V. «Нет, не победа и не слава…»

Нет, не победа и не слава

Сияла на пути.

В броню закованный дреднаут

Нас жадно поглотил.

И люди шли. Их было много,

Ползли издалека.

И к ночи ширилась тревога

И ширилась тоска.

Открылись сумрачные люки,

Как будто в глубь могил.

Дрожа не находили руки

Канатов и перил.

Пугливо озирались в трюмах

Зрачки не знавших глаз.

Спустилась ночь — страшна, угрюма,

Такая — в первый раз.

Раздался взрыв, тяжёлый, смелый.

Взорвался и упал.

На тёмном берегу темнела

Ревущая толпа.

Все были, как в чаду угара,

Стоял над бухтой стон.

Кровавым заревом пожара

Был город озарён.

Был жалок взгляд непониманья,

Стучала кровь сильней.

Волнуясь, что-то о восстанье

Твердили в стороне.

Одно хотелось: поскорее

И нам уйти туда,

Куда ушли, во мгле чернея,

Военные суда.

И мы ушли. И было страшно

Среди ревущей тьмы.

Три ночи под четвёртой башней,

Как псы, ютились мы.

А после в кубрик опускались

Отвесным трапом вниз,

Где крики женщин раздавались

И визг детей и крыс.

Там часто возникали споры:

Что — вечер или день?

И поглощали коридоры

Испуганную тень.

Дрожа, ощупывали руки,

И звякали шаги.

Открытые зияли люки

У дрогнувшей ноги.

Зияли жутко, словно бездны

Неистовой судьбы,

И неизбежно трап отвесный

Вёл в душные гробы.

Всё было, точно бред: просторы

Чужих морей и стран,

И очертания Босфора

Сквозь утренний туман.

По вечерам напевы горна,

Торжественный обряд.

И взгляд без слёз, уже покорный,

Не думающий взгляд.

И спящие вповалку люди,

И чёрная вода.

И дула боевых орудий,

Умолкших навсегда.

10/ VI, 1924