Нет денег = беда. есть = тоже беда

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Нет денег = беда. есть = тоже беда

23.12.91. Мое сладострастье! Начинается! Присесть поутру у окошечка за машиночку — и очухаться, отдуматься на приволье и беззаботье. Волнения во мне мелкие и мыслишки: что делать с восемью тысячами долларов, что вот у меня сейчас есть заработанные? Везти туда — там надо на прожитие, и, может, Ларисе мастерскую или на обмен: нам улучшить жилье — с приплатой. Тогда все надо туда. Но — сомневаюсь, что мы расшевелимся сразу на обмен и поиск квартиры; а где держать деньги? В банке — не выдадут. Дома — страшновато: как бабки в кубышке. И как провозить — на таможне чтоб не мигнули, если объявлю — и нас не выследили и?.. «Трэвел-чеки» — выход; но опять же провоз и где держать?..

Другой вариант: раздробить сумму — оставить тут часть у Су- коника: мне на книгу тысчонку, может; потом Светлана приедет в следующем году — и я, может. Значит, тысячи две у Суконика оставить. Или три? Димка вообще звонил вчера и говорит: с собой 500–800, а прочее чтоб Суконик ему в швейцарский банк перевел. Но ведь не докличешься его, коли надо будет: всегда он найдет предлог, что лучше у него держать. Да и через кого — переправлять будет? Суконики надежнее. Или три и даже четыре у него оставить? В сущности, сколько мне надо сразу туда? Чтоб год этот и другой пережить? Д^е-три. Если затеем что с квартирой — тогда дадим сигнал — переведут…

А с другой стороны — связываться? Проситься? Каких-то им людей искать? А у меня дома что делать двум тысячам, что пяти, — один хрен, одна опасность. Так что оставлю-ка 2 у Суконика — как резерв, а на тысячу куплю и провезу, на 5 тысяч — трэвел-чеков.

Да, так, пожалуй, надо поступить.

Вчера тут, у Инны, на день рождения Яновы приходили: он — политолог-историк, с моделями насчет России. Жена его, Лида, тоже говорит: с детьми в денежные счеты входить — только портить отношения. Как Димка ни хорош, но ведь не проявлял интереса к сестрам и мне эти годы, уже трудные. Мог бы и Насте на полеты в Мексику долларов подкинуть: знал, что там бедные, и мы…

Алик Суконик ликует: «Оказывается, ты — трус! Как мой папочка!» Да, фобия вступила: что таможенник мигнет через барьер своему человечку, те выследят — и придут грабить-уби- вать… Навлеку беду на себя и семью — жидким нашим «богатством».

Естественно, о Союзе и России говорили.

— Ну, теперь русские узнают, что такое быть меньшинством — на других землях-странах: судьбу еврейства испытают. Поплатятся теперь!..

Видно, с детства унижение помнится. Мне же, с женой русской и детьми, — жалко и сострадательно.

Вообще у эмигрантов из России есть такой нажим: честить ее и казнить — в оправдание эмиграции, дополнительные аргументы во успокоение совести все время подыскивать. Я бы — тоже мог. Но завяз там, пророс, как гниющее зерно в сыром амбаре: и ни посева, ни корма на будущее сухого. Так и я со своими писаниями: в свое время не посеяны и не взошли, а на будущее уже годиться не будут: протухнут от сырости жизни в них, что уже уйдет, умрет. А с другой стороны, — много слишком, и не транспортабельно для переезда, и никому не нужно в такой глупой форме — многословных дневников…

А вообще-то в Америке можно жить приезжим людям — легко: все — приезжие, одна судьба, в отличие от европейских стран, где чужак — чужаки есть, маргинал…

Как на судне-пароходе экипаж: нет никому дела, кто ты был и откуда, а важно, каков в деле текущем.

А был я — из Союза ССР, даже не из России, как Светлана. Мое эфемерное государство-цивилизация пролетело самумом над землей и Россией, наделав бед и детей-ублюдков, как я, на огонек утопии завлекши болгар и евреев в эту страну.

И скучно, и уныло впереди: приеду домой — о СУДЬБАХ РОССИИ бессмысленные и бесконечные беспокойства и толковища…

Американская логика уже в меня тоже вступает: отрезанный ломоть прошлого, оставленной земли. И все архивы — труха. И все корни и предыстория… А вон гляжу над пианино — милое лицо молодой женщины с прической 20—30-х годов. Да это мама Инны! Как и моя, такого же типа: умные, светлые, активные. И улыбка-то — не стандартная американская улыбчивая маска, а чуть застенчивая, радость надежды…

Лица религиозной веры — в построении земного рая. Светская религия. Этические лица — как и у пуритан.

И каково бы тут моим девам — с Федоровым, кто весь — в корни и в память отцов, и в земледелие любовное, не рыночно- эгоистическое!? За общину вокруг кладбища. А прет американский стиль забвения о корнях и предках, и только настоящим жить и проявляться при жизни целиком, чтоб потом не вспоминать тебя и не служить отцам и памяти.

Ощущение обломков погибшей цивилизации. И я, и Светлана, и дети наши — как античных статуй отломки: торсы, головы,

руки…

И начинается естественная в нас идеализация бывшего — строя жизни и «истеблишмента» советской цивилизации.

Вот прет язык гнусный — переводный: зачем «истеблишмент» сказал ты? Ведь можно: «склад общества», «устройство». Суконик говорит: читает советские журналы и газеты — такой язык попер из американских заимствований терминов! Такая смесь какофоническая!

Вон уже и воспевание начинается задним числом советской жизни: «У нас была великая цивилизация» — Эдика Лимонова статья где-то у нас: в «Знамени» иль где. Вот эмигранты — главные теперь издаля поучители и эксперты: как нам себя понимать и жить и делать. Уютно им. И паблисити и у себя, и у нас. А ты сиди — непроявленным. И тошно и вылезать на эту ярмарку и пытаться вровень пищать и поучать: мол, и я могу, умею, понимаю, умный!