернувшись весной на машине и сломав три ребра.

Точно неизвестно, что там говорилось, однако главным итогом стало решение при первой возможности собраться на репетицию и начать подготовку к записи нового альбома. По поводу возможности работы на сцене и гастролей Плант отвечал предельно уклончиво — трагические события сильно расшатали его психику, и он не был вполне уверен, захочется ли ему когда-либо снова стоять на сцене перед людским морем.

Чтобы вернуться к жизни и набрать форму, Плант принимает неожиданное и очень демократическое решение — все лето он спорадически появляется на самых разных площадках — от пабов до небольших концертных залов — на концертах с местными музыкантами из округи Киддерминстера и Бирмингема, с явным удовольствием исполняя различные блюзовые и рок-н-ролльные стандарты в неформальной обстановке.

Но собрать группу на репетиции удается только в октябре: долгие простои неизбежно привели к тому, что у всех появилась своя жизнь и свои дела. Джимми был занят монтажом частной студии в своем особняке, Джон Поль — тем же самым плюс многочисленными продюсерскими проектами, Бонзо — быками и вообще сельским хозяйством.

Репетиции обернулись некоторой неожиданностью: единственным человеком, явившимся на них с запасом музыкального материала в загашнике, оказался Джон Поль Джонс. Джимми, по-прежнему бледный и странный, все еще пребывал в затянувшейся борьбе с опиатами. Роберт, по вполне понятным причинам, тоже находился в творческом застое. Впрочем, этот поворот был воспринят лидерами группы с некоторым облегчением — они явно боялись, что у них самих не найдется ничего нового, что можно было бы сказать миру.

Репетировали недолго — уже 6 ноября 1978 года LZ перебираются в студию. На этот раз они решили отправиться в Швецию, в Стокгольм, на получившую к тому времени большую популярность студию Polar Records, основанную и принадлежащую группе ABBA.

По воспоминаниям Ричарда Коула, который присутствовал на этой записи, настроение было самым унылым за всю историю LZ — заинтересованности в работе не было никакой. Группа явно устала сама от себя. Горячился и горел только Джонс, который справедливо рассудил, что не должен упускать шанса выдвинуться на передний план.

Тем не менее альбом был закончен в короткие три недели, назван In Through The Out Door («Внутрь, через дверь, ведущую наружу»), а дальше началась обычная возня вокруг обложки, которая традиционно завершилась через девять месяцев, в августе следующего года.

На этот раз очередная революция в области дизайна заключалась в следующем: для обложки пластинки были использованы шесть похожих, но слегка отличающихся друг от друга фотографий гостиничного бара в Новом Орлеане. Для каждой пластинки методом «тыка» выбиралась одна из фотографий, после чего она дополнительно запечатывалась в коричневый бумажный пакет. Таким образом, покупатель не мог видеть, какой конкретно вариант оформления он получает. Расчет (вполне оправдавшийся) был на то, что наиболее фанатические поклонники будут приобретать все шесть вариантов, чтобы располагать полной коллекцией оформлений.

Сам альбом, безусловно, резко отличается от предыдущих, в чем немалая заслуга Джонса, не только написавшего большую часть музыкального материала, но и резко изменившего концепцию звука, выдвинув богато аранжированные клавиши на передний план. В музыке LZ впервые зазвучали интонации, характерные для нарождающейся в то время «новой волны». Это новое звучание могло бы, несомненно, стать пропуском для LZ в новое десятилетие, не рассуди судьба иначе.

Особенно яркими вехами в музыкальной эволюции LZ стали такие песни из этого альбома, как «In The Evening», «I’m Gonna Crawl» и «All My Love», особенно последняя — лирическое посвящение Планта памяти своего погибшего сына.

Всю первую половину 1979 года неуверенность по-прежнему сохранялась: члены группы вели диффузное существование, пересекаясь друг с другом только на ответственных тусовках; Плант по-прежнему не давал ответа на конкретно заданный вопрос, собирается ли он когда-либо вновь выйти на сцену.

Не с первого захода Гранту, наконец, удалось все-таки добиться своего: 22 мая LZ официально объявил, что возвращается в лучи рампы. Выступления наметили на первые два уик-энда августа в программе открытого фестиваля в Небуорте, графство Хартфордшир.

