Подарки

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Подарки

Дом наш на высоком каменном фундаменте стоит. Громоздкие, неподъемные камни эти присмотрели на дальнем поле и прикатили во время стройки самолично отец и мать. И как управились?.. Просторный у нас дом, соломой крытый, из звонких, пропитанных запахами солнца и смолы лесин сложенный. Он и срублен был отцовским топором, и поставлен был на хорошем месте — на самой окраине села, у дороги, что ведет в Гжатск, в районный центр.

Вокруг дома — сад: яблони, вишенки, смородина. За дорогой — у нашего дома она делала поворот почти под прямым углом — луг. Зимой он белый, заснеженный, а летом — цветистый, пестрый, гудящий пчелами. Дальше, за лугом, стояли молочно-товарные и животноводческие фермы, мельница-ветрянка лениво помахивала крыльями. За мельницей, полгоризонта синим поясом увязывая, лес виднелся.

Если же к нам идти от центра села, от школы, например, то следует спуститься по довольно отлогому и длинному склону. Зимой это было очень удобно: едва первый снег выпадал и склон становился выше, круче, мы, ребятня, подошвами валенок такие прокатывали на взгорье ледяные дорожки — одно удовольствие. Возвращаешься, бывало, из школы, остановишься на минутку на самой вершине склона, посмотришь вниз, а потом оттолкнешься посильнее и — только держись, смотри, как бы нос не расквасить! Мчишь без останову. Притормозишь где-нибудь далеко за родным домом и вдруг обнаружишь, что шапку на полпути обронил, что сумка твоя раскрыта, а тетрадями ветер на снегу играет. Идешь собирать.

От родителей, понятное дело, за обувь доставалось — «горела» она на наших ногах.

В тот день, последний день декабря, занимались мы в школе недолго: нам раздали табеля с оценками за вторую четверть и распустили по домам, предупредив, что в три часа дня в школе состоится новогодний вечер.

Домой мы с Зоей шли, утопая по колено в снегу: ночная метель сделала свое дело — засыпала, замела наши ледяные дорожки. Только редкая цепочка глубоких следов — наших же, утренних — бежала нам навстречу по склону.

У крыльца дома топтался Юра, нас поджидал. Шапка на нем моя, старая,— тесна она мне стала, да и водилось так в нашей семье, как и в других крестьянских семьях: младшие все донашивали за старшими, достаток не ахти какой имелся. На подбородке шапка тесемками завязана, так что только глаза и нос покрасневший видны. Пальтишко длинное и пестрые, мамой связанные варежки на руках.

Завидев Зою и меня, Юра побежал навстречу, глотая слова, прикартавливая чуть-чуть, закричал:

— Я тоже... с вами... в школу... пойду... На праздник...

— Пойдешь-то ты пойдешь,— ответил я,— только вот беда: тебя ведь никто не приглашал туда. Вдруг не пустят?!

— Ну что ты болтаешь, чего выдумываешь? — вступаясь за брата, оговорила меня Зоя.— Как это не пустят?

— Очень просто. Кто он такой? Не школьник даже. Так, от горшка два вершка.

— Пустят,— упорствовал Юра.— Меня Ксения Герасимовна пригласила.

Трудно давалось ему сложное имя-отчество моей и Зоиной учительницы, и он для убедительности повторил еще раз:

— Ксения Герасимовна... пригласила. Сама! Я катался на лыжах, а она подошла и сказала: «Приходи, Юрик, в школу, у нас праздник сегодня, и у тебя тоже будет праздник».

— Тогда придется взять.

В избу мы ввалились втроем — точно в жаркую речную воду окунулись. От печи исходило ровное тепло, вкусно пахло свежими щами, а посреди комнаты в крестовине, только что слаженной отцом, стояла наша красавица елка. Росинки блестели на ее ветвях, и, пританцовывая, ходил вокруг нее и хлопал в ладони Бориска.

Мы разделись и, пока оставалось время до начала школьного вечера, принялись обряжать елку. Хозяйничала Зоя, мы с отцом помогали ей, а Юра и Борис вертелись около. То есть не то чтобы вертелись — норовили игрушки на ветки цеплять, да не все у них получалось... Борис был увальнем, ходил медленно, весь преисполненный какой-то внутренней важности, и Юра не упускал случая поддразнить его. Так было и сегодня. Схватив Бориску за руки, Юра подтянул его к себе, приказал, строго глядя брату в глаза:

— Будешь делать, как я. Заниматься зарядкой будем. Делай р-раз!

Две пары рук — одна против воли их хозяина — взметнулись вверх.

— Делай — два!

Руки разошлись в стороны.

— Делай — тр-ри!

Руки упали вниз.

И снова:

— Делай р-раз!

Этаким вот манером — зарядкой — Юра изводил Бориску по нескольку раз на дню, особенно по утрам, и заканчивалось всегда одним и тем же: не выдержав такого вольного с собой обращения, Борис с криком, со слезами на глазах убегал искать защиты у матери. Так случилось и сегодня: Борька заревел, мать прикрикнула на Юру.

— А я что? Я ничего,— оправдывался  он.— Толстый Бориска очень, вот я...

Наконец и елка убрана — ох и красавицей же обрядили ее, а все не то, нет того сказочного блеска, что был на ней утром, когда в сенях стояла,— и время уже идти в школу, на праздничный вечер.

Мама открыла сундук, перебирает в нем что-то. Мы ждем, затаив дыхание.

— Юра,— зовет она,— я вот тебе рубашку новую к празднику сшила. Ну-ка, сынок, надень, посмотрим, хорошо ли придется.

Рубашка, по общему мнению, пришлась в самую пору. Юра подозрительно смотрит на нас: не задразним ли мы его за девчоночьи нежности? — а потом решительно идет к маме и целует ее в щеку:

— Спасибо...

Получают по обновке и все остальные: Бориске и мне тоже по рубашке досталось, Зое — кофточка.

Мы спешим одеться: не опоздать бы! А мать все не отпускает нас, все приглядывается: ладно ли вышло у нее рукоделие? И, радостная, вздыхает вдогон, когда мы уже у порога:

— Чай, не стыдно будет на людях показаться...