Непошедшее интервью для «Свободы»

Позвонил человек. Голос показался знакомым. Приятный баритон. Представился Владимиром Тольцем. И имя знакомое – по радиопередачам «Свободы». Как-то он уже звонил мне. Не запомнилось, по какому поводу. На этот раз попросил о встрече для «нон-стоп интервью» в его программе «Главный проект». Я уже слышал, как он ее представляет в эфире: «Разница во времени. Разговор о незавершившейся истории. Мой главный проект. Быть может, самый главный проект моей жизни. Ведь никто еще не умудрился создать звучащую историю Атлантиды, нашей исчезнувшей советской родины. И партии, которая рулила этой Атлантидой. История тех, кто не выплыл, и тех новых кораблей и команд, которые…»

Текст, когда я его услышал впервые, показался претенциозным. Содержание первых передач тоже не очень-то вязалось с громкими определениями. Но я согласился встретиться. Мы увиделись в пресс-офисе шведского МИДа. Там располагалась и штаб-квартира Ассоциации иностранных журналистов, где я в ту пору был избран вице-президентом.

Взяли по чашке кофе и проговорили около двух часов. Расставались внешне тепло. Тольц в энергичной манере выражал намерение продолжить контакты и даже предложил:

– Будете в Праге, позвоните заранее, может быть, у меня и остановитесь.

Я, естественно, сердечно поблагодарил.

И все-таки, все-таки мы вряд ли остались довольны друг другом.

Пытаясь понять, в чем дело, я почему-то вспомнил старую байку из того самого прошлого, которым был увлечен мой собеседник, – притчу о гробовщике, к которому некий соввельможа обратился с просьбой пробить – один из самых ходовых глаголов того времени – место на Новодевичьем кладбище. Через какое-то время гробовщик сообщил клиенту, что проблема решена, но при одном условии: ложиться надо сегодня.

Чем-то напомнил мне этот человек со «Свободы» мастера похоронных дел из притчи. Предложил мне место в своей тягучей, как безразмерный чулок, программе, но с условием играть по его правилам.

Люди с диктофоном или телекамерой в руках ощущают себя в наши дни кудесниками. Захотят – осчастливят. Захотят – уронят в грязь. Тут условие было одно – отказаться от себя. От своего прошлого. От прожитого и пережитого. Согласиться с тем, что всю свою сознательную жизнь ты был пешкой. В лучшем случае: слон туда-сюда по диагонали. Ну, хорошо: ладья вдоль и поперек доски. В любом случае тобою водила или, если по-шахматному, ходила чья-то рука. Хрущева, Брежнева, Горбачева… Словом, партии и правительства.

Согласишься с такой трактовкой, вот тебе место на Новодевичь… то бишь в программе «Главный проект».

Я не согласился, и ни слова из нашей двухчасовой беседы в эфире не прозвучало и на веб-сайте «Свободы» не появилось.

Перебирая в памяти ее фрагменты, я пришел к неожиданному, на первый взгляд, выводу, что подобно какому-нибудь вульгаризатору марксизма-ленинизма тридцатых годов, мой собеседник мыслит категориями. Слоями, поколениями, этническими группами… У него, как у Маяковского: единица – ноль.

Ему надо каждого свести к какому-то общему знаменателю. Пока не сведет, не успокоится.

Мир для него делится на «Вы» и «Мы». «Вы» – это все, кто «служил» при бывшем строе. Не важно, кем и как. Все одним миром мазаны. Исключение – для Ельцина. Он – преобразился. Как Иисус Христос, что ли? Или как Савл…

«Мы» – это те, кто сидел, «привлекался» или хотя бы эмигрировал… Да и тут – входите узкими вратами. «Солженицын? Это особый случай. Сахарова я знал лучше…»

Прямо по Ленину, который в начале пути признавал только тесный крут тех, кто, «крепко взявшись за руки…», а в конце его уповал лишь на «тончайший слой старых большевиков»…

Я ничего не слышал и не читал о прошлом обозревателя «Свободы», и он не догадался мне об этом рассказать. Или не посчитал необходимым? Работаю на «Свободе» – и этим все сказано.

О моем прошлом он знал все-все, что ему было необходимо для прокрустова ложа. И ничего, что угрожало бы его схеме. «Демьян Бедный наоборот».

Университет, факультет журналистики? Питомник для деток партийно-советской элиты.

«Комсомольская правда»? Партийно-комсомольский официоз. Придворно-подхалимская газета. Не согласны? Приведите пример обратного.

ВААП – гнездо кагэбистов. Кому на Западе было интересно то, что сочинялось в Советском Союзе. Один сплошной агитпроп. Довлатов и тот уехал…

Короче говоря, «поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся – гипс…».

И с Атлантидой и кораблями получалась у него неувязка. К «выплывшим» он относил тех, за кем по-прежнему числится какой-нибудь пост. Те, кто его не имеет, то есть не состоят в новономенклатуре и не принадлежат к «новым русским», проходят по разряду «смытых» или «невыплывших»: сидят и пишут мемуары. Вспоминают своих бабушек – ненавистниц Сталина или раскулаченных якобы дедушек.

Прозрачный намек на публиковавшиеся в прессе главы моей книги. Все это – для самовозвеличивания или самооправдания. Черняев, бывший помощник Горбачева, вон три книги уже написал. Друзья удивляются, что я все это читаю. А мне по службе надо. Как интересно было говорить с Кестером Джоржем и какой скукой веет от дефиниций Тольца.

Но я признателен им обоим. Один подтолкнул меня к мысли написать эту книгу. Другой, того не ведая, укрепил в решимости довести замысел до конца.