Глава 7 Казнь через повешение

Глава 7

Казнь через повешение

Прошло некоторое время после этих событий, всколыхнувших всю зону, как вдруг однажды — а случилось это перед Новым годом, в середине декабря — Матвей ни с того ни с сего пожаловал к Дымку. О чем они говорили, не слышал никто, потому что они были одни, но говорили очень долго. Затем, после вечерней поверки, Дымок позвал к себе шестерых самых достойных и уважаемых немолодых каторжан, среди которых оказался и Француз, и все они после недолгих переговоров отправились в будку киномеханика, к Матвею.

Вся зона, естественно, была в большом недоумении, но здесь привыкли к сюрпризам, которые нередко предоставляла нам лагерная действительность, поэтому оставалось одно — ждать. В полночь они вышли от Матвея, и я одним из первых в зоне узнал, что же произошло на самом деле.

День тот выдался солнечным. И морозная, снежная зима, как по заказу, принарядила зону в это ясное утро:

прикрыла белым пухом лагерные строения, заровняла болотистую лыжневку, побелила сверху изумрудные льдины-края темно-лиловых прорубей на реке, расшила серебряными узорами окна бараков и кацебурок. На просторной лагерной территории пахло остро, свежо, как пахнет обычно после лютой метели…

По подъему, прямо у порога кабинета кума, на старом фонарном столбе висел один из самых близких людей Коли Дымка — Леха Колымский. Место казни было выбрано неслучайно. Зона, конечно, поняла все, поняли это, к сожалению, и легавые.

Через несколько дней после описанных мною событий Колю Дымка, Француза, Матвея и еще 22 арестанта вывезли с этой командировки. Среди этих достойных каторжан был и я.

Что же произошло в ту ночь в будке у Матвея? Сразу начну с того, что о Матвее братва, которая его знала, отзывалась абсолютно точно. Вдобавок ко всем положительным качествам, которыми он обладал, он был еще и умен, что, согласитесь, дает определенного рода преимущество над большинством людей, которые вас окружают в заключении.

За несколько лет до описываемых мною событий в Тобольской «крытой» умер один старый и авторитетный уркаган по кличке Букет. В это время рядом с ним находился только Матвей, они сидели в камере вдвоем. Перед смертью Букет взял слово с Матвея, что он выполнит обещание, а затем рассказал Матвею историю, которую я не берусь здесь пересказывать, расскажу лишь суть.

Одна конченая сука сдала ментам всю воровскую бригаду прямо в делюге, и этой нечистью был Леха Колымский, который сам был членом той бригады и, видно, по совместительству еще и иудой. На тот момент, когда Букет поведал Матвею эту историю, из живых ее свидетелей оставался только он один, но и он вскорости умер.

С тех пор прошло четыре года, и вот тут-то и произошла эта роковая встреча, невольными свидетелями которой оказались все мы, обитатели этой командировки. Матвей прекрасно понимал, что голыми руками такую шельму, коей он по праву считал Леху Колымского, взять будет невозможно. Теоретически — да, все складывалось, казалось бы, просто. Рассказать обо всем Дымку, тем более что тот знал некоторые подробности этой делюги, а там справедливость восторжествует или, по крайней мере, должна будет восторжествовать.

Но это, к сожалению, было только теоретически. Главным аргументом для иуды было отсутствие свидетелей его предательства. А при таком раскладе на воровские весы всегда ставится прошлое тех, кто качает базар друг против друга. И хотя жизнь Матвея и не была замарана никакими позорящими бродягу поступками, а, наоборот, была посвящена всему воровскому, к тому же он был честный малый, — все же этого оказалось явно недостаточно. Леха Колымский был вдвое старше Матвея, а если исходить из того, что всю жизнь он провел рядом с ворами и никто ничего порочащего его честь не слышал, то уже одно это сводило к нулю все заслуги Матвея. Я уже не говорю о тех моментах в жизни этой падали, которые были отмечены воровскими подвигами, а такие действительно были. Так что при воровском раскладе чаша весов однозначно склонилась бы не на сторону правды — и так порой бывало в нашей жизни… Это являлось «заслугой» легавых первого отдела, — они могли работать!

