73 ЖИХОРЕВ И КOРВАЛАН
73
ЖИХОРЕВ И КOРВАЛАН
— Бандюги! Тринадцать лет человека морили…. За что спрашивается?! Слышите! Хулиганом Буковского назвали! Ха! — в окружении медсестер, больных и санитаров Миша Жихорев обсуждал новости.
Этого рослого солидного человека все воспринимали как придворного шута, которому можно говорить всё, что ему взбредет в голову. Медсестры в Жихореве души не чаяли, он любил их смешить и ещё больше угощать вкусными деликатесами из посылок, которые он получал часто из дома. Это были колбасы, чёрная икра, апельсины или шоколадные конфеты. Жихорев находился на лечении уже несколько лет за клевету на советскую действительность.
Сегодня по радио и в телевизионных новостях было объявлено, что правительство Советского Союза обменяло диссидента, а по советской (официальной версии) хулигана Владимира Буковского на Генерального секретаря Коммунистической партии Чили Луиса Корвалана, сидевшего в чилийском лагере уже три года с момента прихода к власти генерала Аугусто Пиночета. Генерал Пиночет спас страну от маньяков и убийц «Че Гевар», не дав ей стать Кубой, Северной Кореей или Советским Союзом в Южной Америке.
Через тридцать два года у нас с Ирой будет возможность увидеть Чили. Мы проедем более десяти тысяч километров от пустыни Атакама до Патагонии по этой удивительно красивой стране. Генерал Пиночет поставил страну на капиталистические рельсы экономики, создал хорошую армию и полицию, проложил отличные дороги. Мы проведём в Чили целый месяц, действительно увидев одну из самых богатых и процветающих стран в Южной Америке. К сожалению, в центре Сантьяго де Чили на площади у дворца Ла-Монадо стоит памятник самоубийце С. Альенде, бывшему президенту, бросившему своих граждан на произвол судьбы.
Чили, Анды, выс. 4400 м. Я и моя супруга Ира. 2008 г.
Миша Жихорев размахивает руками, молоденькие медсёстры хохочут, прапорщик-охранник и все остальные падают со смеха.
— Вытащить бы его из мавзолея! Да за ноги, за ноги! Да об стенку этого лысого сифилитика! — этими словами Миша всегда подводил итог всем своим политическим рассуждениям. К вечеру по отделению тащил свой заколотый сульфазином зад бунтарь Дима Шапоренко и громко читал:
«Обменяли хулигана на Луиса Корвалана,
Где б найти такую б….ь, что б на Брежнева сменять?»
Леонид Ильич Брежнев и Луис Корвалан.
Для меня остаётся загадкой, как этот стишок мог родится и стать известным сразу везде в Советском Союзе. Я встретил бывшего политзаключенного находившегося на принудительном лечении в Благовещенской спецбольнице, это около Хабаровска, и он уверял меня, что у них этот стишок появился на второй день после обмена Буковского на Корвалана.
В. Буковский
Тридцать первое декабря. В отделении смотровые окошки на дверях разрисованы снежинками, в конце коридора поставили наряженную игрушками елку, а днём после обеда для больных санитары из заключенных дают концерт. Три гитары и ударник гремят на всю больницу. Как они играют и поют, плохо или хорошо я, находясь в шоке от всего увиденного, не знаю. Два часа рока они вытягивали из своих инструментов и глоток и даже медперсонал сидел и слушал их. Я, конечно, был от всего этого на седьмом небе. По случаю Нового года телевизор разрешили смотреть до утра. Пока шел «Голубой огонёк» мы с Мишей сидели в палате у нашего друга Людаса, работавшего у сестры-хозяйки на глажке халатов для врачей и медперсонала. Людас был в больнице за угон автомобилей и ожидал скорой выписки. В двухместной палате, завешанной комнатными цветами, где он жил один, стоял на тумбочке магнитофон отделения. Людас был литовцем и всегда с сожалением повторял:
— Как жаль, что вы — русские.
В отделении работала вечно строгая медсестра Тележинская Ирина, ненавидевшая литовцев и, особенно, Людоса. Ей очень хотелось наказать его и она нашла причину. Он поливал цветы в своей палате, несколько капель воды упало на полированную тумбочку.
— Что это такое? — спросила она, указав на капли, — ты разве не знаешь, что от воды мебель портится? Ты это делаешь умышленно, чтоб испортить больничное имущество?
Она выскочила из палаты, чтобы описать всё в журнале наблюдения. Вечером перед отбоем санитар вызвал Людоса в процедурку.
— Ну, ложись на кушетку, — наполнив шприц пятью кубиками аминазина, приказала медсестра оторопевшему литовцу.
— Один укольчик и всё, — смеётся толстушка, — ложись, а то я сейчас санитаров позову и врачу завтра доложу, что ты отказывался подчиниться и возбудился.
