КОНФЛИКТ РАЗРАСТАЕТСЯ

КОНФЛИКТ РАЗРАСТАЕТСЯ

Погода в эти дни стояла отвратительная. Даже старожилы Петрограда не помнили такой холодной осени. Дождь лил почти бесконечно, временами сменяясь мокрым снегом. Солнце почти не проглядывало из-за облаков, и казалось, что свинцовые сумерки воцарились навечно.

Хмурым октябрьским утром американский журналист Джон Рид рискнул выйти из дома. Долг репортера толкал его на поиск новостей. "На улице дул с запада сырой, холодный ветер. Холодная грязь просачивалась сквозь подметки. Две роты юнкеров, мерно печатая шаг, прошли вверх по Морской. Их ряды стройно колыхались на ходу; они пели старую солдатскую песню царских времен… На первом же перекрестке я заметил, что милиционеры были посажены на коней и вооружены револьверами в блестящих новеньких кобурах".[391]

Рид спешил в Смольный, фактически ставший к этому времени штабом большевиков. Бывший Институт благородных девиц теперь скорее напоминал базарную площадь или вокзал. "Было грязно, заплевано, пахло махоркой, сапогами, мокрыми шинелями. Всюду сновали вооруженные группы солдат, матросов и рабочих", — описывал Смольный современник.[392] Второй этаж, где располагался ВЦИК, стоял пустынным и безлюдным. Зато на первом этаже, где разместилась большевистская фракция Петроградского совета, и на третьем, где находился Военно-революционный комитет, круглые сутки гудела толпа.

Напомним, что Военно-революционный комитет, или ВРК, был создан по решению Исполкома Петроградского совета еще 12 октября 1917 года. Однако первое организационное заседание ВРК состоялось только 20 октября. На нем было принято решение послать своих представителей во все гарнизонные части, с тем чтобы вывести их из подчинения штаба Петроградского военного округа. На следующий день делегация ВРК прибыла к главнокомандующему округом полковнику Г. П. Полковникову и потребовала, чтобы ей было предоставлено право контролировать все действия штаба. Нетрудно понять, что Полковников ответил отказом. Большевистское руководство среагировало на это в привычной для него манере — перевернув все с ног на голову, оно обвинило штаб в "разжигании контрреволюции". Большевики призвали солдат Петроградского гарнизона не подчиняться приказам штаба, если его решения не будут одобрены ВРК.

Новое обострение конфликта было связано с намеченным на 22 октября днем Петроградского совета. Это было воскресенье, и, пользуясь выходным, руководство Совета планировало провести в городе целую серию концертов-митингов и уличных шествий. Однако Совет Союза казачьих войск объявил о проведении в тот же день крестного хода в честь Казанской Божией Матери по случаю освобождения Москвы от поляков в 1612 году. Учитывая возбужденные настроения рабочих и солдат столичного гарнизона, можно было предположить, что их столкновение с казаками закончится серьезными жертвами. Одна из сторон, Петроградский совет или правительство, должна была пойти на уступки. И правительство в очередной раз капитулировало. Вечером 21 октября товарищ министра-председателя А. И. Коновалов вызвал к себе представителя Совета Союза казачьих войск и попросил его отложить проведение крестного хода.

В результате день Петроградского совета стал триумфом большевиков. На многотысячном митинге в здании Народного дома на Кронверкском проспекте с пространной речью выступил Троцкий. Он заявил, что только советская власть способна помочь рабочим и солдатам. Правда, помощь эта, в устах оратора, выглядела довольно странно: "У тебя, буржуй, две шубы — отдай одну солдату, которому холодно в окопах. У тебя есть теплые сапоги? Посиди дома. Твои сапоги нужны рабочему…"

Слушателю, рискнувшему вдуматься в сказанное, должна была рисоваться фантасмагорическая картина: окопы, битком набитые солдатами в собольих и бобровых шубах. Но аудитория не слышала слов, она воспринимала чувства, эмоции. Закончил Троцкий призывом: "Так будем же стоять за рабоче-крестьянское дело до последней капли крови! Кто за?" Немедленно в воздух взлетел лес рук. Троцкий продолжал: "Это ваше голосование пусть будет вашей клятвой — всеми силами, любыми жертвами поддержать Совет, взявший на себя великое бремя довести до конца победу революции и дать землю, хлеб и мир!"

Зал захлебывался от восторга. Суханов, бывший свидетелем этой сцены, вспоминал: "Вокруг меня было настроение, близкое к экстазу. Казалось, толпа запоет сейчас без всякого сговора и указания какой-нибудь религиозный гимн…"[393] Обратим внимание на эти слова — еще несколькими месяцами раньше аудитория так же встречала Керенского. Точно такой же прием — заставить толпу дать клятву верности революции — впервые использовал именно Керенский на похоронах погибших в июльские дни казаков. Это было всего четыре месяца назад, но появись Керенский в зале сейчас, его бы растерзали. Революция выдвигала новых вождей, а прежним кумирам оставалось только вспоминать прошлое.

Керенский уже почти неделю как вернулся в столицу. Однако все это время он безвылазно находился в Зимнем и участия в происходящем не принимал. Вместо него во главе правительства фактически стоял Коновалов. Вечером 22 октября Коновалову доложили о телефонограмме, разосланной от имени ВРК в полки и батальоны Петроградского гарнизона. В ней говорилось о разрыве со штабом округа и содержался призыв не выполнять его предписаний. С этой телеграммой Коновалов пришел к Керенскому.

