Отъезд
Отъезд
Александр уехал из Петербурга один 1 сентября 1825 года. Императрица Елизавета Алексеевна выехала на юг на два дня позднее. Отношения супругов к тому времени очень смягчились, появились и тепло, и дружба, и необходимость друг в друге. И все-таки они поехали раздельно.
Перед отъездом Александр как-то вдруг разом охладел к армии, отменив маневры и парады, отменил он и смотр войск 2-й армии в Белой Церкви. Смотр этот, назначенный на осень, он поручил князю Волконскому.
Отъезд царя из Петербурга подробно описывает Шильдер. Из Каменноостровского дворца выехали в четыре часа ночи. Запряженная тройкой открытая коляска довезла императора до Невской лавры. Там его торжественно встретили митрополит Серафим, архимандриты в полном облачении и монахи. Александр был в фуражке, шинели и сюртуке. Он поспешно направился в соборную церковь, «…перед ракой святого Александра Невского и началось молебствие».
— Положите мне Евангелие на голову, — попросил Александр и встал на колени перед митрополитом.
После службы митрополит Серафим пригласил императора в свою келью.
— Очень хорошо, — сказал Александр, — только не надолго; я уже и так полчаса по маршруту промешкал.
В своих апартаментах митрополит представил государю схимника, отца Алексея, который «просил удостоить и его келью своим посещением». Александр согласился. Келья отца Алексея производила мрачное впечатление. Она была вся обита черным сукном, иконы, лампады, черная узкая скамья. Они помолились вдвоем со схимником, потом Александр спросил: «А где же ты спишь?» Митрополит ответил за отца Алексея: мол, здесь же, на полу, но тот отрицательно покачал головой.
— Вот моя постель. — Схимник отвел Александра за перегородку и указал «на черный гроб, в котором лежали схима, свечи и все, относящееся к погребению».
Не меньшее впечатление произвели на царя напутственные слова схимника:
«— Государь, я человек старый и многое видел на свете; благоволи выслушать слова мои. До великой чумы в Москве нравы были чище, народ набожнее, но после чумы нравы испортились; в 1812 году наступило время исправления и набожности: но по окончании войны сей нравы еще больше испортились. Ты — государь наш и должен бдеть над нравами. Ты сын православныя церкви и должен любить и охранять ее. Так хочет Господь наш».
При всем уважении к таинству смерти эта сцена с «черным, черным гробом» кажется нам сказкой-страшилкой, которой пугают детей, но в XIX веке к этим вещам относились серьезно, поэтому легко себе представить настроение мистически зараженного императора. Ну а что касается нравов, тут схимник совершенно прав.
Александр тяжело расставался со своей столицей, об этом пишут многие современники. Шильдер: «…Государь остановился у заставы, привстал на коляске и, обратившись назад, в задумчивости несколько минут глядел на город, как бы прощаясь с ним». Наверное, стоял, наверное, смотрел, но высокая поэтическая картина как-то не вырисовывается. Я понимаю, Данте смотрел на Флоренцию, там — гора, весь город как на ладони. А что можно увидеть у заставы Петербурга, кроме ближайшего забора обывателя? Ведь ни одной возвышенности, город совершенно плоский.
Александра сопровождали в пути начальник Главного штаба генерал-адъютант Дибич, два врача — Тарасов и Виллье, четыре обер-офицера и прислуга. 13 сентября царь прибыл в Таганрог.