А. М. Коллонтай

Александра Михайловна Коллонтай не принадлежала к числу оседлых лондонских эмигрантов. Она бывала в Англии лишь наездами. Однако всякий раз, как судьба забрасывала ее в наши края, к ней невольно обращались взоры всей эмигрантской колонии Лондона. К тому были вполне достаточные основания.

Первое основание состояло в том, что Александра Михайловна была очень яркой и талантливой личностью. По происхождению и воспитанию она являлась редким исключением в нашей революционной среде. Отец ее Домонтович был генералом царской службы. Мать, очень красивая женщина, происходила из буржуазных кругов, связанных с Финляндией. Под Выборгом Домонтовичи имели небольшое поместье. Семья не принадлежала к высшей аристократии, но ее никак нельзя было также причислить к кругам разночинной интеллигенции. В детстве Александра Михайловна воспитывалась дома. Только в 16 лет она экстерном сдала экзамен за гимназию. С детства же она говорила на французском, немецком и английском языках. Молодой девушкой Александра Михайловна вышла замуж за инженера Коллонтай, но скучная мещанская жизнь «домашней хозяйки» не могла удовлетворить живую, одаренную женщину, и через три года она разошлась с мужем.

Середина 90-х годов прошлого века. Массовое рабочее движение в России начинало подымать голову. Марксизм одерживал свои первые победы в широких кругах русской интеллигенции. Еще дома, живя с родителями, Александра Михайловна впитала в себя многое из духовного арсенала тогдашней прогрессивной мысли. Ее отец был — по масштабам времени и с учетом его положения — либералом и находился в оппозиции к царизму. Ее учительница М. И. Страхова была радикалкой, носительницей взглядов 70-х годов. Александру Михайловну как-то стихийно потянуло к рабочему движению. Сначала она участвовала в различных культурно-просветительных организациях, занимавшихся распространением знаний среди фабрично-заводского населения. Но знаменитые стачки петербургских текстильщиков, разыгравшиеся в 1896-1897 гг., толкнули Александру Михайловну на революционный путь. Ей не хватало выучки и образования для новой деятельности, и в 1898 г. она уехала в Цюрих, где поступила в университет и стала слушать лекции известного в то время профессора Геркнера, специалиста по социально-экономическим вопросам.

За границей Александра Михайловна провела около полутора лет, изучая марксизм и знакомясь с пролетарским движением Западной Европы. Она побывала в Англии, где встретилась с известными лейбористскими деятелями супругами Вебб, и в Германии, где познакомилась с Бебелем, Каутским, Карлом Либкнехтом, Розой Люксембург. В Швейцарии она вошла в контакт с некоторыми лидерами русской социал-демократии. Все это оказало сильное влияние на духовное формирование Александры Михайловны — дочь генерала превратилась в революционную социал-демократку. Когда в 1899 г. А. М. Коллонтай вернулась в Россию, ее дальнейший путь был окончательно определен.

Другое — и, пожалуй, самое главное — основание, привлекавшее всеобщее внимание к Александре Михайловне, было связано с ее революционной деятельностью, которая распадалась на два основных периода: в России и в Европе.

В России Александра Михайловна работала в 1899-1908 гг. Чем она тут только не занималась! Вела пропаганду в рабочих кружках, писала прокламации, выступала на нелегальных собраниях за Невской заставой, участвовала в организации подпольной газеты, была казначеем Петербургского Комитета партии, публиковала статьи в русском социал-демократическом журнале «Заря» и в немецком органе социал-демократов «Новое время». Параллельно Александра Михайловна сотрудничала в легальных марксистских ежемесячниках «Образование» и «Научное Обозрение», а в 1903 г. выпустила серьезное исследование «Жизнь финляндских рабочих», стоившее ей трех лет упорного труда.

Революция 1905 года открыла перед Коллонтай широкое поле деятельности. Обладая большими ораторскими способностями, она быстро приобрела популярность в рабочих и демократических массах. Ее выступления на митингах тех дней часто превращались в политические события. Особенно сильное впечатление она производила на женщин-работниц. Очень скоро Коллонтай организовала первый клуб работниц в Петербурге. Крепче всего были ее связи с текстильной промышленностью, где женщины играли важную роль в производстве. Ведя решительную борьбу с буржуазным феминизмом[49], Александра Михайловна стремилась привлечь массы женщин-работниц в партию. В 1906 г. в качестве делегатки от России она участвовала в Международной конференции работниц в Мангейме.

