Борьба за свободу слова

Борьба за свободу слова

Уже в ходе кампании помощи рабочим Сиднея социалисты Квинсленда вызвали сильное недовольство правительства штата и полицейских властей. Следствием этого явился приказ начальника полиции не разрешать Артему и его друзьям по партии публичные выступления на открытом воздухе по воскресным дням.

«Английская конституция разрешает, а начальник полиции запрещает», — иронизировал Артем. Было решено объявить войну этому беззаконию. Артем убедительно разъяснял товарищам, что если не сопротивляться полиции в ее попытках ограничить свободу слова и собраний, то последует новое более серьезное наступление реакции на права рабочего класса. В письме к Екатерине Феликсовне от 14 октября 1913 года, беспокоясь по поводу молчания своих московских корреспондентов, Артем одновременно рассказывает о борьбе рабочих Квинсленда за свои права: «…На днях получил газеты и успокоился. Значит, живы. Меня, как видите, тоже еще не придушило ничем. При работе грузчиком это такая обыкновенная вещь. Придушить, может быть, еще и не придушит, а вот в тюрьме, кажется, придется посидеть.

У нас сейчас в самом разгаре файт за фри спич, а по-русски: борьба за свободу слова. Как видите, такая борьба возможна и в Австралии. Уже около дюжины тюремных приговоров социалистам вписаны в историю квинслендского суда; и еще не одна дюжина будет вписана. И как вы думаете, за что? За то, что люди осмеливаются говорить, не имея писаного разрешения на то от начальника полиции; при этом на суде неизменно фигурирует циркуляр начальника — не разрешать социалистам говорить в воскресенье… Мы решили вести борьбу до конца. Каждое воскресенье наши ораторы выходят говорить; говорят всегда на том же месте; их арестовывают. Но симпатии масс, очевидно, уже на нашей стороне. Тысячи народа собираются слушать наших ораторов. И с каждым воскресеньем народу прибывает все больше. Мы ожидаем каждый момент, что полиция от отдельных ораторов перейдет к организаторам этой борьбы и арестует комитет борьбы за свободу слова. Тогда и вашему покорному слуге придется заняться исследованием сходств и различий пенитенциарных [27] учреждений абсолютной монархии и демократической республики. Возможно, что я и не дождусь этого и обстоятельства заставят выйти на улицу раньше.

Мы думаем, что мы выиграем в этой борьбе очень много; нас здесь почти не знали раньше. Нам очень многие сочувствуют сейчас. Я суечусь, как всегда. Русская привычка, нас здесь в городе русских какая-нибудь сотня, а шуму и суеты больше, чем от десяти тысяч англичан… На русских рабочих Австралия действует много лучше Америки. В Америке русские — синоним буяна, пьяницы, дикаря. Здесь в массе русские трезвы, зато они почти все учатся, почти все сразу примыкают к сознательному рабочему движению.

Одиночки, которые живут здесь «по-американски», еще резче подчеркивают основной, сознательно пролетарский тон русской колонии…»

Артем счастлив: он снова в своей родной стихии, в строю борцов. Что же может быть дороже этого в его жизни? Сколько душевной силы и бодрости в строках его письма. Артем говорит с иронией о тюрьмах Австралии, он чувствует, что не избежит знакомства с этими учреждениями заокеанской страны. Но разве того, кто побывал в Николаевке, способны запугать тюремные заведения штата Квинсленд?

Каждое воскресенье социалисты — соратники Артема— выступают в Брисбене перед тысячной толпой рабочих. Приходят полицейские, хватают оратора, надевают ему наручники и увозят в тюрьму. Австралийцы, на глазах которых происходит все это, наглядно убеждаются в цене австралийской демократии. За попытку говорить — тюрьма. Вот они, смелые парни, настоящие защитники народных прав, — социалисты, которых травит буржуазная печать, которых сажают в тюрьму.