Приговор врагам елизаветы
(Донесение). Уже рано утром 29 Января (н. с. 1742 г.) заключенные были привезены из крепости в одно из боковых зданий сената. Около 10 час. их начали выводить одного за другим. Впереди и позади каждого шли гренадеры с примкнутыми штыками. Прежде всех везли на крестьянских санях, запряженных в одну лошадь, Остермана, потому что он, по слабости, много лет не владел ногами. Голова его поверх парика была прикрыта подбитою снизу дорожною шапкою, тело завернуто в старую, до ног доходившую красную шубу на лисьем меху – это была его обычная одежда, в какой его видали всегда в рабочей комнате. За ним пешком следовал фельдмаршал Миних, вице-канцлер гр. Головкин, барон Менгден, обер гофмаршал гр. Левенвольд и недалеко за ними недавно пожалованный в (действительные) статские советники, русский Темирязев…
Когда государственных преступников собрали в кружок, то Остермана повели четыре солдата на эшафот и посадили на плохой деревянный стул. Остерман обнажил голову и секретарь сената прочел приговор (обвиненные узнают содержание его только на лобном месте). Там значилось, что Остерман лишается головы и будет колесован. С хладнокровным выражением в лице слушал он это; только при чтении по временам он взглядывал на небо и тихим движением головы давал знать о своем изумлении. Потом солдаты повалили его на землю вниз лицом, а палач обнажил шею и положил на плаху. Между тем, как один держал голову за волоса, другой вынимал из мешка топор. Остерман протянул обе руки перед собою; но по оклику одного солдата должен был их поджать под себя крестообразно. Когда уже был он готов к смертному удару, то сенатский секретарь вынул другую бумагу и прочел в коротких словах: «Бог и императрица дарят тебе жизнь!» Солдаты и палачи снова подняли его, снесли с эшафота и положили на сани.
Близ стоявшие не заметили в продолжении этого страшного зрелища никакой перемены в поседевшем государственном муже, только в то мгновение, когда его клали на плаху, у него тряслись несколько руки. Его до тех пор держали в кругу, пока прочим, которых не взводили на подмостки, прочитали приговоры.
Гр. Головкин и барон Менгден, боязливо закрывшие верхнею одеждою лицо до глаз, выказали много малодушия. Граф Левенвольд, несмотря на внутреннюю скорбь и видимые следы едва сносимой болезни, поддерживал свое обычное хладнокровие и любезность. Фельдмаршал Миних выказывал достойное удивления бесстрашие, твердость и гордую осанку. Его первого вывели из круга и в императорском придворном возке, в сопровождении четырех гренадер, отвезли в крепость. За ним следовал в своих извощичьих санях Остерман, а потом в таких же – наиболее убитый гр. Головкин. Гр. Левенвольд, барон Менгден и Темирязев были сначала препровождены в сенат.
Солдаты, сопровождавшие Остермана, Миниха, Головкина и Левенвольда, не были в состоянии скрывать чувства горести. Чтобы выказать им свое почтение, они по народному обычаю называли, обращаясь к ним, «батюшкою» и старались выразить им свое сострадание утешительными словами.
Пецольд