Гольф и футбол
Гольф и футбол
13. Х.91. О, перешагиваются числа! Близится дом.
Правда, что тебя ждет там, дурень? Пыль твоих давящих на душу рукописей, беготня по магазинам в поисках еды… Но зато — свои, своя судьба — и любименькие, и если трата сил — то на свое дело, неотменное. А тут расплескиваю силы в — куда?.. Да ведь и им тоже полезно, и мне: на них настроясь, мир иначе видеть — и Россию, и Америку познавать, и многое… Нет, все — благо. Да и вот записюрьки свои продолжаю писать — и интересное в них появляется: новая сюжетика жизни и мыслей, которая у себя дома, в закисоне и монотони, не родилась бы, не оживила твои писания. Так что все — путем и нормалёк!
Кстати, это народное выражение: «все — путем» выявляет, что «путь-дорога» в русском Логосе — символ и правильности, нормы бытия.
Вчера воскрешал себя: целый день на велосипеде по холмам окрестным ездил, с 12 до 6. И внял тутошнюю прелесть и благодать. Выехал на лужайки для игры в гольф — на холмах, зеленые, выкошенные, с дорожками для специальных открытых машин для переезда туда, куда шарик забросили: чтоб ножки не утомлять!
Аристократическая игра! Ведь для нее кем-то должны быть так выкошены лужайки, чтобы шарик пингпонговый катился по траве, как по асфальту, и попадал в лунку = вагину. Тоже эротика сублимированная в этой игре.
Гольф — антипод плебейскому футболу. Тут шар большой и грубые физические движения — ногой, головой, беготня — не для голубой крови. И — индивидуальная игра, не командой. Можно и самому с собой играть.
Да, чудо диспропорциональности! Малюсенький шарик, для столика пингпонгового, — и по грудям земли, по холмам летает, катается! Как корабль — по океану. Умение — щегольство им — одолеть Давидом Голиафа природы: малым — большое. И тоже — как праща Давидова. Ветхозаветный инструмент. То же и в бейсболле: вид лапты-пращи и бег.
Играя в гольф, плебеи Новой Англии себя в аристократию производили.
А почему в карты не играют в Америке? (Не знаю, но предполагаю.) Как и в шахматы. Наверное, потому, что — не прагматическая трата сил мозговых, комбинаторных. Сидячая игра — шахматы. Так лучше изобрету что полезное: телефон или компьютер — а потом побегаю в спорте.
Карты же — европейская игра: с королями, дамами и рыцарями слугами-валетами, феодальная. А и игры с судьбой, расклады-преферансы; гадания цыганские. Тоже комбинаторика, как и шахматы. Из Индии идея. Как и цыгане = ромеи…
И шахматы, и карты — эстетика, бескорыстный интерес. Впрочем, в карты и на деньги играют.
Интересно бы историю карт узнать, игр вообще…
Но уж шагреневая кожа срока жизни сокращается, не даст тебе праздно любопытствовать дальше. И американское расширение понятий — тебе излишек, гратис: да, новое узнал, понял — да в воздух расплескаю это, в слова студентам, силы последние тратя. Раньше бы.
Но не ропщи! Что за привычка — оспаривать текущий момент живота? Будто Бытие тобою не так распорядилось, а ты бы знал и мог — лучше…
А почему сказал «Бытие», а не «Бог» или «Господь», или «Судьба»?
Да потому что «Бытие» — наиболее нейтрально из сверхсил, сверхсутей. Все остальные нагружены дополнительными смыслами, требующими веры и приверженности тому или иному выбору. Скажешь «Судьба» = тупой фатализм несвободы будто исповедуешь. Скажешь «Господь» = больно уютно устроился, как вон Юз тут все свое адресует в писаниях к Богу: будто так возлюбил Бог его персонально и устраивает сласть и удачу его жизни. Без вины и страдания, и совести.
Подобны тут и проповедники. Слушаю их по радио (так как четким языком говорят, — тренировка мне). И все талдычат: «Спасены мы верою в Иисуса Христа, потому что Он пострадал за нас, грехи принял, так что мы уже избавлены. И когда умрешь и тебя призовут на суд-ответ, тебе уготован рай, коли ответишь, что веровал в Иисуса». Гарантировано спасение!..
И так живут, будто право на все имея. Без вины и чувства первородного греха и вообще, и что он и через меня проходит. Себя чуют лишь личностью свободной, а не потомком и предком, через кого и род людской шествует. Не задумываются, что жизнь-то получили — даром и что долг имеют ее и передать дальше, сию эстафету. Вообще Долг чувствуют американцы, но на горизонтальном уровне — к себе подобным, к работе, к властям и обществу, к законам. Честные. Не совестные. А в России — «больная совесть наша» (Горький о Достоевском). И Толстой, и Федоров…
Все-таки чту атеизм — за смелость стоять самостоятельно, ответственность брать и самодержать себя, а не Богом держаться. А то ишь: «Если Бога нет, то все позволено» может быть! А вот я себе — не позволяю все: из самодостоинства и благой воли.
Хотя такое тоже узко. Пожалуй, наиболее богатая установка будет: «Верую, Господи! Помоги моему неверию…» Как шатучая позиция, на волнах, в тревоге и в страдании — и оттого в усилии себя поднять за волосы самому; а на крайний случай, убедясь в
Сократовом своем ученом незнании, припасть к ногам Божиим. Но — не в начале, не будучи инфантом сладеньким и нахлебником, клиентом и иждивенцем, но усилясь и исчерпав свой талант и данные человеку силы — до предела. Таковой — угоднее Богу как сотрудник в благообразовании и испытании Бытия.