Реакция

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Реакция

Священный союз не мог обеспечить мира и спокойствия «в поврежденной уже в рассудке Европе» (так характеризует Европу Вигель). Франция бунтовала, в Испании король Фердинанд распустил масонские ложи и восстановил в правах инквизицию, в Италии обывателей пугали словом «карбонарий», за свободу боролись и в Неаполе, и в Папском государстве. В Германии тон задавали студенты, в них тоже вселился революционный дух. В марте 1819 года в Мангейне студент Занд убил немецкого писателя Августа Коцебу. Последний был статским советником и выполнял при нашем посольстве секретные поручения Александра I. Писателя убили как шпиона. Австрийский дипломат Генц писал: «Все европейские государства, без исключения, терзает изнутри жгучая лихорадка; она сопровождает или предвосхищает самые бурные конвульсии, которым когда-либо был подвержен цивилизованный мир со времен падения Римской империи…» Меттерних негодовал: бунтующая Италия наводнена русскими, которые похваляются, что либеральные течения «найдут покровителя в лице их государя». В Греции тоже было неспокойно.

В декабре 1820 года монархи России, Австрии, Пруссии, а также присланные из Франции и Англии представители провели конференцию в Троппау. Конференция проходила с 20 октября по 20 декабря, а в середине ноября фельдъегерь привез из Петербурга известие о бунте в Семеновском полку. Это известие буквально сокрушило Александра. Когда-то, еще при Павле, он сам командовал этим прославленным гвардейским полком, многие офицеры полка были ему хорошо знакомы. Армия была его главной заботой и усладой. И вот, оказывается, революционные настроения проникли в святая святых — в его столицу! Волнения в Семеновском полку не имели никакой политической подкладки, но Александр этого не знал.

А суть дела в том, что брат Михаил Павлович решил сделать подарок старшему брату. Как все Романовы, Михаил был помешан на армии. Гражданская служба его не занимала, он считал, что в государстве вполне достаточно иметь «военный порядок». Он был начальником бригады, Семеновский полк находился в его подчинении, и этот полк, «усыновленный самим государем», ему не нравился: слишком щеголеватые, ловкие и легкомысленные там служили офицеры, не было должного уважения к выправке солдат и военным учениям. Именно Михаилу пришла в голову мысль заменить «милейшего» генерала Потемкина на другого командира — «чудесного фронтовика Шварца», он выбьет дурь и из солдат, и из офицеров. И Шварц принялся «выбивать». «Палка была всегда его единственным красноречивым документом» (Вигель). Офицеров он поминутно оскорблял, солдат лупцевал без жалости. А тут за незначительную провинность велел высечь несколько солдат — георгиевских кавалеров. По закону награжденные Георгиевским крестом были избавлены от телесных наказаний. Шварц пренебрег этим правилом. В результате несколько рот возмутились, вышли из казарм, выстроились на плацу…

Весть о бунте Семеновского полка привез Александру молодой адъютант генерала Васильчикова Петр Чаадаев. Вигель очень не любил Чаадаева, поэтому откровенно злорадствует по этому поводу: «Он был первым из юношей, которые тогда полезли в гении… Он был уверен, что, узнав его короче, Александр… приблизит его к своей особе и сделает флигель-адъютантом». Куда там! «Александр бывал ужасен в редкие минуты, когда переставал владеть собой». Вряд ли самому Ф. Ф. Вигелю удалось видеть императора в такие минуты, но, видимо, в обществе бытовало такое мнение.

Вот отчет Меттерниха своему королю от 8 августа 1820 года: «Не так давно царь сделал следующее признание: «Начиная с 1814 года я неправильно судил об обществе: сегодня я нахожу ложным то, что мне казалось истинным вчера. Я принес много зла; и я постараюсь его исправить». Да, есть много ошибок, которые признают, когда зло уже свершилось. Человек, который позволяет ошибке свершиться, не может быть государственным деятелем; однако если он признает, что заблуждается, то он, по крайней мере, честен. Это относится к императору Александру».