Что там говорить, на моей памяти были случаи и похлеще этого. Когда между двумя достойными идет подобного рода качалово, миром это не кончается никогда, точнее одного из них ждет неминуемый приговор — смерть. Так что в преступном мире, для того чтобы обвинить человека в предательстве, да еще и повлекшем за собой человеческие жертвы, необходимо иметь очень веские, бесспорные аргументы его вины. В подобных щекотливых ситуациях сто раз приходилось отмерять, чтобы один раз отрезать.

Не многих знавал я людей, которые бы на свой страх и риск стали действовать так неординарно, разыгрывая умопомешательство, чтобы быть исключительно верными данному покойному вору слову, тем самым подчеркивая свою масть, как это рискнул сделать Матвей.

Но главным фактором успеха его предприятия стал исключительный случай — этот справедливый провидец Божий. В самое ближайшее время на зоне должен был состояться воровской сходняк. Воры, заранее предупрежденные об этом мероприятии, уже находились в пути, съезжаясь на нашу зону со всего края. В зоне помимо Дымка знали об этом, как и положено, всего несколько человек. Среди этих нескольких был и Леха Колымский.

Результаты этого сходняка ментам нужны были как воздух, ибо, опираясь на его постановления и директивы, они и планировали свою грязную работу по усилению режима и уничтожению людей, им не покорных. И каким бы странным это ни показалось, но для связи со своим агентом легавые избрали лагерного кума.

Я уже упоминал, что в этом лагере кум являлся своего рода фортецалой. В лагере необходима была административная единица, он и был ею, не более того. Все об этом знали, и никто не обращал внимания на людей, бывавших в его кабинете. Визиты каторжан в этот кабинет почти никогда не имели ничего общего с оперативной работой. Кум был по национальности корейцем и к тому же всегда был страшным попрошайкой, чем и пользовались арестанты в полной мере. Так что, с точки зрения ментов, это место стало идеальным для встреч с агентом.

Правда, они не учли кое-что, а именно: что человек все же лишь предполагает, а всем располагает Бог. Конечно, будь кум хоть чуточку умнее или хотя бы поматерее, Матвею было бы не промести ему эту пургу с головой. Кум должен знать, что такие люди, как Матвей, просто так на сторону легавых не переходят вообще, да еще после их козьих экзекуций. Да и больные на голову люди не ведут себя так странно, моментально меняя, с точностью до наоборот, свою жизнь и свои привычки.

Но, слава Богу, кум оказался лохом. Матвею, имевшему еще со школьной скамьи пристрастие к радиоаппаратуре, нетрудно было установить в его кабинете микрофон, а провод провести к себе в будку. Таким образом, как только кто-то из интересующих его людей входил в кабинет кума, Матвей включал магнитофон и делал запись.

Вот таким образом и была выявлена и разоблачена, а впоследствии и казнена одна из самых матерых сук ГУЛАГа Леха Колымский. Все эти подробности я слышал от самого Матвея, когда после очередного этапного пролета «столыпин» наш прибыл в необъятный Краслаг на пересылку Решеты.

Пробыли мы здесь около месяца, и, встретив Новый, 1979 год, мы отправились в зону в поселок Горевой, но она нас не приняла, и мы развернулись назад. Далее было еще несколько лагерей Дальнего Востока, Сибири, Урала и Крайнего Севера, куда завозили нас этапом, но нигде не принимали.

Почти со всеми, кто выезжал со мной в лагеря на Уссури, я распрощался по дороге, на разных тюрьмах и пересылках страны. Чувствовал я себя неважно, откровенно устав от всех этих «столыпиных», шмонов и пересылок.

Почти ни на что не обращал внимания, кроме, конечно, своей масти, но приходилось терпеть. Научился не реагировать ни на какие посторонние шумы, да так, что если бы у меня над ухом целый день сводный хор милиции распевал «Калинку», я бы спал себе спокойно, не обращая на них никакого внимания. Простился я и с Французом, но с ним после полугодового скитания по этапу я доехал до пересылки Весляна, откуда когда-то выезжал в столь долгое и со всех сторон познавательное путешествие.