Зачем вы играли?

Зачем вы играли?

В такой категоричной форме мне неоднократно задавался, устно или письменно, вопрос о сыгранной мною в фильме «Солдаты свободы» роли Л.И.Брежнева. А то и похлеще спрашивали: «Как вас угораздило это играть?»…

Зрителей я понимаю. Они составили, исходя из предыдущих моих работ, своеобразный, как теперь принято говорить, имидж актера Матвеева. И не дай Бог уклониться от привычного амплуа, сыграть, например, не драматическую, а комедийную роль, не положительного, а отрицательного героя — это расценивается чуть ли не как измена ему, зрителю. И пойдут возмущенные письма вроде: «Пожалуйста, не играйте негодяев, вам это не идет!» Так было после «Краха», где я выступил в роли полковника Павловского, отъявленного антисоветчика. Или: «Ваше исполнение тестя в „Отцах“ убило во мне веру в вас. Жаль. Извините…» Вот так.

Что кривить душой — неприятно читать такое. И все же это — зритель, мой зритель. И не считаться с ним нельзя — ради него я живу, для него тружусь. Ему можно простить заблуждения и непонимание…

Но вот когда критики, журналисты начинают заниматься обыкновенной, нет, не обыкновенной, а подленькой травлей, походя рассыпают колючки, ехидные подковырки, — остается только диву даваться.

К примеру, в одном из первых изданий Энциклопедического словаря сообщалось, что Матвеев Е.С. сыграл роль Леонида Ильича Брежнева в фильме «Освобождение» и… все. Вся моя предыдущая творческая жизнь сведена была лишь к этой эпизодической роли.

Единственное, что давало мне силы не принимать близко к сердцу этот сознательный выпад, — некомпетентность автора статейки. Он называет фильм «Освобождение», но там нет роли Брежнева, следовательно, я не мог ее сыграть в той киноэпопее.

Сподобился я услышать и более экзотические подробности о себе. В июне 1989 года на Первом съезде народных депутатов СССР депутат Юрий Карякин с большим пафосом вопрошал:

— Куда девались те времена, когда наш Генеральный секретарь и Президент становился трижды Героем Советского Союза и получал орден Победы за то, что его подвиги в фильме прекрасно изобразил актер, которому за это исполнение дали звание Героя Социалистического Труда?

Спасибо оратору за оценку моей работы, за это «прекрасно изобразил», но на остальное в его речи я не мог не ответить короткой запиской: «Поверьте, я бы не унизился до ответа на Вашу клевету в мой адрес, но письма и звонки моих избирателей (тогда я был депутатом Верховного Совета РСФСР — Е.М.) и зрителей вынуждают меня сказать Вам: строить красноречие на лжи — безнравственно. Е.Матвеев — не Герой».

Вообще-то разного рода хулителям отвечать не стоит: кто-то из них озлоблен на всё и вся, кого-то мучает патологическая зависть. Бог с ними, с несчастными — они и так страдают. А вот зрителю, как правило, не знающему, что и как в кино делается, надо рассказать.

Прежде всего надо сказать о том, что актер не играть не может — это его природа. Если он настоящий художник. Не играющий актер — мученик… Даже живой труп.

Любой творческий работник жаждет выразить себя в создании художественного образа: писатель на бумаге, живописец берет кисти и краски, музыкант идет к инструменту… А к чему может приложить свои способности актер, если нет роли?! Потому и случается от простоев всякое: и нервные срывы, и психические заболевания, и пристрастие к алкоголю. К тому же актер кино (штатный) не имеет права отказываться от роли. Отказавшийся актер снимается с зарплаты, и без того нищенской. К сведению читающих эти строки: оплата труда советского артиста была самой низкой в мире…

Так зачем же я играл Брежнева? Как это случилось?..

Стоял я как-то в очереди в мосфильмовском буфете. Подошел ко мне режиссер Юрий Озеров и, положив руку на мое плечо, отвел в сторону.

— Поздравляю! — тихо сказал он.

— С чем? — удивился я.

— Ты утвержден на роль Леонида Ильича в моем фильме…

— ?!

