19. Бои местного значения (в том числе и с квартирной хозяйкой).

19. Бои местного значения (в том числе и с квартирной хозяйкой).

Излишне говорить о том, что отсутствие непосредственного контакта с нашим разведцентром лишало меня возможности работать по конкретным заданиям. С нетерпением я ждал обещанного еще в начале зимы прибытия связного. Но время шло, а он не появлялся.

Иногда на меня находила тоска. Никого не хотелось видеть, невмоготу было больше все время говорить по-немецки. Хотелось все бросить к чертям, крикнуть громко, по-русски, чтобы все слышали: «Да гори оно все голубым огнем!», — как тогда кто-то из раненых пленных под Харьковом, — и двинуть домой...

С трудом удавалось подавить в себе такое настроение. Помогало занятие боксом. Два раза в неделю я посещал спортклуб «Postsportgemeinschaft». Туда пригласил меня институтский преподаватель физкультуры участвовать в боксерских поединках с венскими боксерами. В этом клубе он был тренером.

Физкультура на факультете считалась обязательным предметом. Для перехода на следующий семестр надо было набрать определенное количество зачетных баллов. Наибольшее число баллов по физкультуре давал бокс (10 — победителщ в двукратном зачетном спарринге и 7 — побежденному). Я, разумеется, выбрал бокс. Даже поражение давало здесь больше баллов, чем победа в других видах спорта. А в боксе у меня уже был некоторый опыт. Еще во время службы в Красной Армии в бывшем польском городе Львове я участвовал в товарищеских встречах с польскими боксерами. Кстати, именно там в одной из таких встреч соперник не преднамеренно перебил мне переносицу головой при входе в ближний бой, в результате на этом месте образовалась горбинка.

Поединки в спортклубе с серьезными противниками, к сожалению, также не остались бесследными. Со временем обнаружилось, что помимо горбинки мой бедный нос еще оказался слегка смещенным в сторону (очевидно, от хорошего «хука» справа).

Одним из очень важных, на мой взгляд, свойств бокса, карате, самбо и других видов боевых единоборств, является выработка рефлекса на недопущение ошибок. За малейшую оплошность расплата следует мгновенно, приучая к собранности, внимательности, быстрой реакции.

Надо сказать, что особого влечения к кулачным боям я не испытывал.

Боксом начал заниматься еще в школе скорее для самоутверждения, чем из-за любви к этому виду спорта. Наблюдая бои настоящих мастеров ринга в московском Дворце спорта, я видел, что чаще всего побеждала не грубая сила, а ловкость, техника, точный расчет, воля. Мне хотелось обладать этими качествами, воспитать их в себе. Словно чувствовал, что в свое время они могут пригодиться. Бокс учил меня прежде всего побеждать самого себя, побеждать нерешительность, даже трусость. Помогал принимать мгновенные решения, смотреть, не моргая, в лицо опасности. Вот что было самым главным для меня в боксе. Надевая перчатки, я как бы переходил в иной тип личности, становился другим человеком, концентрировал мысли и волю на предстоящем поединке. Это было первым перевоплощением. Переход в следующий тип личности начинался с момента вступления на ринг, со встречи с глазами противника. В упор.

Здесь ринг для меня был отдушиной. Вкладывая всю силу и злость в удары, я давал себе разрядку. Правда, иногда доставалось и мне... Так или иначе, качества, которые выработал во мне бокс, не раз спасали меня от беды и даже от смерти.

Между тем у меня назревал конфликт с квартирной хозяйкой. Надо было переселяться, но необходимо было сохранить этот адрес — ведь я сообщил его для встречи со связным и ждал ЭТОЙ встречи.

И вот однажды, придя домой, я застал свою хозяйку беседующей с каким-то мужчиной. Мой слух сразу резанул акцент гостя. Это был даже не русский, это был, как мне показалось, стопроцентный советский акцент — прямо с произношением из средней школы.

Хозяйка довольно ехидно улыбнулась и сообщила:

— Господин иностранец уже давно дожидается вас... — и полностью отчеканила мое имя и фамилию.

У меня засвербило в затылке, я понял, что это тот самый долгожданный связник, которого я... Но какой болван сподобился подсунуть мне такой подарочек?! Ведь он не смел приходить ко мне домой!.. Все его действия, как нарочно, были направлены на полный провал: его приход на квартиру, выбранное время, беседа с хозяйкой — решительно все. Я не мог понять, что это было: провокация спецслужб, проверка из Москвы или откровенный кретинизм!.. Не знаю... Положительным было только одно, как только я выразил ему мое, мягко говоря, недоумение, посетитель вдруг заторопился, сказал, что даст знать о следующей встрече, и исчез.

