Забота о наследнике

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Забота о наследнике

Официально цесаревичем считался великий князь Константин Павлович, но он отказался наследовать трон. Он все время твердил, что «ни за какие коврижки» не желает быть царем, но впервые серьезный разговор на эту тему состоялся в 1819 году, когда Александр посетил Варшаву. Михайловский — Данилевский, любимый флигель-адъютант царя (со слов Константина Павловича), так описывает разговор между братьями. Александр:

«— Я должен сказать тебе, брат, что я хочу абдикировать; я устал и не в силах сносить тягость правительства; я предупреждаю тебя для того, чтобы ты подумал, что тебе надобно делать в сем случае. (Абдикация — отречение от престола. — Авт.)

Цесаревич Константин ответил:

— Тогда я буду просить у вас место второго камердинера вашего; я буду служить вам и, ежели надо, чистить вам сапоги. Когда бы я это теперь сделал, то почли бы подлостью, но когда вы будете не на престоле, я докажу преданность мою к вам, как в благодетели моему…

— Когда придет время абдикировать, — сказал в заключение Александр, — то я тебе дам знать, и ты мысли свои напиши матушке».

Константин Павлович при этом добавляет, что «государь поцеловал меня так крепко, как еще никогда в сорок пять лет нашей жизни меня не целовал».

Время шло, Александр опять вернулся к этому разговору. На этот раз шуткой отделаться было нельзя, и в январе 1822 года Константин написал из Варшавы: «Не чувствую в себе ни тех дарований, ни тех сил, ни того духа, чтобы быть когда бы то ни было возведену на то достоинство, к которому по рождению моему могу иметь право, осмелюсь просить Вашего Императорского Величества передать сие право тому, кому оно принадлежит после меня и тем самым утвердить навсегда непоколебимое положение нашего государства».

Формально отречение Константина состоялось именно тогда — 22 января 1822 года. Три недели спустя Александр написал ответ: «Любезный брат. С должным вниманием читал я письмо Ваше. Умев всегда ценить возвышенные чувства Вашей доброй души, сие письмо меня не удивило. Оно мне дало новое доказательство искренней любви Вашей к государству и попечения в непоколебимом спокойствии оного. По Вашему желанию предъявил письмо сие любезной родительнице нашей. Она его читала с тем же, как и я, чувством признательности к почтенным побуждениям, Вами руководившим. Нам обоим остается, уважив причины, Вами изъявленные, дать полную свободу Вам следовать непоколебимому решению Вашему, прося Всемогущего Бога, дабы Он благословил столь чистые намерения».

Чистые намерения Константина были вполне обоснованны. В 1820 году он наконец официально развелся со своей супругой — Юлианой-Генриеттой, в православии Анной Федоровной, и женился на польской графине Иоанне Гудзинской. Второй брак был признан морганатическим, то есть сам Константин имел права на престол, но его дети — нет. Брак с польской графиней состоялся по любви, жена получила титул княгини Лович. Константин был в Варшаве вполне счастлив. Зачем ему такая обуза, как русский престол?

Но наследование — дело серьезное, нужен был более весомый документ, чем простой письменный отказ от престола, и в 1823 году Александр поручил митрополиту Филарету составить манифест о назначении наследником великого князя Николая Павловича. Манифест был составлен, запечатан, а на конверте Александр собственноручно написал: «Хранить в Успенском соборе с государственными актами до востребования моего, а в случае моей кончины открыть московскому епархиальному архиерею и московскому генерал-губернатору в Успенском соборе прежде всякого другого действия». После этого Александр отдал конверт митрополиту Филарету с тем, чтобы тот положил документ в ковчег государственных актов, где и надлежало хранить его без всякой огласки.

Загадочное распоряжение, прямо скажем, потому что «где усадьба, а где пруд». Успенский собор в Москве, а присягу новому императору надо давать в Петербурге, телефонов нет, сразу всего не сообщишь. Великий князь Николай Павлович был в курсе разговоров об отказе Константина царствовать, знал, что его готовят на роль императора, но о составленном манифесте не знал ничего. После смерти Александра I это и привело к длинной проволочке с утверждением Николая на троне, то есть к фактическому междуцарствию и, как следствие, к великой смуте — восстанию декабристов. Что и говорить, так не составляют важнейшие государственные документы — зачем эта таинственность?

Видно, подобная мысль пришла в голову и митрополиту, и князю Голицыну. По совету последнего с манифеста были сняты копии. Князь Голицын сам переписал манифест в трех экземплярах и разослал их в Государственный совет, Сенат и Синод. До времени о существовании манифеста о наследовании трона знали только, помимо троих перечисленных, Константин Павлович и мать Мария Федоровна, наверное, Аракчеев. А. А. Корнилов пишет: «Единственное, что можно придумать в объяснение этого поведения Александра, — это то, что Александр делал все это главным образом на случай своего отречения, а так как отречение могло быть актом только произвольным, то он и думал, конечно, что все дело остается в его руках».

Перед отъездом Александра в Таганрог князь Голицын обеспокоился: государь уезжает на всю зиму, не следует ли обнародовать манифест, мало ли что… Может быть, князь Голицын знал или догадывался о намерении царя отказаться от трона? Но Александр отказался от публикации манифеста: «Положимся на Бога, Он устроит все лучше нас, слабых и грешных». Почему он так сказал? Считал, что еще не решил окончательно, ждал, когда придет нужное время?