Он приложил палец к губам и сказал еще тише:

— Но пока — ни-ни!..

Юрий Николаевич быстро вышел из буфета, оставив меня, порядком ошарашенного, размышлять. Вопросы возникали — один острее другого, а ответ напрашивался один: розыгрыш… Нелепость какая-то… Впрочем, Озеров, овеянный тогда славой «Освобождения», фильма, удостоенного Ленинской премии и громко прошедшего по экранам мира, вряд ли способен на такие шутки.

Мне вспомнилось, как после XX съезда КПСС, на котором был осужден культ личности Сталина, по чьей-то ретивой инициативе появился лозунг: «Долой культ личности с экрана». Не просто культ Сталина, а культ любой личности. И сразу же с поразительной быстротой с экранов сошли фильмы «Глинка», «Суворов», «Адмирал Нахимов»… Запущенные к тому времени в производство картины об исторических личностях были закрыты, истраченные на подготовку сотни тысяч рублей списаны. Не жалко — народные…

Иван Александрович Пырьев начал снимать картину про молодого Ивана Грозного с Андреем Поповым в главной роли, а я готовился там играть Адашева — закрыли… Я уже снимался в роли художника Константина Маковского в картине «Иван Крамской» у режиссера Александра Борисовича Столпера — закрыли… Помню, много позже в планах студии была постановка фильма «Дмитрий Донской»— запретили даже думать об этом…

Какой нравственный урон был нанесен из-за этих дурацких запретов своему же народу! Его лишили возможности знать свою историю. Я уж не говорю о том, какой прибыли от демонстрации этих исторических картин недосчиталась государственная казна. Идиотизм полный!..

Как мы умеем это — шарахаться из крайности в крайность! Достаточно вспомнить, что творилось много позже, когда партия объявила борьбу с пьянством. Да, все знают, какой это недуг — он словно ржавчина разъедает наше общество, нашу жизнь… Никто не против искоренения этого зла, все — за! Но как? Вот тут-то и появились снова ретивые умники (про таких в народе говорят: «Бегущие впереди паровоза») с призывом: «Пьянство вон с экрана!» И срочно прокат «арестовал» фильмы, где есть сцены с выпивкой, где говорят о выпивке, где в кадре есть бутылка с водочной этикеткой… Картины на студиях закрывались, в лучшем случае перемонтировались, вырезались «крамольные» кадры…

В результате на экраны хлынули фальшивые, нудные фильмы. Зритель перестал верить нам, все реже и меньше стал ходить в кино… а пить меньше в стране не стали.

После того, что я услышал от Юрия Озерова, я не мог успокоиться. Обдумывал, что меня ждет. Отказаться — нельзя, сыграю — меня же потом будет лягать каждый, кому не лень: обвинят в том, что я «обслуживаю» Кремль… Кривотолков будет — хоть отбавляй… Но в то же время, не показывать в кино Брежнева — не есть ли это тоже крайность, подобная тем, о которых я только что рассказал? Ведь фильм «Солдаты свободы» — лента о нашей недавней истории, в картине будут выступать в качестве персонажей молодые Живков, Чаушеску, Хонеккер, Кадар — лидеры стран социалистического лагеря. А нашего лидера, что, не было во время войны?..

Я познакомился с текстом роли, и тут меня охватила растерянность — уж очень крохотный материал! Что играть? Литературная основа не давала ни малейшей возможности создать индивидуальность, объемный характер человека, тем более человека, уже известного широкому зрителю. Про такие роли режиссеры говорят актерам: «Не копайся — там песок». Разумеется, мой герой от изобилия военных типов в фильме будет отличаться, хотя бы пышными бровями… Да и субтитры, сопровождающие действующих лиц, укажут зрителю кто есть кто: «генерал-майор Л.И.Брежнев» — извольте верить…

И все же — надо было найти убедительные аргументы для красивого отказа от роли. Пришел к генеральному директору «Мосфильма» Н.Т.Сизову, человеку мудрому.

— Нельзя мне эту роль играть… Я и ростом, извините, длиннее, и возрастом постарше прототипа, — выпалил я неопровержимые, как мне думалось, доказательства.

