64
64
В связи с днем рождения, который с приглашением гостей в этот раз не отмечался, родители сделали мне совсем неожиданные по грандиозности подарки: несколько книжных полок со стеклами, три кресла (два с темной, одно со светлой обивкой) и холодильник «Саратов». Павел Иванович продал имевшиеся у него облигации и оплатил эти дорогие покупки Вечером все это было доставлено на Ростовскую набережную. Холодильник — поставили в кухне, два кресла — в большую, одно — в маленькую — Анютину — комнату. Книжные полки — вдоль стен — шесть в одну, четыре — в другую комнату.
Мама и папа вместе с тетей Машей и пирогом с капустой снова были рядом с нами, и все мы пили чай, сидя в креслах, на табуретке, на краешке раскладушки. Сентябрьский закат был великолепен, вечерняя прохлада потоками вливалась в открытую на балкон дверь. Судя по всему, погода завтра должна быть хорошей.
Вторая ночь нашего пребывания в новой квартире прибавила сил и бодрости. И до школы, находившейся возле гостиницы «Украина», и до института на Малой Пироговской отсюда было недалеко. Можно идти пешком, обходясь без автобуса, выходя из дома минут за тридцать до начала занятий. В то утро второго дня жизни на Ростовской набережной я смотрела с балкона, как идет через Бородинский мост Анюта, идет уже одна в свою школу. Вот скрылась её фигурка в синем пальтишке и с ранцем на спине под мостом, вот снова мелькает между деревьями на другой стороне Москва-реки, двигаясь к Новоарбатскому мосту. Потом исчезает из вида.
И я выхожу на Плющиху, и так знакома дорога к Девичьему Полю, к аллее, ведущей в сторону Пироговки, к красивому зданию на её пересечении с переулком Хальзунова. Прохожу мимо булочной, молочной, мимо продуктового и овощного магазинов, мимо книжного магазина и винной лавки, мимо аптеки. Теперь это будет наш московский мирок и на обратном пути я зайду за хлебом, молоком, за картошкой. Как все удобно, как близко.
Но иду я на занятия без нужной мне в этот день книги. У меня вообще нет тех книг, которые необходимы для подготовки к лекциям и семинарам. Есть полки, но нет книг. Они остались в прежнем доме, на Кутузовском проспекте, в том самом шкафу, который был куплен после выхода в свет моих первых работ, оплаченных издательством. Но о книгах — потом. Сейчас о другом — о том, как выплачивать долги, где и как можно заработать деньги, помимо зарплаты Работать в двух местах тогда не было принято. Могли, но только профессора, доктора наук: в ученых степенях и званиях учебные заведения и научно-исследовательские институты были заинтересованы. Да и на эти дополнительные оклады большой долг выплатить за нужный срок было бы невозможно. Нужны накопления Накоплений у меня, кроме той тысячи, что уже уплачена за квартиру, не было и, судя по всему уже никогда и не будет. Необходимо что-то придумать.
С энтузиазмом принимаюсь за главы для учебника по литературе XX века. Английская литература 1920-30— годов. Об этом надо написать за ближайший месяц. Три печатных листа. Можно четыре. Напишу четыре. За октябрь успею. И я успеваю, вставая каждый день в 6-30, готовя завтрак и обед, а также и ужин на предстоящий день. В 8 часов уходим на работу и в школу. Если занятий нет — в библиотеку. В библиотеке я всегда старалась как можно быстрее добраться до своего места в читальном зале, нигде и ни с кем не задерживаясь для разговоров. Времени было мало — до часу дня. С девяти до часу, а потом — домой, к возвращению из школы Анюты Но вот в один из дней встретилась у входа в библиотеку с Ольгой Ефимовной Афониной, с которой несколько лет назад, — ещё до Англии, — мы познакомились в нашем институте. Она пришла на кафедру в поисках человека, который мог бы ей помочь в подготовке радиопередачи о Филдинге. Она работала редактором на Московском радио, иногда и сама писала тексты в связи с юбилейными датами зарубежных авторов. Писала комментарии к изданиям Байрона, мечтала написать его биографию, уточнив многие факты, представленные в имеющихся работах, в извращенном, по её убеждению, виде. Случилось тогда, что она наткнулась на меня Текст передачи о Филдинге был мною написан, знакомство с ней состоялось, но было прервано моим отъездом. И вот теперь — новая встреча, закончившаяся очень радостным и важным для меня предложением написать ряд очерков о литературных музеях Англии, о тех местах, где жили известные писатели. Что могло быть лучше? Сразу же намечена была первая возможная радиопередача, если текст будет одобрен, о диккенсовских местах в Лондоне.