По настоянию Коновалова Керенский вызвал к себе Пол-ковникова и потребовал ареста членов ВРК. Одновременно премьер выразил недовольство чрезмерной осторожностью командующего округом. Это было особенно несправедливо, если вспомнить, что сам Керенский в предыдущие дни пребывал в полном бездействии. Керенский вызвал к себе главнокомандующего Северным фронтом генерала В. А. Черемисова и в ночь с 22 на 23 октября имел с ним долгую беседу. Вечером того же дня начальник штаба округа генерал Багратуни связался по прямому проводу с комиссаром Временного правительства на Северном фронте В. С. Войтинским с целью выяснения возможности отправки в Петроград надежного отряда для защиты правительства.

Войтинский ответил, что организация отряда под лозунгом защиты правительства невозможна ввиду того, что на фронте министры и сам Керенский крайне непопулярны. Необходимо, чтобы вызов войск исходил от ВЦИКа Советов. Из Петрограда последовал успокоительный ответ в том смысле, что правительство действует в тесном единении со ВЦИКом. Однако конкретных распоряжений относительно присылки войск с фронта штаб в этот вечер так и не сделал.

За предыдущий день комиссары ВРК сумели взять под контроль значительную часть расквартированных в городе полков. Большим успехом стал переход на сторону ВРК гарнизона Петропавловской крепости. С точки зрения стратегической это было событием огромного значения. Петропавловская крепость держала под контролем Зимний дворец, к тому же здесь располагался крупнейший в городе арсенал. Несколькими днями раньше большевики уже пытались заручиться поддержкой, но столкнулись с неудачей. Сейчас в ход были пущены главные силы — в крепость поехал сам Троцкий. Сопровождавший его большевик М. М. Лашевич вспоминал, что ждал от этой поездки чего угодно, включая ареста. Но Троцкий превзошел самого себя, и митинг солдат крепостного гарнизона единодушно поддержал большевиков.

Только после этого штаб Петроградского военного округа осознал масштабы угрозы. Полковников решил пойти на компромисс и пригласил к себе делегацию из Смольного. На встрече было объявлено, что штаб готов принять постоянных наблюдателей из Петроградского совета. Взамен Полковников потребовал, чтобы комиссары ВРК назначались на свои должности его приказом и утверждались представителем ВЦИКа при штабе.

Предъявленные Полковниковым условия обсуждались на открытом заседании ВРК. Под давлением руководства ВЦИКа была принята резолюция, где говорилось, что ВРК не планирует захват власти. Обратим на это внимание: если для большевиков все уже было решено, то основная масса солдат и рабочих все еще продолжала колебаться. В любой момент стрелка могла качнуться в сторону, позволив избежать рокового исхода событий. Конечно, сейчас ситуация была куда сложнее, чем в июле. Однако если тогда в последний момент дело повернулось в пользу правительства, то почему бы этому не повториться вновь?

Видимо, в Зимнем дворце очень рассчитывали на такой исход. В час дня 23 октября 1917 года трое министров — Терещенко, Коновалов и Третьяков — прибыли на завтрак к британскому послу сэру Джорджу Бьюкенену. Все трое были абсолютно спокойны. Когда хозяин сказал, что он уже и не ожидал их увидеть, те ответили, что слухи о большевистском восстании сильно преувеличены. Сам Керенский незадолго до того говорил все тому же Бьюкенену: "Я желаю только того, чтобы они (большевики) вышли на улицу, и тогда я их раздавлю".[394]

Вдумаемся в это — до ареста Временного правительства осталось меньше двух суток, а министры пребывают в полном спокойствии относительно готовящегося восстания. Власть полностью уверена в своих силах. В то же время инициаторы восстания — большевики — в любой момент готовы сыграть отбой и на этот случай не устают повторять, что ничего противозаконного не замышляют. До последней минуты всё остается в подвешенном виде, исход событий зависит от случайности.

Больше того — часть представителей власти в ту пору даже желала победы большевикам. Во время завтрака у Бьюкенена из уст Терещенко прозвучали страшные слова: "Если Керенский не согласится безоговорочно связать свою судьбу с теми из своих коллег, которые защищают твердую последовательную политику, то чем скорее он уйдет, тем будет лучше. Правительство является таковым только по имени, и положение не может быть много хуже, чем в настоящее время; даже если оно уступит дорогу большевикам, то последние не будут в состоянии продержаться долго и рано или поздно вызовут контрреволюцию".

Более яркого доказательства того, как далеко зашел кризис, трудно придумать. Сотоварищи Керенского по кабинету считали его более серьезной проблемой, чем большевиков. В конце концов, большевики не сумеют долго удержаться, считали они, но большевики сделают свое дело, свалив Керенского. Поражает близорукость тех, кто рассуждал таким образом. Но не меньшее удивление вызывает то, как быстро испарились авторитет и популярность Керенского. Еще недавно тот же Терещенко гордился своей близостью к премьеру, а теперь был готов наслать на его голову проклятия в лице большевиков. "Так проходит мирская слава…" Вместе с Керенским уходила в прошлое "эпоха надежд". Русская революция вступала в новую, кровавую фазу.