— А играть надо, Женя!..

— Да и что я знаю о нем? Заглянул в энциклопедию: кроме дат и должностей, там ничего нет.

— Он почти каждый день по телевидению выступает. Наблюдай…

— И что, кроме того, что он по бумажке читает, я там увижу?

Сизов, всегда сдержанный, ровный, вдруг повысил голос:

— Съемки «Солдат свободы» — решение секретариата ЦК! Ты — народный артист СССР! Все, Женя!..

Вскоре помощник председателя Госкино СССР Ф.Т.Ермаша сообщил, что шеф приглашает меня на беседу.

Филипп Тимофеевич встретил смеясь:

— Слух дошел, что Матвеев сдрейфил?

— Тот случай, когда в слухах есть большая доля правды.

Время было позднее, министр, заметно уставший, попросил принести чай. Сели в мягкие кресла за журнальным столиком.

Пока пили горячий чай, хрустели сушками, я рассказал о своих сомнениях. И спросил:

— А как быть с «г»?

Ермаш повернул ко мне румяное лицо, и в его глазах я прочел: «Какое еще „г“?»

— Леонид Ильич эту букву выговаривает мягко, по-украински…

Филипп Тимофеевич рассмеялся.

— Ну, знаешь, в этом кабинете такого еще не было. Тут просят пленку, проталкивают сценарии, требуют аппаратуру, загранпоездки… А ты спрашиваешь, как роль играть…

— И все же: как быть с «г»?

— Актеры, играя Ленина, картавят и — ничего.

— Так Ленин не слышит, как его копируют. А мой услышит и увидит. Значит, если что случится, то вы в сторонке, а я?

— Молодец, правильно понимаешь. Ты — художник, ты и твори. А я — чиновник.

Посерьезнев, Ёрмаш подошел к рабочему столу, стал набирать телефонный номер. Заговорил.

— Привет!.. Слушай, у меня сейчас Евгений Матвеев. Нервничает мужик… Не мог бы ты его принять, поговорить?.. — Он долго слушал, что ему отвечали в трубке. Потом: — Спасибо, Женя, тезка будет у тебя. — И ко мне: — Запомни, Евгений Матвеевич Самотейкин. Это помощник Леонида Ильича. Он позвонит тебе. Там задавай любые вопросы. И, пожалуйста, сам не ной и на нас тоску не наводи. Помни — это госзаказ. И еще: актеров на эти роли утверждал лично Михаил Андреевич Суслов.

— Да поймите! Играть-то нечего!..

— У тебя хоть что-то есть, а вот у Ланового и Авдюшко (они играли соответственно Гречко и Конева. — Е.М.) и того нет…

Ждать приглашения в здание ЦК пришлось недолго.

Евгений Матвеевич, милый, обаятельный человек, принял меня приветливо. Разговор завязался сразу и непринужденно, может, потому, что мой собеседник любил искусство и хорошо знал, как идут в нем дела. После чая и номенклатурных сушек хозяин кабинета спросил:

— Что мучает вас? Чем могу быть полезен?

— Если бы мне довелось играть большую роль, — признался я, — то распределил бы черты характера, привычки, эмоциональные особенности своего персонажа по длине роли. Тогда можно было бы надеяться на получение объемного, многогранного образа. А в данном случае — роль эпизодическая. Стало быть, как мы, актеры, говорим, надо попасть в десятку. То есть выявить в персонаже главную особенность его характера и наиболее ярко воплотить ее. Так вот, каким прилагательным вы определите Леонида Ильича?

Евгений Матвеевич ответил не задумываясь:

— Добрый! Поверьте, очень добрый человек. Это и есть главная черта его характера.

Его определение легко ложилось на текст роли в сценарии Ю.Н.Озерова.

— Но как, в чем проявляется его доброта? — допытывался я.

— Пожалуй, в сентиментальности, острой чувствительности.