Следует напомнить, что эти концерты должны были стать первыми концертами LZ на британской земле с 1975 года. Питер Грант рассчитывал, в случае успеха намеченного шоу, убить сразу двух зайцев: во-первых, убедить колеблющегося Планта, что LZ по-прежнему жизнеспособная концертная группа, а он — ее фронтмэн, во-вторых, убедить музыкальных критиков и широкую публику, что LZ не является живой окаменелостью и в эпоху панка так же способен привлекать многотысячные толпы зрителей.

Во многом расчеты менеджера оправдались: вопреки скептическим высказываниям писак и акул пера, 284 тысячи билетов на небуортский фестиваль разошлись в течение двух дней. Это был несомненный успех, бороться с которым было трудно. Чтобы превзойти этот рекорд для самой большой открытой площадки Англии, потребовалось еще 15 лет и братья Галлахеры.

Первый день фестиваля, 4 августа, стал неожиданным для многих триумфом коллектива, уже списанного некоторыми в анналы истории: вместе с «зайцами» (подсчет был сделан при помощи спутника) на поле Небуорт под городком Стивенэйдж набилось более 200.000 цеппелиноманов разных возрастов. На втором концерте, 11 августа, народа было несколько поменьше, но тоже где-то под двести тысяч.

LZ выступили неожиданно свежо, нетипично и жестко, продемонстрировав понимание «новой» энергетики, основанной больше на жесткой командной игре, чем на пространных нарциссических соло. Впервые были заметны сильные перемены в облике и поведении Джимми. Он возмужал и внутренне собрался: героин на время был заброшен (хотя борьба еще не была завершена: в начале 80-х белый демон еще пару раз возвращался в дом гитариста). В целом, даже у скептиков и музыкальных р-р-революционеров сложилось самое приятное впечатление от небуортского мероприятия (хотя, как ни парадоксально, в силу каких-то макроэкономических просчетов проводившая фестиваль фирма Tedoar через месяц пошла с молотка).

Но самое положительное воздействие прошедшие концерты возымели на самих музыкантов: особенно в сочетании с последовавшим 20 августа релизом In Through The Out Door. В Америке новый альбом стал платиновым в течение двух дней, затащив следом за собой в течение пары месяцев в чарты «Billboard» все остальные альбомы LZ. В октябре в чартах находилось одновременно 9 альбомов британского квартета — такого в США не помнили со времен Элвиса. Не хуже складывалась ситуация и в других странах.

Оставалось признать, что мнение критиков, как это часто бывает, сильно расходилось с мнением публики: по крайней мере, здорово забегало вперед.

Несмотря на то что между Presence и In Through The Out Door прошло 35 месяцев и сменилась целая музыкальная эпоха, энтузиазм определенной части публики в отношении LZ оставался неизменным.

Воодушевление подействовало практически на всех участников коллектива: осенью возобновились репетиции концертной программы, утрясались все мелкие недочеты, вскрывшиеся во время Небуорта.

Правда, дурная карма LZ тоже не успокаивалась и продолжала свою разрушительную работу. 8 ноября Питер Грант вынужден был признать, что вечный нянь музыкантов и заводила всех цеппелиновских гусарств Ричард Коул уже с трудом отдает себе отчет, на каком свете он находится, и ни к какой административной работе более не пригоден — так далеко зашел роман старины Ричарда с героином. Скрепя сердце, Грант вынужден был уволить Коула, с которым проработал бок о бок 13 лет, дав, правда, обещание, что возьмет его обратно, как только тот излечится от пристрастия к «генри». Ареной борьбы с героином Коул избрал Рим, где и был арестован вместе со своей подругой на следующий же день по обвинению… в терроризме. Обвинение оказалось сплошной липой, однако Коулу все же пришлось похлебать полгода баланду с макаронами. Впрочем, нет худа без добра: тюрьма сделала то, чего не смог сделать ни один наркодиспансер — Коул выздоровел.