Не сразу пришел я в себя после его ухода. Понял, что поддался первоначальному впечатлению, может быть, раздражению, и промахнулся. Наверное, это произошло оттого, что я так долго ждал этой встречи. Постоянно думал о ней, связывал с ней все надежды. Теперь мысленно старался восстановить все детали этой встречи. Начал с внешности посетителя. Он был выше меня ростом (выше среднего), примерно моих лет, а может, чуть постарше, широкоплеч. Костюм бежевого цвета сидел на нем безукоризненно (может быть, даже слишком), плащ перекинут на согнутой левой руке. Светлые волосы, располагающая улыбка, взгляд нагловатый — такие, наверное, нравятся женщинам.

«Если бы к такой завидной внешности побольше сообразительности», — подумал я, но тут же вспомнил, каким был сам вначале...  

А может быть, это я свалял дурака, не понял его приема. Забыл, как однажды поступил сам, когда подозрение вызвал мой акцент? Тогда я, как бы в шутку, сказал, что я русский из Москвы. Это вызвало смех. Никто не поверил. Может быть, при встрече с ним надо было разыграть радость? Раскрыть объятия ему навстречу, сказать: «Здорово, друг!» Тогда это не вызвало бы подозрений у хозяйки... Да, трудновато бывает порой сознаться в своем собственном кретинизме...

А с другой стороны, в случае провала или даже просто подозрения, мне не удалось бы сослаться на шапочное знакомство. Вот и думай теперь, как хочешь...

Через Вилли я пытался узнать, что же все это могло значить? Но ничего определенного выяснить так и не удалось. .

Больше я его не видел... Никогда...

Этот эпизод не мог остаться без последствий. Но, к счастью, рокового исхода удалось избежать. Мне снова крупно повезло, хотя жилище в конце концов пришлось сменить. Расскажу обо всем этом поподробнее.

Еще осенью, когда из общежития я перебрался на частную квартиру, стоимость сдаваемых здесь комнат была невысокой. Сначала хозяйка соглашалась сдать комнату только до весны. Летом этот зеленый тихий район пользовался повышенным спросом, стоимость комнат значительно повышалась. В конце концов она все же согласилась сдать мне комнату на более длительный период за полуторную цену с уплатой за два месяца вперед. При этом хозяйка сказала, что в крайнем случае, если ей все же понадобится самой эта комната, она предоставит мне равнозначную за ту же цену. Не прошло и недели, как жильцы соседнего дома предостерегли меня. Они рассказали, что моя хозяйка, фрау Типот, уже не первый год проделывает хитрую махинацию. Сдает с осени комнату как бы на длительный срок, за повышенную плату, получает деньги вперед за несколько месяцев, а с приходом весны выселяет жильца через суд и пересдает комнату на лето другому, за двойную плату.

Суд всегда бывает в ее пользу. Для этого она держит при себе двух любовников-юристов. Один выступает в суде как ее адвокат, другой — в качестве свидетеля. Комнаты она, как правило, сдает иностранным или приезжим студентам. С ними суд и полиция меньше церемонятся, и можно не возвращать переплаченные деньги.

Кроме того, соседи предупредили, что мои предшественники даже жаловались на пропажу вещей и денег. Я не послушал их, но уже вскоре начал убеждаться в справедливости предостережений. Однажды обнаружил пропажу небольшой суммы денег, оставленных в кармане, в другой раз — продовольственных талонов.

С наступлением весны хозяйка забеспокоилась. Уж очень не хотелось ей упустить возможность пересдать комнату за более высокую плату. Она делала все, чтобы поскорее выжить меня. А вот мне приходилось все это терпеть ради сохранения адреса для встречи со связником.

Хозяйка подала в суд на выселение. Свой иск она мотивировала тем, что сдала комнату только на зиму и что это может подтвердить свидетель.

Я посоветовался со знакомым юристом. Но он не сказал ничего утешительного: доказать суду, что комнату она сдала не только на зиму, как теперь утверждала, а на более длительный срок — не представлялось ему возможным. Юрист считал дело проигрышным и посоветовал освободить комнату без суда, чтобы не платить судебные издержки. Если бы он знал, почему для меня было важно хоть какое-то время сохранить этот адрес... Я пожалел, что сразу не послушал совета соседей. Обидно было за свой промах, но уступать уже было нельзя да и не хотелось.

До суда оставался один день. Я все пытался найти хоть какое-то решение, но безуспешно. Ни свидетелей, ни доказательств у меня не было, так же как и не было времени заниматься этим делом. Тем более что начиналась экзаменационная сессия в институте.

