«Война И Мир»

«Война И Мир»

Два занятия проводили по Толстому, но не вошли в него, не прониклись, а лишь по поводу его говорили: на какие идеи он наводил. Одна — удивление выразила: как там по-французски говорят русские аристократы? И я задумался:

— Ведь с Петра введен немецкий стиль в государство, труд: голландцы и немцы званы на русскую службу и хорошо тут трудились и учили хозяйничать — миллионы в итоге. Но как же проник французский язык в высшее общество? Почему заговорили не по-немецки, а по-французски? И такое трио языков получилось в XIX веке: народ и литература — на русском, государство — немецкое (в царях ни капли русской крови), а аристократия — на французском говорила.

Тоже «всепонимание» оттуда — и две главные ориентации:

Нам внятно все: и острый галльский смысл, И сумрачный германский гений.

(Блок, «Скифы»— уточнять приходится, помогать возможному будущему непосвященному в святые слова нашей культуры…)

Предложил я им подумать: а какое возможное будущее в XX веке у героев Толстого?

— Пьер Безухов мог бы увлечься Революцией, но потом тоже разочароваться.

— А Андрей Болконский был бы белый офицер.

— Но мог бы потом стать и красный. Как в «Хождении по мукам».

— А почему Пьер в Революцию мог бы увлечься? Потому что — бастард! Неприкаянный, без семьи, корней. А Болконский, человек истеблишмента, ответственный, опора, князь, дуб рода, — отвечает за землю и страну, человек чести и службы…

А Долохов мог бы быть террорист: ничего не любит, но мстит!

— А как же — мать-старушку любит?

— Ну, это как и «Не забуду мать родную!» — наколка у воров и блатных. Последний рубеж человечности и связи с жизнью. А так бы — и в ЧеКа мог работать.

— А Анатоль Курагин — комсомольский работник мог бы быть.

— Верно, секретарш бы соблазнял, бонвиван циничный.

Но я все налегал: что вот тут, в «Войне и мире», — положительная жизнь, дворянская цивилизация в цвету! Сколько разного тут, и как интересно можно жить! Язычество Толстого, нет христианского налегания на одно, этику. Потому — «Илиада» русская это…