Неравный бой

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Неравный бой

С каждым часом, называя пароль, на завод прибывало все больше и больше вооруженных людей. Пришли боевики, обвешанные бомбами, санитарки с Сабуровой дачи во главе с Дашей Базловой. Развертывался перевязочный пункт. Устанавливались огневые точки для прицельной стрельбы из винтовок и для метания бомб. Все шло по заранее намеченному плану, кроме одного, и, пожалуй, самого важного: на завод еще не прибыли солдаты революционных полков. Это начинало беспокоить. Артем, Авилов, Палчевский, Бассалыго посоветовались с товарищами и решили послать связных в воинские части, в казармы, чтобы на месте выяснить причины задержки.

Что же увидели связные, посланные в воинские части, на помощь которых рассчитывали восставшие рабочие? Одним из связных был Саша Садевский. Он пришел в Святодуховские казармы, где размещался Лебединский резервный батальон. Здесь все было как будто бы в порядке, солдаты одетые лежали на койках, ружья стояли в пирамидах. В Воронежском батальоне внешне все шло тоже хорошо: арестовали офицеров, патрули из революционных солдат охраняли расположение части, командный состав был революционный. Эти батальоны по плану восстания поднимались не первыми. Начинать восстание в гарнизоне должны были Московские казармы.

— Но там я нашел ужасную картину, — рассказывал по возвращении на завод Саша Садевский. — Вместо того чтобы, как и в других частях, у ворот стояли наши дневальные, я увидел у ворот группу офицеров, затем какую-то подводу и ни одного боевика. Я туда не зашел, пробрался со стороны Ващенковской улицы, нашел там двух боевиков. Заглянул через забор на казарменный плац. Стоит у стены казармы толпа разоруженных солдат, человек двести пятьдесят — триста. Их охраняют караульные с винтовками. На плацу множество вооруженных полицейских и офицеров. Видны попы. На подводах лежат водка и пряники. Сотками раздают водку обезоруженным солдатам. В других казармах, где стояли революционные или колеблющиеся войска, та же картина: солдаты обезоружены и заперты в своих помещениях.

Штабом восстания принято решение отправить Артема к паровозникам, чтобы в случае необходимости ударить по осаждающим завод войскам с тыла боевой дружиной Паровозного завода.

В пятом часу утра около завода Гельферих-Саде стали появляться отдельные казаки-разведчики. Одного из них поймали, привели в столовую завода, где находились руководители восстания. Начался допрос, выяснилось, что выступление солдат провалено окончательно.

Правительственные войска окружают завод — пехота, казаки, артиллерия. Жерла пушек наводятся на заводские ворота и здания. На Конной площади, что прилегает к заводу, устанавливаются пулеметы. Все улицы и переулки на подходах к заводу блокированы полицией и пехотой.

Правительственные войска готовятся к штурму завода так, будто бы он представляет собой первоклассную крепость.

К воротам завода подходит офицер с белым платком. Он передает штабу восставших ультиматум военного командования: полная капитуляция без всяких условий. На размышления дается 30 минут. Если осажденные не сдадутся, они будут уничтожены орудийным огнем.

Телефонная линия на Паровозостроительный завод еще действует. К аппарату вызывают Артема. Ему докладывают о положении на Гельферих-Саде. Артем просит товарищей держаться до прихода на помощь паровозников: «Мы идем к вам на выручку!»

Над Харьковом трубит тревожный гудок Паровозостроительного завода. «Отец трубит, отец зовет», — надо всем бросать работу и идти на зов паровозного…

Два митинга происходят в одно и то же время. Первый на Паровозостроительном заводе. Артем призывает рабочих немедленно идти на помощь осажденным на Гельферих-Саде. Меньшевик-провокатор Сигаев, а за ним эсер Забелин бьются в истерике: «Вас ведут на пролитие крови, куда вы идете?» Артем называет этих ораторов предателями и предлагает кончать разговоры:

— Революционеры, за мной, а прочие могут отправляться домой… — Три тысячи рабочих, предводительствуемые боевой дружиной во главе с Артемом, строятся в колонну. Развернуты красные знамена. У дружинников в руках винтовки, револьверы, бомбы; остальные берут, что попадет под руку: железные прутья, полосы, гайки, большие гаечные ключи и другое заводское «оружие»…

На Гельферих-Саде также митинг: как быть с ответом на ультиматум военного командования? Настроение у осажденных подавленное. Нашлись слабые души, которые предложили сдаться на милость победителей. Несколько десятков человек, в большинстве студенты-меньшевики, вышли из ворот завода с белым флажком. Их тут же арестовали. Дружинники и рабочие расходятся из столовой завода по боевому расписанию. Ответа на ультиматум не будет.

