Артем в Брисбенской тюрьме
Артем в Брисбенской тюрьме
Высказанное в письме к Мечниковой предположение Артема о том, что его вскоре арестуют, что пришла пора тюремной паузы в его жизни, оправдалось раньше, чем это можно было ожидать.
Произошло это в воскресенье на главной улице Брисбена. Том Сергеев, взобравшись на какой-то ящик, окруженный тысячной толпой жителей Брисбена, говорил о беззакониях, творимых полицией. «Людей хватают и сажают в тюрьмы за то, что они осуществляют свое право на фри спич, освященное законами этой страны. Мы, социалисты, боремся за истинную демократию — за свободу слова, печати, собрания; за справедливое социальное устройство общества…» Недолго говорил Артем на главной улице Брисбена. Через толпу, грубо расталкивая слушателей и раздавая налево и направо удары дубинкой, к Артему пробивались рослые австралийские полисмены. А дальше все пошло по известному порядку. Оратора подхватили под руки, потащили в полицейский участок. Там Артему было предъявлено уже набившее оскомину обвинение: «Арестован и привлекается к судебной ответственности за устройство открытого воскресного митинга, предварительно не испросив на это разрешения».
В полицейском участке Артем пробыл всего лишь два часа, а затем был освобожден впредь до суда под залог, внесенный социалистической партией. Суд не заставил себя ждать. Уже на следующий день, в понедельник, Артем предстал перед полицейским судом. Он был осужден и сейчас же после окончания судебной процедуры взят под стражу.
«Скоро подали тюремную карету, меня и пятерых уголовных сковали ручными кандалами попарно и повезли в тюрьму».
Через час пути осужденные были доставлены на место. Еще один раз в жизни Артему представилась возможность изучить тюремный быт, на этот раз австралийской тюрьмы.
Ввели на двор, построили в шеренгу для обозрения начальством.
«В это время произошло мое первое знакомство с английскими надзирателями. Взглянув в сторону, я увидел одного из товарищей-социалистов; облаченный в арестантскую одежду, он стоял, вытянувшись перед надзирателем, и, отдавая ему честь, что-то говорил».
«Эта поразительная картина, — писал Артем, — показалась мне настолько комичной, что я стал улыбаться, едва сдерживая смех. Вдруг послышался крик по моему адресу:
— Внимание! Вы должны стоять смирно, руки по швам! Вы в тюрьме, и не забывайте этого».
Артем было запротестовал, но надзиратель — вежливый джентльмен — перебил его и возмущенно сказал:
— Разве вы не знаете, как должны отвечать тюремному начальству?
Артем чистосердечно признался:
— Не знаю.
— «Так точно, сударь!» — должны вы говорить, — пояснил надзиратель. Артем как бы вскользь заметил:
— Я, сударь, имею честь впервые быть клиентом австралийской тюрьмы, и потому, сударь, меня должны были сначала познакомить с правилами поведения в этих учреждениях, а потом уже требовать исполнения правил.
Артема отправили в отведенное ему тюремное жилище. Там он увидел просторную камеру, стены которой были выкрашены в нижней части белой, а в верхней желтой краской. Камера эта была похожа, по словам Артема, «на большой каменный гроб. Дно его (пол) было цементное. Под белым потолком — небольшое, забитое железной решеткой окно; дверь толстая, железная, без «глазка».
Обстановка камеры, по свидетельству опытного в этих делах узника, «была довольно разнообразна: деревянный столик и такой же табурет, прикованные цепью к стене. Щетка и жестянка для собирания пыли в камере, жестяная кружка с водой, жестяной тазик и такая же «параша», маленький половик и шесть одеял. В камере, как и во всей тюрьме, безукоризненная чистота. Ни нар, ни кровати в камере не оказалось. В этой тюрьме арестанты спят в особых гамаках. Любителям сильных ощущений и тем, кто находит жизнь легкой, я смело рекомендую эти гамаки как новый вид пытки… Гамак, конечно, лучше голых и грязных нар, но в Брисбенской тюрьме он так устроен, что спать возможно только после довольно продолжительной привычки к нему; в течение же нескольких первых дней пребывания в тюрьме никто в нем спать не может. Он устроен из куска длинной и узкой парусины с палками на концах и прикреплен крючками к двум противоположным стенкам одиночки. Получается такое выгнутое корыто, что голова и ноги арестанта висят в воздухе, а туловище почти касается пола».
Арестанту Артему за 4 копейки в день полагалось выполнять работу по уборке второго этажа одного из тюремных зданий. Громадный коридор нужно было три раза в неделю мыть и ежедневно подметать; ту же работу необходимо было делать в 20 камерах второго этажа. В обязанности Артема входило чистить камерные столы, все медные части на дверях, вычищать кружки, наполнять их водой. Но и этого мало.
«При уборке мне приходилось ежедневно скоблить и мыть… виселицу, помещавшуюся в том коридоре, который я убирал. Впервые попавший в тюрьму никак не узнал бы в местной виселице орудие удушения людей. Она устроена в высшей степени просто и кажется слишком примитивной для того, чтобы ею убивать людей.