Я вспомнил эпизод из одного телерепортажа. Тогда Брежнев приехал на Малую Землю и с гурьбой сопровождавших его лиц подошел к колодцу. Внимательно взглянув на него, сказал: «Помню, здесь во время войны меня поила из ведра девушка». Кто-то из челяди обратил внимание вождя: «Вот эта девушка, Леонид Ильич!» Брежнев, посмотрев на седую женщину, резко отвернулся от кинокамеры… Но слезы в его глазах все же можно было заметить…

Самотейкин рассказал, как Леонид Ильич безотказно помогал своим знакомым, сослуживцам, как болезненно переживал смерти соратников.

— Хотите взглянуть на его рабочий кабинет? — вдруг предложил Евгений Матвеевич.

Отказаться от возможности увидеть то место, откуда вершатся судьба, жизнь страны, общества, было просто немыслимо. Говорят же, что по жилищу, по рабочему месту можно определить суть человека.

Вошли в приемную. Молодой человек, очевидно дежурный секретарь, сидел у телевизора: передавали хоккейный матч сборных Канады и СССР. Любопытная деталь: работал маленький черно-белый аппарат, а большой цветной молчал. Я спросил, почему так. Секретарь безнадежно махнул рукой: «Да ну, барахлит…»

«Ничего себе, — подумал я, — и тут, значит, барахлит!..»

Перешагнув порог кабинета Генерального секретаря, я изумился: кабинеты некоторых художественных руководителей творческих объединений «Мосфильма» пошикарнее и побольше будут. Здесь же на стульях, стоящих вдоль стен, лежали стопки книг, подшивки газет и журналов, какие-то диаграммы. На столе кроме бумаг — кусок руды, подшипники, большой и малый, металлическая трубка… Самотейкин заметил мое замешательство.

— Вы, как и все зрители, чаще всего видите Леонида Ильича в кремлевских апартаментах, где он принимает высоких гостей. А здесь он работает.

Обратив внимание на двухтомник воспоминаний Жукова, я попросил разрешения полистать книгу. Обнаружив бумажные закладки, спросил:

— Кто вложил?

— Закладки мои. Леонид Ильич попросил найти у Жукова подтверждение его тезисов для доклада. Я нашел и отметил. А это, — Самотейкин показал на тонко начерченный карандашом кружок, — поставил он.

Присели на свободные стулья. Я попытался как можно деликатнее спросить, почему в кабинете, мягко выражаясь, такой беспорядок. Что, хозяин не бывает здесь или он неряха?

Евгений Матвеевич, как мне показалось, даже обиделся на меня за столь непочтительное мнение о шефе.

— Что вы… Никому не разрешается даже притрагиваться к вещам. Уборщица, вытирая пыль, всегда аккуратно водружает предметы на те же места, ставит их в том «беспорядке», к которому привык хозяин. А память у него отменная. Мало того что он многие стихи Есенина читает наизусть, и, кстати, хорошо читает, он и в быту аккуратен, все помнит. На днях спросил: «Куда ластик подевался? Он лежал здесь…»

— Так, — пробубнил я как бы про себя. И в лоб задал вопрос: — Такой Леонид Ильич хороший… А какой он злой?

— Злым я его никогда не видел. Но если он в крайнем возбуждении, в гневе… О!..

— Бывает такое?

— Случается…

Я понимал, что эти качества его темперамента мне применить не придется — отсутствует такой материал в роли. Но на будущее, чего доброго, может и сгодиться…

Так, по крупицам, по крохам собирал я «досье» на человека, которого мне предстояло воплотить, пусть и в эпизодической роли, на экране.

Директор одного из творческих объединений «Мосфильма» Агеев, узнав о моих терзаниях, сказал однажды:

— Слушай, Матвеев, может, я тебе в чем-то помогу. — Он вытащил из портмоне истертый листок пожелтевшей бумаги и, осторожно дотрагиваясь до него, развернул. — Вглядись!..

В глаза бросилась подпись: «Полковник Л.Брежнев». Агеев заметил мой жадный интерес к документу. Сам оживился и не без гордости поведал:

— Я служил в Восемнадцатой армии под началом Леонида Ильича. И вот однажды мы пришли с приятелем к начальнику политотдела Брежневу с предложением съездить в Сочи. Он спросил: «Зачем?» Мы, конечно, то да се, мол, надо проверить работу наших госпиталей… «Сколько надо?»— спросил он. Мы говорим: «Ну, два дня». А он: «Для работы двух дней много, а для девок мало. Просите три!»