С крыши дома заводской администрации революционеры обращаются к солдатам, окружившим завод, с призывом не быть братоубийцами. Но слишком много на площади офицеров, казаков, жандармов. Выпитая с благословения начальства водка также притупляет слух солдат, они не отвечают на призывы рабочих.

Из воспоминаний адъютанта харьковского генерал-губернатора видно, какие большие усилия были предприняты командованием, чтобы солдаты не перешли на сторону рабочих. Отбирались наиболее стойкие подразделения, привезенные в Харьков из других городов. Адъютант губернатора писал:

«День 12 декабря должен был послужить проверкой и испытанием для войск гарнизона, которые так опозорили свое имя три недели тому назад. Рассчитывали, что если солдаты будут действовать молодцами против гельфериховского завода — второго по своему значению в революционном отношении — и с честью выйдут из этого испытания, то, разгромив это осиное гнездо, можно будет ударить и на главных заводил, которые засели на Паровозном заводе».

Если оставить в стороне контрреволюционную фразеологию адъютанта-белоподкладочника, то из приведенного отрывка его воспоминаний ясно видно, что харьковские генералы придавали весьма серьезное значение штурму завода Гельферих-Саде. Против 500–600 дружинников действовала целая армия, солдаты которой должны были доказать свою благонадежность. Полной уверенности в этой благонадежности у командования не было.

На втором этаже длинного выходившего фасадом на площадь старого заводского здания находился склад готовой продукции: здесь стояли приготовленные к отправке земледельческие машины, которые производил завод.

Дружинники освободили себе место между окнами, в простенках. Сложили там бомбы и запас патронов к винтовкам. Здесь обосновались бомбометальщики. Из окон здания хорошо просматривалась вся Конная площадь и расположенные на ней войска. Часть боевиков расположилась во дворе и у забора, прилегающего к улице, некоторые забрались в снежные сугробы.

Кто-то из рабочих поднялся на вершину водокачки и оттуда прокричал товарищам в заводском дворе:

— Вижу, вижу, позади войск, с той стороны площади, идут к нам на помощь паровозники. Видны красные знамена, впереди в кожаной куртке Артем!

Не успел рабочий с водокачки закончить радостную весть о приближении товарищей с паровозного, прозвучал рожок горниста. Время ультиматума истекло. Это было первое предупреждение осажденным. Снова заиграл горнист — второе предупреждение, и, наконец, третий сигнал горниста… Затрещали пулеметы, раздался ружейный залп. Прогромыхали два пушечных выстрела. В ответ на обстрел, будто раненое живое существо, загудел Гельферих-Саде. Заводской гудок гудел непрерывно и тревожно, оповещая город о совершающемся беспримерном насилии.

Но что это, почему на Гельферих-Саде не слышат свиста пуль? Стрельба все усиливается, но правительственные войска стреляют не по осажденным на заводе, а в обратную сторону. Огонь открыт по паровозникам, по Артему.

В «Известиях Федеративного совета харьковских комитетов РСДРП» от 13 декабря 1905 года описывается сражение правительственных войск с возглавляемой Артемом рабочей дружиной Паровозного завода.

Паровозостроители «…Двинулись по Петинской улице и, не встречая нигде препятствий, достигли Конной площади. В это время раздались два пушечных выстрела. Всем стало ясно, что отступать нельзя и надо перейти к решительным действиям. Милиционеры обнажили шашки и с криком: «Бей их, за ними, братцы!» — ринулись в бой. Раздался треск револьверных выстрелов. Казаки отошли назад на расстояние, при котором револьверные пули и бомбы не могли достать их, и затем дали по толпе целый ряд оружейных залпов. Милиционеры дрогнули, но не отступили. Передовые отряды продвинулись вперед и ответили выстрелами. Тогда началось нечто не поддающееся описанию. Казаки открыли огонь пачками. Дождь пуль буквально засыпал всю площадь, воздух огласился шумом и треском со всех сторон. Милиционеры были вынуждены отступить, оставив на поле брани много раненых и убитых. Озверевшие казаки дошли до того, что не давали подбирать раненых и грозили стрелять в санитаров. Только спустя довольно долгое время удалось подобрать с площади наших товарищей и отправить в больницу».