Из-за поездок по делам Кеслера я часто пропускал лекции. Теперь следовало наверстать упущенное. Весь вечер и почти всю ночь я приводил в порядок конспекты лекций, вычертил несколько эпюр и сделал отмывку тушью капители дорической колонны. Снова вспомнил о предстоящем уже сегодня суде... Совершенно неожиданно возникла мысль: а что, если попытаться в качестве моего свидетеля использовать саму истицу, фрау Типот?

Утром перед судом я снова заехал к юристу. Он сказал, что если мой план удастся, то это будет практически уникальный случай в его практике.

Госпожа Типот явилась в суд как на праздник: приоделась, значительно омолодилась с помощью косметики. Ее сопровождали два солидных секунданта. Каждого из них по отдельности я уже встречал в доме фрау Типот, но забавно было смотреть на них вместе, чуть ли не обнимающихся в дружеской беседе.

Судья в черной мантии огласил иск и задал несколько вопросов фрау майор Типот (так официально представила себя госпожа майорша).

Затем он спросил, согласен ли я удовлетворить иск без судебного разбирательства, поскольку правомерность иска не вызывает сомнений. При этом судья добавил, что издержки, которые в этом случае мне придется уплатить, будут минимальны.

Мой отказ вызвал удивление. Свидетель подтвердил, что фрау майор всегда сдавала эту комнату только на зимний период.

Потом слово было предоставлено защитнику. Он произнес целую речь. Основное внимание в ней уделялось достоинствам госпожи майорши, ее порядочности, честности и множеству других добродетельных качеств. Маска доброты и прямо льющегося человеколюбия не сходила с лица фрау Типот. Эту маску она несла чуть ли не до завершения судебного заседания. Но все же не до самого конца...

Перед тем как предоставить мне слово, судья еще раз спросил, согласен ли я освободить комнату, и в голосе его послышались раздражение и враждебность. Я снова ответил вежливым отказом. Было совершенно ясно, что проигрыш обойдется мне в изрядную сумму судебных издержек. А в том, что я проиграю, уже никто не сомневался. Кроме того, по опыту моих предшественников, следовало еще ожидать дополнительного иска на ремонт комнаты. Но я пошел напролом.

Судья, словно делая большое одолжение, дал мне слово. Получив право говорить, я обратился к истице:

— Уважаемая госпожа Типот! Не могу не присоединиться к высокой оценке ваших достоинств, высказанных здесь господином адвокатом. Я полагаю, что именно в силу доброты и порядочности вы при найме мною комнаты осенью прошлого года обещали предоставить мне равнозначное жилье за ту же стоимость в случае, если вам самой летом понадобится эта комната. Я правильно повторил ваши слова, сказанные тогда?

Сейчас все зависело от ее ответа. Как я и рассчитывал, грубая, беспардонная, не знающая границ лесть способна пробить даже стену лжи! Ведь она всюду выпячивала свое человеколюбие. Вот и сейчас с готовностью подтвердила, что, как женщина отзывчивая и добросердечная, она не могла не пойти навстречу студенту. И действительно обещала предоставить или помочь найти разнозначную комнату.

Я попросил зафиксировать ее подтверждение.

Судья начал догадываться о моем маневре. Его неодобрительное ко мне отношение сменилось удивлением и любопытством.

Адвокат, видимо, тоже почуял ловушку и делал своей подзащитной энергичные знаки. Но госпожа майорша закатила глаза к потолку и продолжала распространяться о своей доброте, о готовности всегда прийти на помощь бедным студентам.

Судье пришлось остановить это признание собственных заслуг.

— Итак, господин судья! — сказал я, получив, наконец, возможность закончить. — Сама фрау Типот подтвердила несостоятельность своего иска. Ведь если бы по договору комнату мне она сдала только на зиму, ей незачем было бы связывать себя обещанием предоставить равнозначную замену.

Суд решил: в иске фрау Типот отказать, судебные издержки отнести за ее счет.

Она и ее адвокаты никак не ожидали такого исхода. Хороше отработанная схема на этот раз дала осечку. Это подействовало на госпожу майоршу как слабительное. Она начала заискивать и старалась во всем угождать. Тут я почувствовал, что готовится подвох. И, действительно, ни больше ни меньше — она донесла на меня в гестапо.

Весенним днем, когда чирикали птички, я получил вызов на Морцинплатц.

Здание гестапо не отличалось большой выразительностью ни снаружи, ни внутри и в этом отношении сильно уступало великолепному зданию бывшего парламента на Рингштрассе, где размещалась служба безопасности. Здесь узкий, плохо освещенный коридор с дверями по обеим сторонам. Маленький кабинет... И если б не два вооруженных охранника при входе, можно было бы подумать, что это обычное, заурядное учреждение.

Немолодой чиновник в штатском, с усталым лицом, сразу приступил к делу:

— Нам известно, что вас посещают подозрительные иностранцы. Что вы можете сказать по этому поводу?