Коридор второго этажа по длине его разделяется пустым пространством на две части, из которых каждая идет вдоль ряда одиночек. Для перехода с одной стороны коридора на другую оба они в трех местах соединяются проходами. В одном из таких проходов пол разделяется на две части в виде лежащих ворот. Над этим полом в потолке приделаны три крючка, один от другого на расстоянии 2 футов. К этим крючкам прицепляется веревка, петлю которой набрасывают на шею заключенному, стоящему на полу, особой рукояткой пол под осужденным опускается и — правосудие торжествует…»
В 1913 и 1914 годах Артем написал ряд очерков об Австралии, они печатались в легальном большевистском журнале «Просвещение», выходившем в Петрограде. В самих названиях очерков «Счастливая страна», «Из свободной Австралии» скрывается ирония, подчеркивается общее заблуждение про страну, «о которой создалось неправильное представление, будто бы эта страна населена народом, развязавшим и даже очень удачно, наболевшие вопросы стареющей Европы, что Австралия — единственная страна, где господствует демократия»[28].
В очерках «Социалисты на суде», «Брисбенская тюрьма» Артем наиболее ярко вскрыл изнанку «свободной Австралии» и ее так называемую демократию. Продолжая описание Брисбенской тюрьмы, ее временный жилец замечал:
«Давно Кропоткин где-то писал, что тюрьма — университет преступности. Одним из таких университетов является Брисбенская тюрьма — Бога-Род. В этой тюрьме арестанты, пусть они будут преступниками, но все же люди, физически и умственно калечатся. Бога-Род — это утонченная пытка, усовершенствованное бескровное орудие убийства.
…Наиболее мерзкая и оскорбительная для арестанта церемония происходит после пятичасового звонка. Сейчас же после звонка арестанты надевают тужурки, развязывают шнурки у ботинок — приготовляются к обыску. Через пять минут раздается вновь колокол, и мы выстраиваемся перед воротами. Один из надзирателей вызывает нас по двое в коридор, где стоят еще два надзирателя. Арестант подходит к надзирателю, обыскивается ощупыванием всего тела, снимает ботинки и трясет ими перед надзирателем, показывая, что в них ничего не спрятано. Затем арестант проходит в свое здание, по дороге отдавая честь начальнику тюрьмы, который всегда присутствует при этой церемонии. Наконец арестант в камере, но глумление над ним еще не окончено. Вслед за ним раздается: «Такой-то здесь?» Арестант откликается: «Да, сударь». И дверь замыкается. Вскоре раздается свисток дежурного надзирателя — это помощник начальника обходит камеры и лично удостоверяется, что камеры замкнуты, и замкнуты не пустыми. Для этого сию же минуту после свистка арестант должен стать у двери и, высоко протянув руку, показать ее в окошко над дверью, за которой слышится ощупывание замка.
«Наконец-то я один! Наконец-то длинный тюремный день, полный массы как будто ничтожных, но очень тягостных притеснений и оскорблений, прошел! Наихудшая часть тюремной жизни все-таки день, когда все направлено против тебя, когда вокруг чужие, стерегущие тебя люди. Тяжелы бесконечные тюремные ночи, зато заключенный проводит их наедине со своими мыслями, воспоминаниями, вдали от своих врагов…»
В австралийской тюрьме Артем пробыл недолго. Срок заключения истек, и он вышел на свободу. Артема, как самого родного человека, встретили его друзья по партии, окружили сердечным вниманием и заботой. Их русский товарищ пострадал за дело австралийских рабочих; посланец партии Ленина, он показал пример пролетарского интернационализма, и навеки имя Артема вошло в историю революционной борьбы рабочего класса Австралии.
Артема полушутливо, полусерьезно спрашивали товарищи: какие тюрьмы лучше, австралийские или русские? Артем, очевидно, затруднялся ответом на этот вопрос, и только после некоторого раздумья сказал:
— Все тюрьмы мне кажутся одинаково плохими, и каждая из них имеет свои прелести. На вопрос приходится отвечать вопросом: «Какая тюрьма лучше, Шлиссельбург или Акатуй? Орловский централ или Агачи? Александровский централ или Владивостокская тюрьма?» Одинаково и здесь и там лишают свободы, притесняют и бьют. В Австралии судят и говорят: «Ты являешься нарушителем наших законов, ты виноват, мы наказываем тебя». У нас же порют и причитают: «Правда твоя, человече, правда, а ну-ка ложись!..»
Сохранились интересные воспоминания одного из деятелей рабочего движения Австралии об Артеме. В них, в частности, указывается, что в 1912 году Артем вступил в «Международную социалистическую партию Австралии, которая к концу того же года стала Австралийской социалистической партией». Эта партия была организована на основах марксистской идеологии для настоящей борьбы за интересы рабочего класса, для разоблачения предательской роли правящей лейбористской партии. Созданная значительно позже, уже после Великой Октябрьской революции, Коммунистическая партия Австралии была продолжательницей традиций Австралийской социалистической партии.
В более поздние времена, когда разгорелась первая мировая война, в Австралии велась «великая борьба против воинской повинности». Том Сергеев выступил против участия в бойне народов и беспощадно разоблачал милитаристов, этих заклятых врагов рабочего класса.
Чтобы оказывать большее влияние на политическую жизнь в Австралии, Артем и некоторые другие русские эмигранты приняли австралийское гражданство. Это обстоятельство могло помешать им покинуть страну, так как английским подданным во время мировой войны был запрещен выезд за пределы Австралии.