45. «Шпион, которому изменила Родина»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

45. «Шпион, которому изменила Родина»

Доподлинно мне не известно, как в редакции «Московских новостей» узнали о существовании «человека с необычной, почти невероятной судьбой» (так меня кто-то представил, сообщив при этом, что скоро должна выйти из печати книга моих воспоминаний).

Телефонный звонок из редакции МН и первая встреча с журналистом Г. Н. Жаворонковым (он получил задание провести журналистское расследование).

Результатом довольно продолжительной беседы была... (как я узнал позже) его докладная записка главному редактору: «Прошу освободить меня от журналистского расследования, так как я не поверил ни одному слову из этой истории»...

Журналисту организовали командировку за кордон. Последовала вторая докладная: «При проверке архивных документов и опросе свидетелей все оказалось правдой...»

Первый очерк в июльском 1990 года номере «Московских новостей», с фотографиями. (Почти одновременно этот материал был опубликован зарубежными издательствами на английском, немецком, французском языках.) Признаюсь, заголовок — «Шпион, которому изменила Родина» — мне совсем не понравился, хотя в нем и было что-то притягательное и необычное. Не понравился потому, что шпионом или разведчиком (а это в сущности одно и то же), в полном смысле этого слова, я себя не считал и не считаю, и к профессии этой отношусь отрицательно. И изменила мне не Родина, а группа лиц, присвоившая себе право действовать от имени народа и Родины, не имея на то морального права.

В ответ на эти, высказанные журналисту соображения, он сказал: «Прочтя очерк, люди захотят приобрести книгу с таким названием».

Спустя некоторое время, когда рукопись еще находилась в издательстве, я убедился, что он был прав, и сохранил это название для книги.

Вслед за первой публикацией появилась вторая: «Он был повешен...» («Московские новости», 9.09.90) авторы: Ева Таубер, Геннадий Жаворонков. Вена—Москва.

В публикациях свидетельства самого Сокола:

— «Как видите я жив. За мой арест нацисты назначили премию в 10 тыс. германских марок... В первый же день после освобождения Вены меня и одного из руководителей компартии Австрии Эрнста Фишера принял военный комендант города генерал Благодатов. Он сразу же предложил мне возглавить полицию Вены, продолжить сотрудничество и взаимодействие с Советской Армией, так удачно начатое операцией «Радецкий». Я не скрывал от Благодатова свою обеспокоенность тем, что на освобожденных территориях стран Европы создаются однопартийные структуры государственного управления. Ни Благодатов, ни Фишер не возражали против формирования многопартийного правительства. Советский комендант в знак признательности за участие Сопротивления в освобождении Вены подарил мне самый современный радиоприемник...»

Из публикаций:

«После встречи с генералом Благодатовым Сокол отправился в городскую ратушу. Примерно к 16-ти часам было принято первое совместное решение о порядке жизни города и подготовлено обращение к жителям Вены...

Работа была прервана появлением солдата по имени Митя и представительницы левой группировки Сопротивления Хрдлички. Митя предложил Соколу пойти с ним во дворец Ауэрсперг, где якобы требовалось его присутствие как главы венской полиции. Сокол категорически отказался — обстановка в городе требовала принятия скорейших решений. Митя ушел, но уже через 20 минут вернулся в сопровождении майора, который потребовал поехать вместе с ним...

Черный лимузин рванул с места, но помчался в противоположном направлении от дворца Ауэрсперг. Остановились на Маркграф Рюдигештрассе. Сокола обыскали, отобрали все личные вещи, вплоть до подтяжек, и отвели в подвал. Потом начались допросы, многочасовые, изнурительные. Сокол понял, что его обвиняют в желании войти в доверие советскому командованию и не позволить свершиться в Австрии революционным изменениям.

— Ты английский, американский шпион! — твердили следователи... — Ты хотел выведать и выдать наши планы... Возвращаясь с допросов, Сокол мучительно анализировал ситуацию... Русское военное командование полностью одобрило его действия и в знак доверия назначило главой венской полиции. Тогда кто же эти офицеры, обвиняющие его в предательстве?

Уже в 1942 году Сопротивление делало все, чтобы австрийские военные части покидали боевые позиции и тайно возвращались домой. Сокол налаживал связи с антифашистами не только в Австрии, но и в других странах. Его посланец искал контакта с Раулем Валенбергом, а через него с австрийскими частями в Венгрии.

После изнурительных допросов Сокола переправят в Баден Там он встретится с Борисом Витманом — русским разведчиком, участником немецко-австрийского Сопротивления — и поймет наконец, что оба они — пленники СМЕРШа. _ .

Его жизнь была в руках тех, кто приписал себе все заслуги Сопротивления по освобождению Вены и повесил себе на грудь ордена и медали. По их версии, «лоцманами» были они, смер-шевцы, первыми якобы вступившие на улицы Вены. Сокол не устраивал их, как живой свидетель истины и как политический деятель, способный ? помешать левым единолично захватить власть.

Конечно, исчезновение главы Сопротивления не могло пройти бесследно. Вот тогда-то по городу и был пущен слух, что Сокол то ли в Москве, где его готовят на должность нового главы правительства, то ли у американцев, которые собираются сделать то же самое».

И снова из высказываний Сокола:

— «То, что СМЕРШ приписал себе наши действия, я не знал, как и то, что меня якобы повесили эсэсовцы. Хотя, действительно, я был приговорен к смерти.

Меня ждала судьба Рауля Валенберга. Но Советская Армия второй раз спасла мне жизнь. Я помню это и буду помнить всегда. Мрачная встреча со СМЕРШем не изменила моего огромного уважения к русскому народу».

