Обида = болезнь

Обида = болезнь

30.10.91. Да и начинаю день болезно, ненормально для себя: на улицу не вышел зарядку делать, а — в ванну: голову мыл, потом ячмень промывал на единственном здоровом глазу — опасно, застудил. Так что решил не выходить на утренний холодный воздух.

Ну и в животе какая-то неприятность не проходит.

А обида — что оставили меня знакомые на себя, перестали опекать. Но с какой стати им тобою заниматься? Что за инфантилизм российско-советский, чающий «ЗАБОТЫ партии и правительства», к патернализму и семейности привыкший «совок»? Такой подростковый рессантиман — и в человеке на 7-м десятке!

Вон Катя Кларк и Майкл Холквист так и не устроили мне приглашения выступить с лекцией у них в Йеле, престижном университете, где оба работают. Казалось бы, проще пареной репы: сказать там обо мне, дать рекламу… Но — забыли. И понятно: он весь — в конференциях, она — с детьми одна, хлопоты, все понятно. Однако в тебе яд упрека нагноился: вот, мол, «друзья»! Не могут простейшего сделать! Или не уважают, не считают меня персоной достойной? Вроде нет. Или чем им не понравился?.. Так и хочется спросить — но не надо… Это — аберрация. Просто люди заняты, и им не до тебя, как и вообще американцы: каждый сам по себе делает свои дела энергично. А ты, по российской обломовщине и коллективке-коммуналке, ждешь, чтобы тебя подтолкнули, вывели, вспомнили, за тебя твое усилие бы сделали!..

И от вони своей и слабости — начинаешь приписывать дурные помыслы к тебе, а потом и дурные качества вообще людям, с кем имеешь дело и в психейные отношения вступил.

Вот вчера пример. У Присциллы был обед в честь «тэньюра» (утверждения на постоянную работу) Сюзанны Фуссо, члена кафедры тут русской. Она пригласила меня за два дня. И этого в общем достаточно: люди знают срок и час и сами приезжают на своих машинах. Но у меня-то нет. И меня надо или захватить кому-то по пути, или сам я на велосипеде подъеду, но о том тоже мне надо сказать, что машины не будет, езжай сам. Непросто забыли, ибо особый случай. А я сидел и ждал звонка. Уже вечер идет, уже 7, поесть-выпить хочется. Поехал сам. А там уж середина обеда, все веселы, смеются, стоя группами беседуют, стол «а-ля фуршет». Я мрачно один наедаюсь — ну и слава Богу: все группами заняты, и вроде никто не смотрит, как я хаваю — семгу, белую рыбу, маслины и проч.

Но главная неловкость — одет-то я не на прием, а на велосипед: кеды, джинсы. Белая ворона и нелеп. А тут еще и президент университета Чейс — с бабочкой на шее, ласково приветствует, меня заметя. Раскаты хохота в кружке, где Чейс, Присцилла, Ира Апешковская. Но я туда не иду: боюсь не понимать юмора — самое трудное на чужом языке.