Через неделю иду на улицу Качалова, несу шесть с половиной страниц для пятнадцатиминутной передачи. Через день по телефону Ольга Ефимовна приглашает прийти в радиокомитет для записи. Текст поручают читать мне самой, предварительно проверив ораторские возможности. После этого сажают в комнату с обитыми чем-то мягким стенами, помещают перед экраном (я сижу за столом, а экран — передо мной), подают сигнал, и я начинаю рассказывать о диккенсовских местах, так хорошо знакомых мне по Лондону. В комнате, кроме меня, никого нет, но, очевидно, оператор все видит, за всем наблюдает и все слышит. Происходит запись. Но об этом я ничего не ведаю, полностью перемещаясь на Даути-стрит в дом 48, где жил молодой Диккенс, в «Лавку древностей» (Олд-кюрьозити шоп), в Сити, где работал он клерком, на набережную Темзы. Отведенные минуты промелькнули быстро. Побывать в Лондоне было удивительно приятно. Хотелось бы задержаться, но звучит сигнал завершения, следуя сразу же после последнего произнесенного мною слова. Дебют прошел успешно. Следующее чтение назначено через две недели в тоже самое время, т. е. в 4 часа дня. Текст представляется через неделю. Его тема — «Дом Бернарда Шоу в Эйот Сент-Лоренсе». Во время записи второй передачи Ольга Ефимовна представила меня заведующему литературным отделом. Был заключен договор на пять передач, потом ещё на пять. Так и ходила я на улицу Качалова каждую неделю — то текст несу, то на запись являюсь. После пятой передачи познакомили меня с письмами слушателей. Их было не очень много — около десятка, но благожелательные. В некоторых высказывались пожелания сделать такого рода передачи регулярными.
Когда этот цикл был завершен, мне предложили стать диктором на радио. Речь шла о третьем, Московском радиоканале. Сочли моё произношение «чисто московским», даже, как заметил главред, «несколько старомосковским», что было, по его мнению, уже редкостью. Но от этого предложения при всей его комплиментарности пришлось отказаться — работа преподавателем была мне больше по душе, и оставлять своё место, доставшееся мне с таким трудом, я не хотела. Однако связь с радиокомитетом продолжалась. Только теперь я стала писать тексты радиопередач о писателях и их произведениях. Их было много: Дефо, Свифт, Теккерей, Чарлз Сноу, Ральф Фокс, романы Диккенса и Шарлотты Бронте и о других. Читала тексты всегда сама и с радостью вошла в роль радиоповествователя, рассказчика о жизни и творчестве разных романистов, поэтов, драматургов, И оплата была неплохой, что позволяло собирать деньги в уплату долга.