Получил Людас эти пять кубов аминазина и свалился замертво. Ночью сердце начало отказывать, чудом не умер. Это была бессонная ночь и для дежурного врача, и для санитаров, и для медсестры.
В восемь утра сестра-хозяйка обнаружила, что её работника нет, халаты не поглаженные висят, а врачи на работе и требуют у неё свежие. Врачи выяснили, что случилось и заставили медсестру просить прощение у больного Людоса, который несколько дней не мог подняться с кровати. Я не знаю был ли второй подобный случай в истории спецбольниц в СССР, чтобы у больного просил прощения сотрудник больницы!
В эту Новогоднюю ночь дежурила молоденькая и толстая, как пончик, медсестра Людка или Кундюшечка, как звал её Миша Жихорев. После «Голубого огонька» показывали отличный советский мюзикл «Волшебный фонарь» с участием Людмилы Гурченко, занявший в Швейцарии в 1973 году второе место на кинофестивале. Я никогда ничего подобного в Советском Союзе не видел. Далеко за полночь, как всегда бывало в СССР, начинался концерт зарубежной эстрады.
— Ты что-то сильно восхищаешься зарубежной эстрадой! Учти, тебе ведь надо выписываться, — сказала лукаво улыбаясь толстушка, которая не могла дождаться, когда можно будет выключить телевизор и уйти к себе в процедурку.
— А что здесь такого? — удивился я, — мне вообще нравится музыка.
— Нет! Тебе всё нравится западное. Ты ведь поэтому туда и бежал и если ты опять готов слушать западную музыку, то это говорит о том, что в тебе не произошло никаких изменений. Смотри…, — она покачала головой, — если будешь так себя вести и не изменишь своих взглядов, то долго тебе придется быть здесь.
Первого января, как и положено, все долго спали. А потом все кому ни лень в столовую собирались телевизор смотреть. Должны были показывать развлекательный фильм, но вместо этого все увидели на экране товарища Лучо Корвалана.
— Смотрите, смотрите! — заорал из своего угла Миша Жихорев, — это он от Пиночета с такой отъевшейся мордой приехал! Плохо ему там жилось! В советский бы лагерь его, здесь бы он быстро жирок сбросил да обстригли б его как положено.
Публика смеялась. Каждый пытался выставить Корвалана в смешном виде, но сделать это лучше Жихорева никому не удавалось.
— А ну, Миша, — скажи что-нибудь! — просила толпа.
— Прекратить, что здесь смешного! Прекратить, не то телевизор выключу! — командовала медсестра.
— Моя Кундюшечка! Дай нам хоть поглядеть на этого мученика. Смотрите, какое у него рыльце. Так сальцо и блещет. Садись, Кундюшечка, посмотри с нами на этого подлеца! — не унимается Жихорев.
— Ну вас, — махнула рукой медсестра и вышла из столовой.
Прошли праздники, заработала почта и принесли газеты. На первой странице одной из них Леонид Брежнев ставит засосы своему почетному гостю товарищу Лучо и большая статья о том, что ему пришлось пережить в лагере у Пиночета. Беру газету и бегу поделиться новостью с Мишей Жихоревым, который как всегда в окружении медсестер что-то рассказывает и смешит их.
— Миша! Вы это читали? — спрашиваю я, протянув ему газету.
— Ах, подлец! — пробежав глазами по статье, возмущается Миша. — Камера ему видите ли не нравится! Пытали его там, свет и радио по ночам включали, чтобы он здесь запел, если б жопу аминазином ему накачали.
— «Но и в этом случае», — продолжает читать газету Миша, — «тюремщикам не удалось во мне подавить дух коммуниста!» Смотрите, пытали его там: «Тюремщики щелкали затворами автоматов за дверями камер.» Вы слышите, — размахивая газетой, комментировал Миша, собрав вокруг себя зевак. — Мерещилось ему всё это от страха! Менты, наверное, шпингалетом на окне щёлкали. Смотрите! Это его в лагерь на остров Досон привезли, самый строгий лагерь в Чили, но там этот негодяй сразу транзисторный приёмник нашёл и «Голос Москвы» слушал. Сюда б его, в больницу, нашёл бы он его здесь, хотелось бы мне поглядеть на этот лагерь.
— Да читай, Миша, дальше, как его там пытали. Это и так всё ясно! — настаивали окружающие.
— В мавзолей к нам захотел! Сейчас мы вытащим лысого, раскрутим его за ноги и башкой его об стенку. Занимай, товарищ Лучо, свободное место.
Эта Жихоревская крамола действовала на толпу как гипноз, погружая всех в смех. Миша видя это образно ударял о стенку Ленина, как бы раскручивая его за ноги.