28 октября 1999 г., четверг (утро)
28 октября 1999 г., четверг (утро)
Мама ходила к дальним колодцам за водой.
У нас очень холодно.
Сегодня она собралась в центр, на рынок. Решила поторговать до обеда и купить еду. Наши запасы кончились. А газеты устареют и пропадут. Опять потеряем, вместо того чтобы заработать! Мы быстренько позавтракали, сложили в два нетяжелых пакета журналы и газеты. Хотя кому они теперь нужны? Мама — наивный человек!
И тут начался ужасный обстрел! Загрохотало! Как раз в стороне центра города и рынка! Небо там мгновенно стало красным от пожара. Маме моей — «по фигу». Говорит:
— Ерунда!
А тут бежит Аза, соседка, и кричит:
— Рынок бомбят! Попали в рынок!
Потом навстречу побежала, какая — то женщина с соленой капустой в ведре. Плачет и сама себе бормочет:
— Опять все в крови! Все разбомбили! Рынок горит!
Мама ее остановила, дала воды. Женщина отдышалась в нашем подъезде, стала рассказывать:
— Не орудия это. Самолет! Бомбил рынок! Убитых
много! Он попал туда, где угол «Дома моды», где женщины хлебом торгуют!
Она ушла, плача.
Мама спохватилась:
— Активизируются! Мы — без еды! В нашем районе пока тихо! Давай сходим на ближайший рынок, малюсенький, на остановку «Березка». Возьмем продукты. Те, которые дешевле: макароны, картофель, хлеб, тебе — бинты. Вдруг развоюются? Совсем не выйти будет.
Мама очень упрямая.
Я быстренько собралась. Страшную палку клюку не взяла. Дорога не дальняя. Одна остановка транспорта. Пошла, опираясь на маму. Мы благополучно миновали свой двор. Перешли дорогу. Обогнули Бело — зеленый детский сад. И стали двигаться по большому чужому двору. Тут загудели самолеты! Раздались первые разрывы бомб.
Мы бросились в частный сектор, через дорогу. Нашли подвал, но маленький.
Пять человек уже стояли в нем, прижавшись, друг к другу. Войти некуда.
Назад! В подъезд жилого дома!
Хорошо, он не закрыт изнутри. Присели в углу, под чужой дверью.
Взрыв! Еще взрыв!
Закричал мужчина в доме напротив. Загорелись верхние этажи.
Другой мужской голос уговаривал раненого:
- Потерпи! Потерпи! Сейчас перевяжу. Улетят — отвезу в больницу, — но раненый орал не своим голосом. Видимо, было очень больно!
Самолеты сместились в сторону частного сектора и стали бросать бомбы туда. Мы вышли на улицу. Дом, справа от нас, стоял без угла. Из-под его крыши валил черный дым.
Дом, напротив того, где мы прятались, горел на верхних этажах. Это там кричали. Мы, из-за маминого упрямства, отправились дальше. Пришли на маленький рынок.
Никого не видно. Товар на столах, а продавцов и покупателей нет!
«Они в магазине!» — догадалась мама.
Самолеты пошли на новый круг…
И мы вошли в магазин.
Внутри было много людей. Взрослые, с ними дети дошкольники.
Люди присели за объемными колоннами из мрамора и молились.
Весь пол в стеклах! Витрины разбиты вдребезги! Часть продавцов и покупателей, прохожих,
вбежавших с улицы, спустилась в подвал магазина. Мы тоже пошли туда.
В подвале горели свечи. Граждане сидели на пустых деревянных и металлических ящиках. Женщины угощали друг друга семечками и водой. Молились на русском и арабском.
Совещались: «Если придется здесь ночевать — мы отдадим свою одежду детям. Разложим ее на цемент, чтоб дети могли спать».
Было холодно. Люди переговаривались тихо, как будто их могли подслушать.
Посидели и мы с народом часа два — пока бомбили. Все были напуганы. Никто не хотел идти наверх, в первый торговый зал и тем более на улицу, пока не кончились взрывы. Наконец вышли!
Мы купили все, что смогли. И по нижней стороне, той, где магазин, отправились домой — на случай бомбежки, там легче спрятаться. И у нас в подъезде было полно народа.
Под нашей дверью сидели: Нура и ее дочь Малика (со второго этажа), тетя Валя и ее
сыновья, другие соседи, незнакомые люди, с улицы. Мама сказала им, что подъезд, где одна тонкая дверь, — не защита! Опасно, так как окна на всех этажах. Лучше забегать
в квартиру, в угол коридора. Тогда, получается, две стены. Она показала, где у нас лежит ключ от входной двери.
Мы зашли к себе. Следом вошла соседка — Хазан. За ней — десятилетняя девочка Зара. Они рассказали, что здорово испугались! А моя мамуля удалилась за водой, опять к колодцу. Она завтра собирается в центр города, на рынок. Боится — пропадет товар. Уехать будет не на что.
Приходили люди и рассказали:
— Ракета, которую бросили на рынок (когда меня ранило) прилетела с Каспия. Журналисты это «раскопали». Только через 5 дней российские военные призналась в своем промахе. Целились в другое место — в здание «Биржи», но промазали. Попали на мирный рынок.
Никак не могу поверить, что это третья война в моей маленькой жизни!
Первая — в 1994 году (мне 9 лет);
вторая — летом 1996 года (с 6 по 22 августа, мне 11 лет); ох, сколько тогда соседей погибло!
И вот — третья. Осень 1999 года (мне 14 лет).
Что же нам делать? «Старший брат» не пришел. Еще сегодня сосед — дядя Валера удивил меня. Он передал мне подарки от парня Муслима (из первого подъезда).
Платок белый с голубой каймой и серые осенние туфли. Муслим, — родственник добрейшей
женщины — Зулай. Я говорила с ним всего один раз. Давно, прошлой весной. Однажды Муслим, повстречал меня по дороге из школы. Сказал, что я ему нравлюсь больше, чем Хава, его соседка. Он понимает — мне нужно учиться! Но если бы мне исполнилось 16 лет, то он — посватался бы ко мне! Так положено тут. Я была удивлена. И вот теперь, неожиданно, я получила его короткую записку: «Если ты меня помнишь — пожалуйста, молись за меня!» Я закрыла глаза и сразу увидела его. Нежное лицо. Светлые глаза, а волосы — темные. Муслим постоянно стоял в дверях своего подъезда, чистый и скромный. Мне захотелось плакать. Вот нервы! Не годятся никуда! «Зря ты, Муслим, считался с мнением старших во дворе! Боялся осуждений! Все потому, что моя мама — русская», — бормотала я.
И растерянно смотрела на подарки. Мне показалось — мы могли бы подружиться!
От его записки мне стало так хорошо на душе! Сразу легко и свободно…
«Муслим! Я не забуду твое имя в своей молитве!» — обещала я молча: — Но прости, туфли оказались мне малы. Я сразу подарила их маме Мансура. Только головной платок оставила себе».
Будур