Вопрос лишь подтвердил мою догадку о доносе хозяйки, и я заранее обдумал, как себя вести.

— Могу сказать, что вас ввели в заблуждение, и даже назову, кто это сделал. — Я сразу перешел в атаку, чтобы захватить инициативу. — Это моя квартирная хозяйка! Я помешал ей заниматься жилищными махинациями, и она намеревалась выселить меня через суд. Но из этого ничего не вышло. Судью ввести в заблуждение ей не удалось, и тогда она решила избавиться от меня с вашей помощью. Вот подтверждение этому.

Я извлек из кармана копию решения суда и положил ее перед гестаповцем. Увидел по его лицу, что аргумент подействовал, и продолжал, как наметил заранее:

— Что же касается посещений, то, действительно, недавно приходил один, кажется, из русских эмигрантов. С ним мы случайно познакомились в трамвае, и я дал ему свой адрес, не придав этому значения.

— Но вам хотя бы известно, кто он, откуда и зачем приходил?

— Понятия не имею. Знаю только, что зовут его Николай и что он врач по профессии, — это был единственный экспромт. — Так он мне представился. Сам я его ни о чем не расспрашивал. Для общения с ним у меня просто не было времени. Ведь я работаю и одновременно учусь в Высшей технической школе. А сейчас у меня как раз экзаменационная сессия. Вот моя зачетная книжка (ее я специально захватил с собой — такая аккуратная, с хорошими оценками).

Было видно, что удалось убедить гестаповца. Но сейчас меня больше всего интересовала судьба связного — теперь я был почти уверен, что это был связной, — и я решил выяснить, что им известно о нем.

Не успел я придумать, как это лучше сделать, как гестаповец снова обратился ко мне:

— Я вижу, вы прилежный студент, и все же у нас к вам просьба. В случае, если этот Николай снова заглянет к вам, пожертвуйте своим временем и узнайте о нем побольше и немедленно сообщите нам.

— А я считал, что гестапо все знает и все может, — сказал я. — Разве не лучше вам вызвать его и обо всем расспросить?

Помедлив, гестаповец пояснил:

— Дело в том, что он сумел скрыться, когда мы хотели его задержать на вокзале.

Я был ошарашен искренностью чиновника, даже усомнился в его принадлежности к гестапо и тут же пообещал, что, если этот русский снова появится, непременно выполню его просьбу. На том мы и расстались. И снова я подумал о том, что, случись подобное в Германии, так просто мне бы не отделаться.

Я еще продолжал надеяться на установление контакта с разведцентром. Но тщетно.

Жилище я все же сменил. Но, признаюсь, что после того как действия связного чуть не привели к полному провалу, мной завладело чувство глубокого разочарования. Выходило, что Центру не нужны мои старания и немалые возможности. Я фактически оказался предоставленным самому себе. Чтобы не оставаться в стороне, полностью включился в работу австрийского движения Сопротивления. Сознание того, что выполняемая мною, часто по личной инициативе, работа приближает конец войны, давало силы и уверенность. Всю добытую секретную информацию я передавал Вилли. По его совету, в конце зимы 1944 года я устроился работать шофером в небольшую частную транспортную фирму Рихарда Шольца по перевозке мелких грузов. Но прежде чем сесть за руль, мне пришлось поступить на курсы водителей и до получения водительского удостоверения поработать грузчиком. Правда, недолго. Умение управлять автомобилем, приобретенное еще дома, помогло быстро сдать экзамен и получить водительское удостоверение. Хозяин выделил мне старенький автофургон «фиат». Работал я через день. Хорошо изучил город, пользовался кратчайшими маршрутами и за счет экономии горючего и времени имел возможность в своем маленьком автофургоне перевозить грузы, нс только значащиеся в заказе, но и кое-что другое по заданию руководства группы. Иногда это были листовки, иногда оружие. Несколько раз под видом грузчиков переправлял в надежные укрытия тех, кому удавалось бежать из лагерей. Среди них мне запомнился летчик по фамилии Сергеев. Он попал в плен, спрыгнув с парашютом с подбитого самолета. Несколько дней мы прятали его в развалинах старого замка, а затем переправили в Пёльтен, на нашу запасную базу, устроенную с помощью моей давнишней знакомой фрейлейн Гертруды. Вот и случайное вагонное знакомство пригодилось.

Не могу не вспомнить югославского партизана Марко, бежавшего из концлагеря. С ним я успел крепко сдружиться, а впоследствии мы вместе участвовали в одной из боевых операций.

Помимо автофургона фирмы Шольца теперь у меня была возможность пользоваться свободными машинами из гаража Вилли...