Отлив революционной волны и все усиливавшаяся реакция положили конец деятельности Коллонтай в России. Ее брошюра «Классовая борьба», направленная против ревизионизма Бернштейна, была конфискована. Другая ее брошюра «Финляндия и социализм» послужила поводом для привлечения Александры Михайловны к суду по обвинению в призыве к вооруженному восстанию. Положение явно осложнялось.

В 1908 г. в Петербурге был созван Всероссийский съезд женского равноправия, организованный сторонницами буржуазного феминизма; на нем присутствовала рабочая группа, возглавляемая Коллонтай. После выступления Александры Михайловны полиция устроила облаву и хотела захватить ее «на месте преступления». Это не удалось: помогли друзья и товарищи. Однако стало совершенно ясно, что оставаться в Петербурге Коллонтай больше не может. Прямо со съезда ей пришлось нелегально уехать за границу.

А. М. Коллонтай в годы эмиграции

Так начался второй период ее деятельности — в Европе. Оказавшись за рубежом, Александра Михайловна сразу с головой ушла в революционную агитацию среди иностранных рабочих. Вот когда ей особенно пригодились ее ораторский талант и превосходное знание европейских языков!

Первым этапом был Берлин. Тут она возобновила свое старое знакомство с вождями германской социал-демократии и по предложению Каутского и Вурма объехала Рейнскую область и Пфальц с докладами о русской революции.

В следующем, 1909 г., Коллонтай вместе с Кларой Цеткин была послана немецкой социал-демократией в Лондон для поддержки левого крыла английского женского движения. В течение шести недель Коллонтай и Цеткин выступали на бесчисленных собраниях в закрытых помещениях и под открытом небом — в Альберт-Холле и в Гайд-Парке, упорно ведя кампанию против узости и однобокости английского суфражизма.

Затем Александра Михайловна посвятила себя агитационной работе среди германского пролетариата, игравшего в то время ведущую роль в Европе. По приглашению местных социалистических организаций Коллонтай не раз выступала также во Франции, в Бельгии, в Голландии, в Швейцарии, в Швеции, в Норвегии, в Дании, на Балканах. В 1911 г. она участвовала в организации стачки парижских пролетарок против дороговизны и милитаризма, а несколько позднее — в руководстве стачкой бельгийских горняков в Борианаже. Из года в год в день 8 марта Александра Михайловна появлялась на трибуне международных женских митингов, обращаясь с горячим призывом к миллионам работниц во всех концах земли.

Так продолжалось около трех лет. Но в 1912 г. неожиданно разразилась буря. Коллонтай опубликовала на русском языке книгу «По рабочей Европе», в которой в ряде живых и интересных очерков подводила известный итог своим наблюдениям над пролетарским движением Запада тех лет. В этой книге крепко досталось немецким оппортунистам, засилие которых в германской социал-демократической партии становилось тогда все более очевидным. Результаты этого процесса в полной мере обнаружились 4 августа 1914 г.[50] Однако уже за два года перед тем Александра Михайловна отметила в своей работе некоторые симптомы той политической гангрены, которая в конце концов погубила германскую социал-демократию. Разразился большой скандал. Оппортунисты пришли в ярость. Они кричали, что «пригрели змею на своей груди», что «Коллонтай — русская шовинистка, а не социал-демократка» и в заключение требовали… высылки Александры Михайловны из Германии! Особенно неистовствовали Шейдеман и Легин[51], Каутский умыл руки. Защищали Коллонтай только Карл Либкнехт и Клара Цеткин. Конечно, выслать Александру Михайловну оппортунистам не удалось, но работе ее в германской социал-демократии после того пришел конец.

Теперь Александра Михайловна вновь ближе подошла к русским делам. Она не забывала их и раньше, она не раз встречалась с Лениным. Работая в Германии, Коллонтай иногда объезжала русские эмигрантские колонии с рефератами и докладами на различные текущие темы. В 1907, 1910 и 1912 гг. она участвовала и качестве члена русской делегации на международных социалистических конгрессах в Штутгарте, Копенгагене и Базеле. В 1911 г. в качестве «русского гостя» она присутствовала на конгрессе английских тред-юнионов в Кардифе. Однако после разрыва с германскими социал-демократами отношения Коллонтай с русской эмиграцией и вообще с русскими революционными делами стали особенно тесными. И как раз в этот период в ее внутрипартийной ориентация начался важный и чреватый большими последствиями поворот.