Поверим на слово Меттерниху, он пишет очень уверенно, но Александр всегда был для него загадкой. Да, царь сильно изменился, многие его благие намерения потерпели фиаско, он разучился доверять людям. Энциклопедия сообщает, что, используя сомнения русского императора, Меттерних «смог превратить Священный союз из идеологического пакта в скрытый инструмент абсолютной монархии». Но можно сказать, что до 1820 года Александр, сделавшись резким противником всяческих революций, насилия и войн, оставался еще верным либеральным убеждениям юности. Меттерних никогда не мог ни понять, ни оценить этих мыслей, поэтому на всех конгрессах был противником Александра. Чаще он был уверен, что все сомнения царя есть романтизм и утопия не очень умного человека, а то вдруг начинал подозревать Александра в притворстве: мол, все эти либеральные мечтания есть только дипломатический ход, прикрывающий истинные честолюбивые замыслы России и ее императора. Но, видимо, в мировоззрении Александра Семеновский бунт окончательно что-то разрушил, это была последняя капля.

Из Троппау конгресс переехал в Лейбах. Вести о положении дел в Европе были самые неутешительные: революция в Неаполе (в марте 1821 года австрияки заняли Неаполь, затушили пламя), дальше восстание в Пьемонте, и опять австрийская армия при деле. И тут в Лейбах пришло неожиданное известие — греки подняли восстание, и во главе его встал генерал-майор русской службы Александр Ипсиланти!

Либеральная Россия сочувствовала революционным настроениям Европы, но это ее как бы близко не касалось. Другое дело — Греция. Греки были единоверцы, и они находились под пятой Турции. Идеей пойти войной на Константинополь и вернуть его христианскому миру был одержим еще самозванец России Лжедмитрий I. Отчаянно воевали с Турцией Петр Великий и Миних. Екатерина II была одержима «греческим проектом». Даже сына нарекла Константином — такое имя очень уместно будущему правителю Константинополя. Для этого нужна самая «малость» — завоевать Стамбул и вернуть ему прежнее имя. Чесменская победа Алексея Орлова не принесла Греции освобождения, но греки все равно смотрели на Россию с надеждой.

Политика Александра в отношении Греции вызывала ему не только нарекания со стороны либеральной русской публики, но и превратилась почти в ненависть, поэтому на этом вопросе стоит остановиться подробнее. У Меттерниха в конце концов сложились отношения с Александром I, но с его статс-секретарем греком Каподистрией австрийский дипломат так и ни смог найти общего языка. Меттерних писал: «Каподистрия не злой человек, но, откровенно говоря, он отъявленный и законченный дурак; это извращенный ум, каких свет не видывал. Он живет в мире, куда отвратительные кошмары могут переносить наши души. И в то же время его тщеславие превосходит всякое воображение. Подумать только, такой человек — а занимает такое положение!»

Каподистрия, близкий по духу Александру человек, был фактическим министром иностранных дел России. Вот отзыв о нем П. А. Вяземского: «Чистая и благодушная личность Каподистрии была несколько лет светлою звездою царствования императора. Но и этому светилу по естественному течению суждено было в данную минуту отклониться от прямого и главного пути, ему предстоящего. Такова была уже участь Александра в приближении к себе сподвижников, вызываемых им на совершение благих намерений его… Государь и министр хорошо понимали друг друга, они единодушно шли вперед путем, себе предназначенным. Но восстание Ипсиланти, не в добрый час и при неблагоприятных обстоятельствах задуманное и затеянное, бросило камень преткновения на этот мирный и благоуспешный путь».

Свои записки Петр Андреевич Вяземский писал «в преклонных летах», по мнению потомков, он уже стал ретроградом, но здесь есть о чем подумать. Революции и Греческое восстание в 1821 году за национальную независимость — все это прекрасно, но сколько жертв, сколько крови! Слишком большая цена, и мое женское сердце сокрушается от этой непомерной цены, жалко сыновей-то. В русской историографии имена Александра Ипсиланти и Ивана Антоновича Каподистрии всегда стоят рядом. Мне хочется о них рассказать.

Имя Александра Ипсиланти (1783–1828) в 20-х годах XIX века было у всех на устах. Его дед, валашский господарь, был казнен турками; отец, продолживший оппозиционную политику, вынужден был вместе с сыновьями бежать в Россию. Старшему Александру было всего пятнадцать лет, когда его взяла под свое попечительство императрица Мария Федоровна. С детства юный Ипсиланти мечтал об освобождении Греции. С ним и с Каподистрией была очень дружна Р. С. Эдлинг, она и рекомендовала его Александру для работы на Венском конгрессе.