Артем, шедший в атаку в первом ряду дружинников, остался жив. Дружинники засели за укрытиями и продолжали вести огонь по войскам. Тем временем вся огневая сила правительственных частей обрушилась на осажденный завод Гельферих-Саде. Из трехдюймовых орудий полетели снаряды.

Со слов очевидцев можно составить картину неравного боя регулярных воинских подразделений всех родов оружия — пехоты, конницы, артиллерии — против вооруженных чем попало дружинников и рабочих на заводе Гельферих-Саде.

Брат Димы, командира дружинников-боевиков, Константин Бассалыго стоял под деревом рядом с кирпичным забором. С этой позиции бой, по его свидетельству, развертывался так:

— По всей площади раздалась трескотня пулеметных и ружейных выстрелов, звук которых сразу заглушили три орудийных раската. Два снаряда пробили стенку наружного фасада завода, осыпая наших боевиков кирпичом и штукатуркой. Третий снаряд был направлен в железные ворота завода. Ударом был разрушен верхний железный горизонтальный упор ворот, который со свистом и шумом вместе со снарядом пролетел недалеко от меня в глубь завода.

Пулеметные пули беспрерывно свистали по крыше здания, отсекали ветки деревьев и сбивали снег. Ветки эти со снегом падали вниз и осыпали меня, стоявшего под деревом.

Стрельба из пулеметов и ружей велась не только по осажденным, а почти по всем прилегавшим к Конной площади улицам, где скопилось много рабочих, решивших при звуках горниста броситься на солдат и захватить пулеметы. Но отчаянная отвага почти безоружных людей была разбита пулеметным огнем.

Через пару минут орудийный залп повторился. Снаряды пробили стены завода, произвели опустошения внутри зданий, где засели наши боевики. Что могли эти беззаветно храбрые люди противопоставить снарядам? Свои револьверы, которые никакого вреда не могли причинить солдатам, стоявшим от завода на расстоянии пятисот метров.

Другой участник восстания на заводе Гельферих-Саде, А. С. Шаповалов, так описывает пережитое во время событий 12 декабря:

«…Метальщики бомб были все товарищи, мне мало знакомые… В ближайшем около меня простенке стоял также с бомбой в руках, как мне показалось, мальчик лет 16 с очень тонкими чертами лица. Всмотревшись ближе, я заметил, что это была девушка, переодевшаяся, чтобы принимать участие в боевых действиях, в мужское платье… На миг прибежал к нам комендант Николай. Он отдал последний приказ, как обращаться с бомбами.

— Выбивай, товарищи, окна!..

Метальщики бомб стояли в простенках окон наготове. Во рту каждого дымилась папироска, чтобы зажечь фитиль и бросить вниз через бойницы бомбы. Грянул выстрел, что-то рухнуло, ударило в стену… Здание, как мне показалось, пошатнулось. Силою удара снаряда, отдавшегося сквозь стену, меня отбросило от стены аршина на полтора. Тотчас раздался второй выстрел, третий, четвертый. Отбрасываемые ударами снарядов, мы снова немедленно подскакивали к стене. С потолка сыпалась известка, воздух наполнился густой красной кирпичной пылью. Тряслась стена, шатался под нашими ногами пол. Ухали орудия. Я насчитал не менее 20 пушечных ударов. Вдруг, после того как я оказался отброшенным особенно далеко ударом снаряда от простенка, у которого я стоял, послышался страшный треск, все закачалось, и значительная часть стены во всю вышину помещения рухнула вниз.

Группу бомбометателей раздавил рухнувший простенок. Влетает в здание снаряд, оторвана нога у одного из боевиков, разворочен бок, вываливаются кишки. Несчастный человек понимает, что это конец, он просит товарищей оборвать его страдания, застрелить из револьвера. Но кто способен сделать такое? Сосед, к которому обратился с этой страшной просьбой умирающий, через минуту падает контуженный новым разрывом снаряда, он очнется лишь в больнице».

Артиллерийский огонь прекратился. Из развалин вытаскивают раненых и убитых, сносят их в столовую завода.