Полковые нравы

Возвратившись в Александров, застал я своего полковника Зыкова одержимым горячкою, который чрез несколько дней после того и умер, к крайнему сожалению всего полка. В начальствование полка вступил премиер-маиор Махвилов и доказал, что ничего не может быть выгоднее как прием полка от умершего полковника; не взирая на то, что графом Салтыковым приписана была похвала полку, который он нашел во всем совершенстве, а г-н Махвилов, задобрив графского правителя канцелярии князя Салагова, такового ж грузина, каков был и сам, пустился опорочивать в полку все и показать к службе многое неспособным, так что начтено до 40 тысяч рублей на покойного и положено все его походное имущество продать на пополнение сего мнимого недостатка. Несчастный Зыков из гроба своего не мог возразить против несправедливости! Офицеры хотя и говорили, но их голос был неслышен. Сей Махвилов был человек добрый, служивой, хлебосол, но впрочем без малейшего воспитания и полагающий в деньгах все блаженство святое; жена его была также грузинка, умная женщина, но лукавая и великая ханжа. Итак, имение Зыкова, бывшее небедное, состояло в многом серебре, разных других вещах немалой цены, выставлено было в зале и с молотка на бильярде продано без малейшего зазрения совести. Г-н Махвилов многим офицерам, забравшим добро Зыкова, зажал рот, позволив нравившиеся им вещи купить за бесценок. При столь жалостном грабительстве не без смеха было, ибо когда г-жа Махвилова знаменовала себя крестом, сожалея притворно о г-не Зыкове, а муж ее с бесстыдною жадностью, когда доходило до лучших вещей, то вооружался молотком сам и тремя ударами решал покупку на свою сторону, приговаривая притом, что он все сие прочит в приданое своей дочери. При сей продаже чуть моей книги не продали, которую брал у меня г-н Зыков на прочтение; я, увидя поднятый над оною молоток, закричал, что я еще жив и что эта книга мне принадлежит. И ежели бы на оной не было моего имени, то быть бы ей под молотком…

А. Пишчевич