«День прошёл, в Сфаяте стало тише…»

День прошёл, в Сфаяте стало тише,

Всё укрылось в сон и тишину.

Черепица щёлкает на крыше,

Рыжий Чарли смотрит на луну.

А луна встаёт из-за Кебира,

Как большой кроваво-медный щит,

Будто страшный глаз следит за миром

И пускает по морю лучи.

Провода на чёрном небе стонут.

Люди спят под сводом красных крыш.

Может быть, приснились миллионы

Тем, кто собирается в Париж.

Или ветер жалобно принёс им

Грубый свист фабричного гудка.

Мокрая, заплаканная осень

Смотрит из-под серого платка.

Больше нет минувшего простора.

На шоссе не слышно голосов.

Плачущая осень распростёрла

Над Сфаятом сумрачный покров.

Медленные, гаснущие миги,

Дрожь и холод плотно-сжатых рук…

На столе письмо, тетради, книги

И от лампы неподвижный круг.

Что? Зачем? Я знаю слишком мало.

Что ж, пора отдаться тишине,

С головой укрыться одеялом

И неловко вздрагивать во сне.

Страшно мне и грустно в этом мраке,

Сонный мир я не могу понять.

Всюду вопросительные знаки

Дразнят испытующе меня.

И в простой, неназванной печали

Бьенье сердца режет тишину…

Мимо пробежал мохнатый Чарли,

Потерявший в облаках луну.

31/ X, 1923