Праздник мира
(Письмо 1-го марта/19-го февраля 1740 года). 22-го числа я был и ездил верхом в манеж, в мундире, о котором царица сделала мне честь говорить. Лишь только она меня увидела, то выразила свое удовольствие за такую внимательность. Потом она меня спросила, не хочу ли я, если не видал пляски разных племен, придти в полдень во дворец, так как они соберутся там, чтобы проститься с нею? Мне оставалось только выполнить такое любезное приглашение. И так я был свидетелем плясок и музыки, столько же странных, сколько и новых для меня, при чем не мог довольно надивиться легкости и силе, с которою пляшут жители Украины.
25-го, я был при дворе и здесь обер-гофмаршал ввел меня в комнату, в ожидании, что кн. Черкасский, с фельд-маршалом Минихом по правую и фельдмаршалом Ласси по левую руку, поздравит от имени государственных чинов царицу, что сделает также и духовенство. Потом обер-гофмаршал пригласил меня. Я уверил царицу, что желание королем мира и искренние старания, которые он прилагал, не могут возбуждать никакого сомнения в радости его величества, когда он узнает о событии, празднуемом в настоящий день. Царица приказала мне сказать через обер-гофмаршала, что это самое событие тем более для нее приятно, что оно напоминает ей об одолжениях, оказанных ей королем. Иностранные министры, дамы и придворные принимали участие в церемонии этого дня, подходя к руке царицы. Как только это кончилось, она отвечала с удовольствием и чрезвычайным достоинством… Царица, находившаяся все время в галерее, вошла в свои покои. Тогда два герольда на превосходных лошадях, предшествуемые цимбалыдиками и трубачами, сопровождаемые отрядом конногвардейцев, отправились в разные части города объявлять о мире. Находившиеся при них два секретаря читали манифест, а четыре унтер-офицера бросали в народ деньги.
После обеда вернулись во дворец; по обыкновению там играли, а вечером, сверх того, была музыка.
Маскарад начался 26, в 4 часа по полудни, и продолжался до 5 часов утра, хотя царица и удалилась в 11 часов. Я был в маске не более четверти часа…
Третьего дня съехались во дворец в три с половиною часа…
Между тем, царица прошла в большие покои, куда и я отправился. Она была так милостива, что тотчас же вручила мне золотую медаль, выбитую по случаю заключения мира; потом она раздавала их двум фельдмаршалам, иностранным министрам, придворным дамам, знатнейшим чинам, камергерам, генералам и другим особам…
Несколько минут спустя после раздачи медалей, царица перешла в покои принцессы Анны, которые выходят на площадь, и оттуда сама бросала деньги в народ. Толпе дали потом хлеба и говядины, которые выставлены были на уступах двух возвышений, увенчанных двумя жареными быками. За этим зрелищем последовало другое: народ кинулся к фонтану из вина, которым наполнился бассейн, возвышавшийся от земли на 8 ступеней и устроенный между двумя помянутыми возвышениями. Царица потом возвратилась в свои покои, где она до 7*/2 часов разговаривала то с тем, то с другим.
Тогда стали вызывать по номерам, и фигурный стол, приготовленный в большой приемной зале, очень быстро был занят лицами, которые должны были за ним ужинать. Царица, дав время всем усесться, вышла туда же. Герцог курляндский вел ее под руку, а я имел честь ее сопровождать. Она обошла кругом стола, я все время следовал за ней, и невозможно описать, как хорош был вид залы. Царица, удовлетворив таким образом своему любопытству, и, поручив кн. Куракину не покидать меня и смотреть за тем, что мне понадобится, удалилась, вместе с герцогом курляндским, ужинать в собственные покои…
Ужин был долог. После него был сожжен фейерверк, великолепный и совершенно удавшийся. Во время его большая приемная зала была так скоро очищена, что можно было там начать бал тотчас же по окончании фейерверка. По заведенному обычаю я открыл бал с принцессою Елизаветою. Царица и принцессы остались там до полуночи. Желания ее величества были так удачно выполнены, что бал продолжался до 5 час. утра.
И. де-ла-Шетарди