Подготовленную рукопись учебника по зарубежной литературе XX века (над ней трудились многие авторы) Мария Евгеньевна поручила отнести в издательство «Высшая школа» мне и Магде. Нести надо было два экземпляра. Каждый экземпляр страниц 700 на машинке. Один человек не мог с этим справиться. Но Магда заболела, никого рядом из возможных помощников в нужный момент не оказалось, и пришлось отправиться мне одной. Две сумки, в каждой по рукописи. Путь на Трубную площадь — троллейбус и трамвай. В покосившийся, но солидный особняк на углу Трубной площади, где в одном из приделов находилось издательство «Высшая школа», я входила с трепетом и с трудом, уже почти таща по ступеням высокой лестницы тяжеленные сумки. Передо мной, на несколько ступеней выше, поднимался согбенный старец, обремененный большущим рюкзаком. Через каждые пять ступенек он останавливался для передышки и снова двигался вверх Это был, очевидно, тоже автор, завершивший свой труд Но он бывал здесь и прежде. Его изможденность сочеталась с решительностью: он, не колеблясь, свернул, достигнув вершины, вправо. Я двинулась за ним. Он дошел до конца коридора с покосившимися полами и остановился перед последней дверью слева. Я следовала за ним. Он открыл дверь и скрылся за ней. Мне пришлось остановиться и прочитать надпись на табличке двери: «Редакция литературы». То, что надо. Могу ли войти, если там уже есть посетитель. «Не посетитель, — говорил мне внутренний голос. — Автор». Я тоже автор, и я вхожу. Старикан уже сидит у одного стола и ведет беседу. Меня направляют к другому столу, и происходит знакомство с милой женщиной, которая и будет иметь дело с создателями учебника по зарубежной литературе. Это только первое знакомство, а дальнейшие переговоры — ещё впереди. Пока можно лишь освободиться от гигантских папок. Их оставляю у редактора.
Спускаясь вниз по той самой лестнице, которая несколько минут тому назад вела меня вверх, я вновь представила себе, как взбиралась вслед за стариком. Пройдет время и, может быть, вновь, но уже старой-старой буду и я опять карабкаться по этим же ступеням. Не хотелось бы, но, должно быть, таков уж удел авторов, берущихся за писание учебных пособий. Отступать нельзя: надо платить долги. Вернулась домой и у подъезда увидела Константина Алексеевича. Он поджидал меня. Ему хотелось посмотреть квартиру. Мне этого не хотелось, а так как Анюта была на Горбатке, откуда мне обещали привести её не раньше восьми вечера, то и вовсе такой визит был неуместен. Но разговор о книгах я завела, сказав, что в самое ближайшее время они мне совершенно необходимы И книжный шкаф тоже нужен. Попросила назвать день, когда можно за ними приехать. Сказала, что помощь мне не нужна. Помощники будут. Названа была суббота с двенадцати до трёх Я Операция с книгами и шкафом была завершена. Хотелось взять свой письменный стол с зеленым сукном, к которому я успела привыкнуть, но не пришлось. К шкафу и книгам был присоединен столовый сервиз и чашки. Этот груз и был доставлен через Бородинский мост, пополнив наше имущество. Теперь как бы все было улажено. Оставалось делать своё дело. Но это только казалось. Через два дня пришло на моё имя письмо из Районного отдела народного образования (отдел «Защиты прав детей»). В нём содержалось приглашение посетить инструктора этого отдела в обозначенные приемные часы.
РайОНО помещалось в Неопалимовском переулке. Отдел защиты детей располагался прямо у входа на первом этаже. Инструктор (он же методист, как значилось в надписи на двери) был на месте. Речь пошла о необходимости устранить те трудности, которые созданы отцу, по праву требующему регулярных и беспрепятственных свиданий со своим ребенком — его, очевидно, и надо было защищать от тех, кто этого законного права лишал. Но поскольку не лишал никто, говорить вроде бы было не о чем Однако инструктор (он же методист) разъяснил, что дело наше взято на контроль и через некоторое время состоится проверка выполнения поданного в РОНО заявления. Со своей стороны я попросила методиста поинтересоваться и взять на контроль уплату полагающихся ребенку алиментов. Он согласился, и на этом мы расстались. Инструктор уточнил, было ли по этому вопросу решение суда. Я сказала, что не было. Этот вопрос в суде не рассматривался.