День независимости

День независимости

Мирон считал, что по-настоящему он жил только до свадьбы, а его женитьба была трагической ошибкой, в результате которой он стал человеком несчастным, зависимым, хуже, чем от наркотиков. Она была замечательной невестой — красивой, доброй, приятной, но стала на редкость плохой женой — постоянно в плохом настроении, злой и недовольной, хотя и осталась весьма красивой. Женился Мирон в июле, и хотя годовщину своей свадьбы он не отмечал, но постоянно ее вспоминал. Он говорил: «4 июля Соединенные Штаты обрели свою независимость, а я практически в это же время ее потерял!» В этот день он одевался во все черное, выпивал бутылку водки и, не стесняясь, плакал. Мирон много раз предлагал жене развестись, но она категорически отказывалась.

Мирон считал себя достаточно умным человеком. Он мог в уме быстро и правильно перемножать и делить трехзначные и даже четырехзначные цифры и всегда удивлял этом всех окружающих. Он получил высшее образование и работал главным бухгалтером большого завода.

Однако Мирон не научился воровать, не умел заниматься махинациями, как многие другие, и приносил домой одну только, сравнительно небольшую, «голую» зарплату. Из-за этого жена считала его неудачником, ругала дураком и недотепой. А он отвечал ей, что если он и стал дураком, то это результат «родовой травмы», которую он перенес, когда женился на ней.

Мирон по паспорту был русским. И он имел на это полное право. Дело в том, что его предок по отцовской линии был кантонистом. Когда Мирон говорил, что он русский, друзья смеялись и уверяли его, что все равно, если будут бить, то не по паспорту, а по физиономии. А лицо Мирона носило ярко выраженные еврейские черты. К тому же говорил он с явным местечковым акцентом.

В конце 1980-х годов Мирон решил эмигрировать в США. У него сохранилось свидетельство о рождении, в котором было ясно указано, что хотя отец его, как уже было сказано, писался русским, мать была еврейкой. А этого было достаточно, чтобы оформить визу на выезд в Израиль, по которой в те годы только и можно было уехать в Австрию, а оттуда — через Италию в Соединенные Штаты. Жена у Мирона была еврейкой, детей у них не было, хотя со времени свадьбы прошло уже четыре года. Но ни ехать с Мироном, ни отпускать его она не хотела и развода ему, по-прежнему, не давала. Он говорил ей:

— Ты же считаешь меня лохом, а свое замужество ошибкой, так почему же ты не хочешь со мной развестись?

— Мне не нравится роль разведенной, я хочу быть замужней женщиной. А ты можешь дать мне гарантию, что я найду еще одного такого дурака как ты? Я о себе не столь высокого мнения, а вдруг не найду? Нет, сиди и не рыпайся, никакого развода я тебе не дам.

Но Мирон был не так глуп, как считала его жена. Он уже давно подозревал, что она ему изменяет. А теперь, когда она отказалась эмигрировать вместе с ним, он пришел к выводу, что именно нежелание расставаться с любовником и есть та причина, по которой она не хочет ехать. Мирон вооружился фотоаппаратом с телеобъективом и стал следить за ней. А она так привыкла к своей полной безопасности, что особенно и не береглась. В результате снимки получились отличные: на одних она целуется, на других в обнимку гуляет с любовником. Были и кадры, запечатлевшие моменты, когда она заходит вместе с ним в какой-то дом и когда они через некоторое время вместе выходят оттуда. Мирон узнал, кто он такой, где и кем работает. Узнал также, что он женат и имеет троих детей.

Мирон стал шантажировать жену: сказал, что пошлет все фотографии на работу ее любовнику, а также его жене с соответствующими объяснениями. Это произвело впечатление, и в суде, куда обратился Мирон, она согласилась на развод. Он наконец-то опять стал свободным и независимым человеком.

Месяц, проведенный в Австрии, промелькнул незаметно. В Италии пришлось жить немного дольше. Но вот настал долгожданный момент, когда самолет, на котором летел Мирон, приземлился в Техасе, в Хьюстоне.

Английского языка он не знал. Но он был молод, память у него была неплохая, а математические способности отличные. Ему сказали, что есть русская компания, которая за полгода готовит программистов. И он решил стать программистом. Конечно, все было далеко не так просто. Община помогала ему только в течение нескольких первых месяцев, а затем его выпустили в свободное плавание. Денег, которыми располагал Мирон, было мало, их хватило только на покупку старой подержанной машины. К счастью, Мирон в молодости, в Советском Союзе, одно время подрабатывал шофером, он умел водить машину, сравнительно легко сдал все необходимые экзамены и получил американские права. Но нужны были деньги, чтобы платить за жилье, за еду, нужна была кое-какая одежда, наконец, надо было платить и за курсы программистов. Единственное место, в которое сумел устроиться Мирон, был продуктовый магазин. В его обязанности входило ночью перетаскивать ящики и раскладывать на полки различные товары. Английского он почти не понимал, но работавший вместе с ним в ночную смену афроамериканец, как здесь называли чернокожих, его жалел и помогал ориентироваться в том, что и где надо было делать. Из-за такой работы Мирон не высыпался, но все равно, каждый день ездил на курсы программистов, где, слава Богу, можно было общаться на русском языке.

Прошел год, и жизнь стала понемногу налаживаться. Мирон уже говорил по-английски, хотя не всегда понимал, что говорят ему. На программистов был большой спрос в те годы, и ему удалось вскоре устроиться на работу. Очень помогла ему и способность перемножать и делить в уме многозначные цифры. Когда он в первый раз явился на интервью, он сумел показать во всей красе свое необыкновенное умение. Это произвело большое впечатление на американца, который привык даже двузначные цифры перемножать только с помощью калькулятора. Однако это была его первая работа по новой специальности, и пришлось довольствоваться предложенной небольшой зарплатой. Но он надеялся, что со временем зарплата увеличится в этой компании, или, набравшись опыта, он в будущем найдет себе лучшее место.

Если в течение первого года Мирон был занят только попытками хоть как-то вписаться в американское общество, выучить английский язык, обеспечить себя жильем и работой, то теперь он уже стал заглядываться на женщин. Он был еще молод, ему исполнилось всего 35 лет. И вся жизнь у него была впереди. Живя в Америке, он уже не вспоминал, как раньше, с печалью, день 4 июля, а начал его праздновать: теперь это был для него уже не столько день потери его независимости когда-то в России, сколько праздник страны, в которой он жил, и день нового счастливого обретения личной независимости.