24 января 2000 г
24 января 2000 г
Мы таскали воду. Я по половинке ведра.
Снаряды из пушек теперь падают совсем недалеко. Пушки стоят на горе, рядом с пожарными колодцами, по дороге в мою школу № 50.
Хорошо видно, как загорается и рушится дом. Грохот. Гарь.
Часто снаряды пролетают прямо над нами. Так военные развлекаются.
Они стреляют чуть выше наших голов, пока мы набираем воду.
В чужих разбитых домах бывает вода, налитая в ведра, но она замерзла и не всегда можно оторвать ведро от пола. Где, получается — забираем воду себе.
У нас печка. Стало чуть теплее. Лед в ведре тает. А снег топить очень трудно. И он всегда с копотью — черный…
Спим мы, как и раньше, в пальто, но теперь не так мерзнем.
Сегодня повезло — нашли соленые помидоры в баллонах. Носили в дом.
Трудно маме: в одной руке ведро с водой, в другой банка. А я могу нести только неполное ведро, мне больно ступать. Едим мы один раз в сутки. Примерно в три часа дня.
Но наши соседи нашли и принесли муку. Потому сегодня у каждого еще есть лепешка. Хочешь — жуй все сразу, а хочешь — спрячь на вечер.
Я постоянно хочу есть. Болят ноги. Это все из-за осколков ракеты.
Продолжаю.
Только что был ужасный, свинячий скандал.
Пьяный Вовка бил и душил старую бабку Стасю.
Он кричал:
— Проклятые твари! Еду ищите себе сами! Я всяких старых блядей кормить не обязан!
За старушку Стасю вступилась чеченка Аза:
— Она же еле ходит!
Вовка ударил и ее! Аза сильно покраснела, заплакала. Вот сволочь! Жаль, у меня сил нет набить ему наглую морду!
Тоже мне, великий благодетель…
Некоторые русские солдаты пожалели нас — выселенных. Из своих пайков дали консервы, 1–2 банки. Это на всех!
— Нам и так дают половину положенного пайка, — признался один из военных. — Остальное начальство на сторону продает… Но вы возьмите. Смотреть на вас тяжело. Вы же голодные!
Все продукты Вовка и тетки Лина, Аза и Оля сразу сортируют.
То, что качественней, прячут у себя, в другой комнате. Едят «втихую», по ночам, и откладывают на потом, а бабушкам и мне с мамой не дают.
Я вчера вечером вышла на улицу. Понаблюдала эту странную жизнь в окно, со двора.
Чувствую, что и сама становлюсь гадкой и злой.
Ежедневно ругаюсь с кем-нибудь, даже с мамой.
Это, наверное, потому, что мне постоянно мешают делать мои записи, мешают сочинять стихи, читать. Они вряд ли верят в Бога или в Правду. А в кого вообще тут можно верить?
Я поняла, наконец! Все дни наши сожители по дому просто мародерствуют.
И делают «кино». Они специально во весь голос кричат на нас. Чтоб люди на улице слышали и ошибочно думали, что старым бабушкам и нам нужен хрусталь.
А у нас дома посуды — валом!
Лично нашей, включая бабушкину, из города Ростова-на-Дону. Мы привезли ее в 1992 году, когда умерла мамина мама. Моя мама мыть эту посуду не хотела. Даже не распаковала всю!
В то время я пошла в школу. Начинался мой первый класс.
Лежала перевезенная к нам парализованная моя прабабушка 92 лет.
Не до посуды было…
Мне она вообще не нужна.
Я вспомнила, что один философ, не помню, как звали, тоже все бросил и скитался по свету, имея одну только чашку для воды. А когда пришел к ручью и увидел, как мальчишка пастух пьет воду из горсти, то разбил свою чашку о камни!
Я постоянно чувствую запах смерти. Она пахнет металлом.
Мама, если мы идем в «поход», не разрешает заходить в жилые комнаты.
Чтоб соблазна не было что-нибудь взять. Когда заходим в чужой дом, то сразу направляемся на кухню и в подвал. Главное — еда! Еду брать не грех. Если у нас забирали еду — мы никогда не ругали этих людей…
Обязательно мы посещаем и ванную комнату. Там бывают «аптечка», вода, мыло.
Теперь мы стираем редко — экономим воду.
Нам сегодня крупно повезло — нашли лекарство, анальгин.
Я выпила сразу две таблетки. Когда боль в моей ноге совсем прошла, мы пошли на соседнюю улицу, просить у жителей варежки для меня. Но никто не дал. Сказали:
— Ищите сами. Или у своих просите. Вон «хозяева» ваши хозяйничают, — они указали на
военных.
— Конечно, поищем! — огрызнулась мама.
Надо было спросить на чеченском языке, тогда бы дали.
А так ругнулись, и все.
Варежки мы искали, но не обнаружили. Невезучие мы!
Сегодня был вкусный обед. Суп с картошкой!
Старались наши дежурные: Аза и Лина. После обеда я хотела полежать, но пришла красавица Лина и сообщила:
— Я уже один раз принесла воду и помидоры. Что я, гробиться на всех должна?
Старенькая Стася спала. Нины с безумным внуком не было.
На свою беду, мы взялись помочь — принести еду и воду.
В кирпичном частном доме были солдаты и еще какой-то дед-чеченец.
Я взяла ведро воды, отлила для легкости и вышла. Мама также подхватила одно ведро с водой, баллон варенья. Потом она увидела в баночке острую приправу «аджику» и тоже сумела взять ее.
В этом доме в большой красный бак из пластмассы солдаты ставили себе баллоны и банки с консервами, видимо, на весь свой коллектив.
Дед-чеченец крутился там же, с мешком. Он тоже запасался едой.
Никто никому не мешал! Наоборот, царили понимание и сочувствие.
Следом за нами, очень скоро, вышла рыжик Лина. Бабушка Нина, по прозвищу «Ингушка — Усатый кот», шла мне навстречу. Она мне помогла занести ведро с водой по ступенькам в «наш» дом.
— Мы с внуком лук нашли и спички!!! — успела похвастаться она.
Едва мы вошли, к нам ворвались русские военные.
Они кричали, что мы украли у них фонарь?!
Что сейчас за это они расстреляют нас всех! Они тряслись от гнева и злости.
Все наши соседи молчали, замерев от страха, так как два автомата были сняты с предохранителей и нацелены на нас.
Фонарик я действительно видела. Красивый, блестящий! Он был в том доме, откуда мы только что пришли. Фонарик стоял лампочкой вниз на подоконнике в кухне.
Я вышла вперед и сказала об этом. Уговорила разгневанных людей не стрелять, подумать! Вернуться. Посмотреть внимательно.
Сказала, что я не брала.
Они поняли — я не вру. Плюнули и ушли.
Если бы не я, возможно, остались бы одни трупы!
А впрочем, наши соседи-воришки это заслужили.
Кто же подставил нас так подло? Старик или Лина?
Скорее всего, украла именно она.
Хотя, может быть, фонарь найдут?
Царевна