Ипсиланти служил в русской армии, был адъютантом Александра I, воевал, получил чин генерал-майора, в битве под Дрезденом потерял правую руку. В 1816 году Константин Ипсиланти умер в Киеве, и теперь сын считал себя ответственным за греческие дела. Еще в 1814 году в Одессе греки организовали революционный тайный союз — «Дружественное общество», по-гречески «Филики этерия».

Каподистрия относился к этому обществу с недоверием, он надеялся на помощь Александра I. Все должно было произойти естественным путем, без насилия и крови. Но после 1820 года царь совершенно охладел к греческому вопросу. Вот тогда Каподистрия посоветовал Ипсиланти принять на себя руководство обществом гетеристов, так их называли в России. Ипсиланти в это время находился в присоединенной к России Бессарабии.

К 1821 году все были готовы к восстанию. Внезапную смерть господаря Валахии Суцо гетеристы восприняли как призыв к действию. Ипсиланти со своим многочисленным отрядом перешел Прут. За этим последовала встреча с турками и резня с той и другой стороны. Ипсиланти был уверен, что румынский народ его поддержит в праведной борьбе, этого не случилось. Он повел себя с точки зрения населения неправильно: занял роскошный дворец в Яссах, создал там свой двор, а деньги на продолжение войны с турками добывал нечестным путем. Например, он приказал арестовать местного банкира, обещая выпустить его на свободу за большой выкуп. И подобный случай не был единичным. Большим ударом для Ипсиланти был официальный отказ Александра поддерживать борцов за свободу, царь даже предложил султану помощь в подавлении мятежа.

В сражениях с турецкой артиллерией Ипсиланти был разбит, после чего он бросил свою армию и бежал в Австрию, где был арестован. Но гетеристы продолжали свою борьбу. Вспыхнуло восстание в Морее, которое окончилось страшной резней. Турки убивали всех подряд — женщин, детей… Без суда в Константинополе был повешен патриарх Григорий. Александр мучительно переживал эту ужасную смерть, но Меттерних писал ему: «Судьба цивилизации находится ныне в мыслях и руках вашего императорского величества». Он уверял также, что Греция «будет брешью», через которую революция затопит всю Европу. Надо было решиться и «закрыть эту брешь». Если он, Александр, выступал за подавление всех революций, то почему он должен сделать уступку для Греции?

Каподистрия Иван Антонович, уроженец Корфу (1776–1831) был статс-секретарем Ионической островной республики. В 1807 году в Тильзите «росчерком пера» республика была уничтожена, и Каподистрия перешел на службу России, где и сделал блестящую карьеру. Он занимал должность министра Коллегии иностранных дел, тесно работал с Александром и на Венском конгрессе, и в Священном союзе, поддерживая его во всех начинаниях, но, когда дело коснулось его родины, он попросился в отставку. Состоялся разговор с царем, расстались мирно. Александр понял положение своего министра и предложил Каподистрии «уехать на воды для поправления здоровья» с сохранением его должности.

Последний конгресс Священного союза, на котором присутствовал Александр I, был в Вероне (осень 1822 года). Вопросы обсуждались разные: борьба с работорговлей, свобода судоходства по Рейну, подавление революции в Испании, признание независимости Латиноамериканских стран и т. д. Император пребывал в состоянии депрессии, молчаливый, сосредоточенный. Пришло письмо от Лагарпа, ранее он всегда был согласен со своим учителем. На этот раз Лагарп писал, что считает дело греков правым, что веронская политика только напрасная попытка задержать ход истории и что, в конце концов, грекам поможет Англия и Дарданельский пролив окажется у них в руках, что совсем не выгодно России. На письмо Александр не ответил. Он уехал в Россию и 20 января 1823 года прибыл в Царское Село.

В греческие дела, как и предсказывал Лагарп, ввязалась Англия, уже при Николае I Россия воевала с Турцией. Греки наконец обрели свободу, и в апреле 1827 года народным собранием Каподистрия был избран президентом Греции. Прах Ипсиланти позже перенесли в Грецию и похоронили как народного героя.

Большинство историков отрицательно оценивают международную политику Александра в последние годы правления, но были у него и защитники. Не надо забывать, что революционный дух Франции летал по Европе. Потом пошел бродить призрак коммунизма, потом был 1917 год, и мы всех победили. Ну и что? Конечно, борьба за свободу, независимость и справедливость — отличная вещь. Революционный дух не истребим, но и его последствия, к сожалению, тоже. Террористы и XIX, и XXI веков тоже, между прочим, борются «за свободу и справедливость».