Александра Михайловна от природы была очень эмоциональным человеком, может быть, даже слишком эмоциональным. Это сказывалось в ее отношениях с людьми. Это сказывалось также и ее политической деятельности. Когда в 1903 г. в Российской социал демократической рабочей партии произошел раскол на  большевиков и меньшевиков, Александра Михайловна примкнула к большевикам и работала под руководством Ленина в эпоху «пятого года». Одно время, как упоминалось выше, она даже была казначеем Петербургского комитета большевиков. Но в 1906-1907 гг. у нее обнаружились расхождения с большевиками по вопросу о Государственной думе и о профессиональных союзах. В эмиграции Александра Михайловна первоначально сблизилась с меньшевиками. Однако, чем напряженнее становилась международная обстановка, чем грознее нависала над горизонтом опасность европейской войны, тем меньше удовлетворяла ее позиция русских оппортунистов. Конфликт с германскими оппортунистами только ускорил развитие этого процесса. И когда началась первая мировая война, Александра Михайловна стала под ленинское знамя.

В самый момент объявления войны она находилась в Берлине. В числе других членов местной русской колонии Коллонтай была интернирована. Однако с помощью Карла Либкнехта ей удалось добиться освобождения и уехать в Швецию. Здесь Александра Михайловна сразу же приняла активное участие в кампании по разоблачению характера войны, организованной левыми кругами шведской социал-демократии. Ее арестовали и посадили и тюрьму — сначала в Стокгольме, потом в Мальме. Это вызвало большое волнение в прогрессивных кругах шведской общественности. В риксдаге был сделан запрос. Чтобы избавиться от липших хлопот, шведское правительство выслало Коллонтай в Данию. В Копенгагене Александра Михайловна попала в очень трудное положение: полиция ходила за ней по пятам, отели и домашние хозяйки отказывали ей в комнате. Приходилось кочевать с места на место, рискуя все время угодить в датскую тюрьму.

Но политическая линия Александры Михайловны уже была определена. Это укрепляло ее мужество и твердость в борьбе с повседневными невзгодами жизни. С сентября 1914 г. Коллонтай вступила в переписку с Владимиром Ильичом, находившимся тогда в Цюрихе. По его указаниям она вела энергичную борьбу среди левых элементов скандинавской социал-демократии, отстаивая позицию Ленина в отношении войны. Она помогала Владимиру Ильичу в подготовке Циммервальдской конференции, организовала транспортировку корреспонденции через Скандинавию от Ленина к большевикам Петрограда и обратно. Дважды на протяжении войны, в 1915 и 1916 гг., по поручению Ленина Александра Михайловна ездила в США для пропаганды большевистских взглядов среди американских социалистов. Во время второй поездки она выступала с докладами и речами в 80 городах, и в Бостоне способствовала организации левой «Циммервальдской лиги». Деятельность Коллонтай обратила на себя внимание реакционных элементов Америки, и против нее здесь началась озлобленная травля. А в 1917 г., сразу же после Февральской революции, Александра Михайловна прибыла в Россию в качестве курьера Владимира Ильича, привезя от него директивы для петроградских большевиков. 

Надо ли удивляться, что женщина таких качеств и с такой биографией всегда была в центре внимания русских заграничных колоний тех лет?

* * *

В годы моей эмиграции Коллонтай была в Англии только один раз: зимой и весной 1913-1914 гг. Я уже упоминал, что главной целью ее приезда в Лондон было желание поработать в Британском Музее в связи с подготовкой книги «Общество и материнство». Но она занималась не только этим.

Александра Михайловна прежде всего восстановила свои старые контакты с английскими социалистами и часто бывала у них. Она активно участвовала в антицаристской кампании, которая в то время проводилась в Англии в связи с Делом Бейлиса[52], и я слышал, как с парапета колонны Нельсона на Трафальгарской площади Александра Михайловна обращалась с горячей речью к многотысячной толпе англичан, пришедших протестовать против изуверства царского режима. Она выступила с докладом о женском движении на континенте в Герценовском кружке. Очень скоро она стала душой нашего эмигрантского общества. Многие члены колонии ходили к ней «домой» — в маленький дешевый пансион поблизости от Британского Музея — на Гренвил-стрит, 2, где она поселилась, и вели с ней оживленные споры и дискуссии на различные текущие темы. Я сам был несколько раз у нее и встречался здесь с Литвиновым, Керженцовым и другими знакомыми товарищами. Александра Михайловна была точно светлый, приветливый огонек, который хоть до некоторой степени разгонял хмурую мглу нашей лондонской жизни и около которого каждому хотелось немножко обогреться и -приободриться…

* * *

Из тех далеких дней у меня в памяти осталась одна яркая картина.

В северо-западной части Лондона есть огромный, на много километров протянувшийся парк Хэмпстэд-Хис. Это кусок настоящей природы. Здесь есть и поля, и рощи, и холмы, и пруды, и животные, и птицы. По воскресеньям его посещают десятки тысяч людей из окрестных кварталов, населенных в большинстве небогатым трудящимся людом. Поблизости от Хэмпстэд-Хис в узких улочках и переулках ютились в то время и многие из русских эмигрантов.

