Дон-Жуан («Бледных рук заломленные кисти…»)
Бледных рук заломленные кисти,
Страстью искажённое лицо.
Набросала шелестящих листьев
Осень на широкое крыльцо.
И дрожали гаснущие взоры
В глубине сверкающих зеркал.
На окне, сквозь спущенные шторы
Луч заката догорал.
На лице тоскующем и странном
Только страсть, разбитая концом.
У окна склонилась Донна-Анна,
Донна-Анна спрятала лицо.
А над ней едва дрожащий мускул
И расширенная прорезь глаз.
От заката жалобно и тускло
Штора тёмная зажглась.
Он дышал порывисто и грубо
И до боли в пальцах пальцы сжал.
И сверкали сдавленные губы
В глубине тоскующих зеркал.
У окна безумной дрожью сжата,
Слышит ядовитый звук речей:
«Этот луч — не твоего ль заката
Блещет на опущенном плече?»
И склонились, жили и дрожали
Искривлённые его черты.
За окошком вечерели дали,
Ветер с веток обрывал листы.
И холёные ломая пальцы,
Он о счастье думал, чуть дыша…
У него, у гордого скитальца,
Разве может быть ещё душа?
На лице — задор любви и воли…
Только взгляд о чём-то тосковал,
Перекошенный нездешней болью
В глубине темнеющих зеркал.
10/ II, 1924