Зимой произошла еще одна темная история: в особняке Пэйджа Plumpton Place 19-летний юнец, знакомый гитариста, скончался от передозировки героина. Самого Пэйджа дома не было, и все обвинения с него были сразу же сняты, однако слухи и пересуды о наркотиках и черной магии поползли снова: Пэйдж счел за лучшее продать печальное место и купить новый особняк, на этот раз в Виндзоре — тот самый, где вскоре суждено будет умереть Джону Бонэму.

Среди всех этих перипетий LZ продолжали встречаться и репетировать, хотя спринтерские темпы юности были уже очевидно им не по силам (или не по кайфу) — только 30 мая 1980 года Питер Грант смог официально объявить о начале европейского турне — первого турне после гибели Карака.

Несмотря на то что пресса метрополии хранила гордое молчание о туре «LZ Over Europe 1980», прием на местах, в частности, в Германии, был очень хорош. Группа полностью учла веяния времени: вместо феерии огней и пиротехники — почти голая сцена, вместо пространных соло — жесткая, лаконическая подача материала. За всем этим явно была видна рука Джона Поль Джонса, который находился в прекрасной форме. Плант тоже оживал на глазах. Сложнее обстояло дело с двумя другими участниками: Пэйдж то блистал как прежде, то появлялся на сцене вялый, разбитый, болезненный и несобранный. Трудно сказать, в чем тут было дело — в героине, черной магии, переутомлении или во всем вместе, но Пэйдж уже был явно не тот, что прежде.

Хуже же всего дела обстояли у Бонзо: 27 июля, на концерте в Нюренберге, он даже свалился в обморок после третьего номера, и концерт пришлось отменить. Правда, на следующий день он, ухмыляясь, объяснил, что, дескать, местный шнапс слишком крепок, но видно было, что и этого сивку укатали крутые горки.

8 июля, в последний день тура, Грант одержал решающую победу: окрыленный успехом в европах, Плант дал согласие на американские гастроли, правда, оговорив их предельный срок 30-ю днями. Казалось, что в новом десятилетии LZ ничто не помешает остаться на лету и что эта песня останется прежней навсегда.

5 сентября 1980 года группа собралась в новом особняке Джимми для репетиций перед отъездом в Америку. Бонэм прибыл крепко под шофе и продолжал опрокидывать рюмку водки за рюмкой в течение всего вечера. Впрочем, в тот день ничего серьезного не планировалось — первая репетиция традиционно выливалась в пьянку на радостях, поэтому за количеством поглощаемого Бонэмом спиртного никто особенно не следил. Да и кто когда в группе LZ следил за такими мелочами?

Ближе к вечеру, когда окончательно стало ясно, что Джон мертвецки пьян, его отнесли на руках в приготовленную для него спальню, уложили в постель на бок и так оставили.

Когда к полудню Бонзо не проснулся, один из операторов группы Бенджи Лефевр, решил проведать его. Джон Бонэм лежал на спине: был холоден и мертв. Как установил позднее коронер, смерть наступила утром от удушья, вызванного попаданием в легкие рвотных масс. В желудке у Бонзо было в ту ночь 2,5 литра водки (более хрупкому Хендриксу для того, чтобы умереть такой же смертью, хватило бутылки красного вина). Ему было 32 года.

Плант кинулся к родным Бонзо — жене с двумя детьми (сыну Джейсону и дочери Зое), — чтобы сообщить им ужасную весть и поддержать их. Джон Поль в страшном шоке поспешил к себе домой. Пэйдж остался дома объясняться с врачами и полицейскими.

Еще никто не произнес ни слова, но всем было ясно, что этот удар станет последним для изветшавшего в штормах воздушного судна.

Через две недели, после печальных похорон на сельском кладбище, то, что осталось от группы собралось на острове Джерси на одну из самых коротких в истории LZ встреч. Оттуда Пэйдж, Пласт и Джон Поль вылетели в Лондон: там, в номере отеля «Савой», их поджидал Питер.

– Что мы будем делать дальше? — спросил Плант.

– Все что угодно, но только не быть LZ, — ответил менеджер.

– Слава Богу, ты сам это сказал. Нам так не хотелось тебе этого говорить!

Официальное заявление гласило:

«После потери нашего друга в глубочайшем согласии и понимании между нами и нашим менеджером мы решили, что не можем продолжить существовать как группа».