В юго-восточном углу парка имеется красивый зеленый холм, носящий имя «Парламентский холм». Предание гласит, что во время революции XVII в. здесь стояли войска Кромвеля, сражавшиеся за парламент против короля. Отсюда и само название холма. Впрочем, в годы моей эмиграции решительно ничто не напоминало о революционно-воинственном прошлом «Парламентского холма». В те годы это было излюбленное место прогулок для лондонской детворы, и еще — здесь была Ривьера русской эмиграции. По субботам и воскресеньям сюда собирались русские изгнанники в поисках свежего воздуха, солнца и природы. Приходили семьями, брали с собою бутерброды и пиво, шахматы и книжки. Устраивались на целый день. Дети бегали и играли, взрослые, расположившись на траве, читали, обменивались новостями или просто лежа на спине подолгу смотрели в небо, по которому бежали легкие облака. В свое время закусывали, в свое время дремали, надвинув шляпу на лицо. Потом бродили по окрестностям «Парламентского холма», кормили птиц на Хайгетских прудах, слушали какого-нибудь оратора, выступавшего под деревьями парка, любовались чудным видом на Лондон, открывавшимся со 100-метровой высоты этого холма. Действительно, весь огромный 7-миллионный город с его красной черепицей и закопченными домами, с его башнями и колокольнями, с его узкими улицами и зелеными парками, с его Святым Павлом и мостом Тауэр; с его зубчатым зданием парламента — все, все тут было как на ладони. Исполинское каменное море разбегалось во все стороны до самого горизонта.

Ближе к вечеру начинались игры взрослых. Играли в пятнашки, в горелки, в лапту, в разные другие простые русские игры, впитанные дома чуть не с молоком матери. Мужчины и женщины, нередко отцы и матери семейств, в будни тяжело работавшие на английских предприятиях ив конторах, теперь превращались в шумливых и веселых подростков. Бегали, кричали, возились, хохотали. Многим в эти минуты так ярко вспоминалась милая и далекая родина. С заходом солнца все как-то затихали, собирали свои пожитки и постепенно расходились по домам. Этот импровизированный клуб на открытом воздухе прочно вошел в быть лондонской эмиграции, его любили, о нем говорили, к нему готовились в течение целой недоли.

Однажды в воскресенье на «Парламентском холме» появилась Александра Михайловна. Был теплый, тихий день. Белесоватое низкое небо было ясно, неяркое солнце лениво посылало вниз снопы своих светлых, но не очень горячих лучей. В нашем эмигрантском клубе все шло, как обычно: дети бегали и резвились, взрослые отдыхали и разговаривали. Александра Михайловна и здесь очень быстро оказалась в центре внимания: к ней как-то невольно тянулись люди, около нее закипали самые интересные и оживленные дискуссии.

Под вечер начались игры. Играли в горелки. Александра Михайловна и тут была одной из первых. Все выстраивались парами по склону «Парламентского холма» и при громком возгласе:

Гори, гори ясно,

Чтобы не погасло,

Глянь-ка на небо,

птицы летят! —

бросались бежать как сумасшедшие. Потом ловили друг друга, терялись, находились и вновь выстраивались по склону холма.

И вот вышло так.

Я сбежал со своей партнершей вниз и, поймав ее, остановился у подножья холма передохнуть и стереть пот со лба. В следующей паре была Александра Михайловна. По данному сигналу она побежала вниз очень быстро, вся раскрасневшись и выбросив руки вперед и в сторону, точно крылья. Широкое платье развевалось, и лучи вечернего солнца, навстречу которому она неслась, обливали красноватым золотом ее фигуру, ее разметавшиеся волосы, ее распростертые руки-крылья. Картина была до того феерична, что стоявший рядом со мной товарищ — эмигрант, не выдержал и, протянув руку в сторону Коллонтай, вдруг порывисто воскликнул:

— Посмотри! Посмотри! Она вся пронизанная солнцем!

С тех пор прошло много лет. В шуме борьбы, в грохоте событий мне не раз приходилось сталкиваться с Александрой Михайловной на разных жизненных перекрестках. И всякий раз, когда это случалось, в памяти у меня мгновенно вспыхивала далекая, яркая картина — склон пологого холма, день, склоняющийся к вечеру, женщина, бегущая по склону с руками, раскинутыми, как крылья — сказочная фигура, охваченная сиянием золотых лучей, и громкий возглас: «она вся — пронизанная солнцем!»

Так крепко это картина спаялась в моем сознании с именем Александры Михайловны Коллонтай[53].