Агеев, по-мальчишески покраснев, ткнул пальцем в справку:

— Гляди — три! Поверь, мужик вот такой. — Он поднял большой палец кверху.

Одним словом, кругом хорош мой герой. Да и мне казалось, что Леонид Ильич в тот военный период своей деятельности вряд ли предполагал видеть себя на столь высоких государственных и партийных постах. А значит, был проще.

Но так было тогда, в прежние годы. А теперь, когда ему выпала честь на весь мир заявить о «развитом социализме», когда в его повадке появились значимость, монументальность и даже самолюбование, это никак не могло служить материалом для меня, актера, изображающего Брежнева — сравнительно молодого человека.

Из всех доступных сведений о моем герое, подумал я, возьму то, что есть в сценарии, в эпизоде «Совещание политработников перед наступлением».

«…Генерал вынул из бокового кармана лист бумаги. Можно было подумать, что он будет „толкать“ речь. А он прочел неотправленное письмо убитого старшины, где тот просил жену воспитать сыновей, если с ним что-нибудь случится, патриотами своей Родины.

Брежнев, проглатывая комок в горле, сказал после чтения:

— Завтра будет тяжелый бой!.. Все, товарищи, совещание окончено».

Не знаю, кому как, а мне кажется, в этой сцене мой персонаж был прекрасен. Человечен!..

Как я и предвидел, после выхода фильма «Солдаты свободы» на меня исподволь (а после смерти Брежнева — уже откровенно) было вылито столько грязи, что я дал себе слово: чтобы я еще когда-нибудь соприкоснулся с ролью вождя — да никогда в жизни!..

Но она, жизнь, тем и интересна, что ее нельзя распланировать на годы вперед. И вот через 15 лет после сыгранной мною роли молодого Брежнева мне предложили снова сыграть его — уже старика, больного, но пока еще всесильного, гневного…

Прочитал я сценарий под названием «Клан» и понял — это же потрясающий современный документальный детектив! История была о том, как первый секретарь Сочинского горкома партии погряз в коррупции: тогда в Советском Союзе расследовалось громкое «рыбное» дело о чудовищных злоупотреблениях в Министерстве рыбного хозяйства и других, связанных с этим делом ведомствах. В той истории были замешаны очень высокие партийные деятели, покрывавшие, конечно, небескорыстно, неблаговидные поступки своих подчиненных. Дело было настолько вопиющим, что его нельзя было скрыть, и оно дошло до Брежнева. Вот его-то роль мне и предстояло теперь сыграть.

В фильме у меня была сцена, на мой взгляд, потрясающая по драматизму, когда уже дряхлеющий, плохо говорящий и с трудом двигающийся Брежнев отчитывает заместителя Генерального прокурора СССР. Я теперь был свободен в выборе красок для воплощения образа своего героя — надо мной не довлели ни высокие чиновники из Госкино, ни указания ЦК: в стране была «перестройка». Единственно, чего я боялся, — не переиграть бы: чтобы не было чрезмерности в изображении Брежнева, чтобы мне не впасть в гиперболу, в то, чем сейчас / так безвкусно занимаются с эстрады бесчисленные пародисты. И я решил сыграть Генерального секретаря таким, каким его привыкли видеть миллионы людей на экранах телевизоров в выпусках новостей, то есть таким, каким он был в жизни…

Если меня спросят, буду ли я еще его играть, отвечу: «Буду! Но при условии, что литература будет глубокой, серьезной и объемной. Плоских людей не бывает!»

И последнее.

В октябре 1991 года в Саратове состоялся 15-й Всесоюзный фестиваль телевизионных фильмов, и меня попросили поприветствовать его участников. А утром в «Саратовских вестях» я прочел: «Об ответственности кинематографистов говорил актер Евгений Матвеев, любимый народом, несмотря на несомненное сходство с недавним вождем».

Вот так — хоть стой, хоть падай…