К сожалению, мы уже не сможем покаяться перед Раулем Валенбергом, перед тысячами польских офицеров, уничтоженных энкаведистами в Катынском лесу, так же, как и перед миллионами других невинных жертв ВЧК-НКВД-КГБ-СМЕРШа и их крестных отцов в КПСС. Впору, пока не поздно, покаяться бы перед случайно оставшимися в живых...

И еще из публикации Геннадия Жаворонкова:

— «Борис Витман остался жив, как уникальный свидетель немецко-австрийского Сопротивления нацизму. Его рассказу просто невозможно было бы поверить, если бы все это не подтвердил руководитель австрийского Сопротивления Карл Сцоколль».

Третья публикация принадлежала известной журналистке и драматургу Ольге Кучкиной: «Между жизнью и СМЕРШем оказался советский разведчик» («Комсомольская правда», 5.01.91). Очерк начинался вступительным словом участника Отечественной войны, офицера разведбата танкового корпуса Теодора Вульфовича (он же был первым рецензентом моей книги):

«Жарким летом 1986 года в редакции журнала “Новый мир” ко мне обратились с вопросом: а не могли бы вы прочесть и отрецензировать одну странную рукопись о войне и разведке?..

Я начал читать и с первых страниц влип. Не литературный стиль и не страсти смертельных ситуаций поразили меня — этими прелестями переполнена почти вся наша художественная проза о войне. Меня зацепила безукоризненная правдивость каждой строки, написанной человеком, пропахавшим все ступени этой адовой лестницы. Удивительным было то, что он сам себя назначил разведчиком!. Ведь в разведшколе фронта он обучался всего три недели и готовился к использованию в операции по освобождению Харькова.

Когда мне возразили в редакции журнала: но ведь это невиданное, неправдоподобное везение, я ответил: да, невиданное. А вы бы хотели, чтобы ему хоть один раз не повезло? Чтобы его хоть раз убили?.. Вам это хочется?.. Все, кому хоть один раз не повезло в схожих ситуациях, мертвы. И не могут рассказать ничего».

В самом очерке не столько события и драматическая пружина, сколько психологический портрет человека в экстремальных условиях.

Автор очерка утверждает: «Борис Витман всегда оставался суверенной личностью в тоталитарном государстве... Ознакомление с его рукописью дает представление о нем, как о человеке глубоко порядочном, искреннем, способном на невероятные поступки молодом двадцатилетием человеке со своеобразным, гибким, аналитическим умом... Он не лжет даже в деталях, потому что дело не в том, чтобы не лгать кому-то. А в том, чтобы не лгать самому себе. Это труднее»...

На мои возражения по поводу незаслуженной, на мой взгляд, героизации моей персоны, авторы очерков обычно заявляли примерно одно и тоже: «Нам виднее!»...

После этих публикаций пошло множество самых разнообразных писем. Все «за» были действительно разные и, видимо, затрагивали авторов лично, под самый корень. Все «против» — удивительно одинаковые, с налетом ненависти и «обличающие»: «Не было!.. Ложь!.. Клевета на действительность!.. Интересно, какой национальности?.. Не еврей ли?..» — вплоть до знакомого и родного, самого простого и распространенного — «Под суд его!.. Ату!»

Пошли письма в КГБ и во всякие другие «инстанции», с требованиями немедленной расправы!

Все это не могло остаться без внимания КГБ... И оно среагировало... Но об этом чуть позже.

Тем временем моей историей заинтересовались в дирекции Музея Отечественной войны на Поклонной. Через Сокола я помог нашему музею установить контакт с документальным архивом австрийского Сопротивления в Вене. Оттуда был получен ряд документов, подтверждающих то, о чем написано в очерках и моей книге. Позже, в год пятидесятилетнего юбилея нашей Победы, в Гвардейском зале музея, на стенде № 46 появилась моя фронтовая фотография и секретная карта вермахта обороны Вены, доставленная через линию фронта в штаб 3-го Украинского фронта незадолго перед началом операции по освобождению столицы Австрии. Фотография действительного героя австрийского Сопротивления, чьи действия сохранили Вену и многие тысячи жизней наших воинов, — Карла Сцоколля появилась на стенде только после моего настоятельного требования.

Еще одно свидетельство из переписки К. Сокола с заместителем директора Центрального музея ВОВ Григорьевым В. А. Вена 15.01.1991:

«Передайте Борису Витману сердечный привет и сообщите, что я посетил Вальпургу Венграф. Она подтвердила участие Бориса вместе с ней в движении Сопротивления. Группа Кралля, к которой они относились, была одной из групп, участвовавших в осуществлении моей акции».

С Соколом у нас поддерживалась переписка. В одном из писем он сообщил, что имел разговор с Европейским издательством[30] на предмет издания моей книги в Австрии и что получено предварительное согласие. Однако издательство хотело бы сначала познакомиться с содержанием книги, получив несколько отрывков, переведенных на немецкий язык, а еще лучше изданный у нас экземпляр книги.

После сигнального экземпляра прошло уже порядочно времени, а выпуск тиража почему-то задерживался. Ссылались на финансовые затруднения. Нечем было заплатить за картон для жесткого переплета. Я согласился на мягкий, но и на него не нашлось. Потом выяснилось: издательству мягко намекнули: деньги у вас будут, но не на издание этой книги, а других... Объяснить толком кто «намекнул», так и не смогли, или не решились...

Опубликовать рукопись удалось только в 1993 году в казанском издательстве «ЭЛКО». Но когда часть тиража (25 тыс. экземпляров) была уже напечатана, у издательства не оказалось денег, чтобы выкупить книги у типографии. Выручили московская контора «Норильск-никель» и фирма «Юлия». Они перечислили издательству нужную сумму, и в Москву в распоряжение этих спонсоров поступило восемь с половиной тысяч книг.