Хочу домой

Потом я в жизни видел много престижных фестивалей. Но такой помпы, как в Акапулько, не было нигде.

В аэропорту Бондарчука со Скобцевой посадили в один открытый лимузин, Таланкина – в другой, меня – в третий. У Бондарчуков за рулем – красавец в сомбреро, у Таланкина – брюнетка в бикини и черных очках, а у меня – блондинка и тоже в бикини и черных очках. А мы в костюмах, и в руках – зимние пальто и шапки (январь!)

Поехали. Перед лимузином Бондарчуков – четыре мотоциклиста, перед Таланкиным – два, и передо мной – два. Летим, как иностранные президенты по Москве: сирены воют, полицейские на всех перекрестках честь отдают. Блондинка приветливо улыбается и что-то щебечет по-испански, а я сижу с каменным лицом – вот оно, началось! Провокация через женщин!

Зря радовался, эта провокация оказалась первой и последней. Блондинка подвезла меня к штабу фестиваля и уехала, а дальше я общался в основном с пожилыми носатыми журналистками.

Бондарчук на этом фестивале считался звездой номер один, с ним цацкались, ну и с нами заодно. Бондарчуков поселили в самом шикарном бунгало, нас – в бунгало рядом, поскромнее, но тоже шикарном. Остальные участники фестиваля жили в пятизвездочной гостинице.

Между нашими бунгало – бассейн. Возле бассейна ресторан. Не хочешь завтракать здесь – спускайся в лифте на пляж, там тоже бассейн и ресторан. Не нравится и там – ныряешь в прозрачную лазурную воду и плывешь до острова, на котором тоже ресторанчик. И все бесплатно.

Хочешь куда-нибудь поехать – дежурят три лимузина и мотоциклисты сопровождения. Едем, к примеру, в магазин – сирены воют, полицейские отдают честь, хозяин магазина выбегает, кланяется, предлагает бриллианты и одежду от Картье. Мы тоже вежливо улыбаемся, покупаем какую-нибудь самую дешевую мелочь на подарки родным и близким, прощаемся и с сиреной мчимся обратно в гостиницу. (Поскольку на фестивалях обеспечивают проживанием и питанием, нашим делегатам выплачивали четверть суточных, полагающихся в этой стране. В Мексике это было что-то около двух долларов в день.)

Вечером – просмотры фильмов в старинном замке, а ночью, после просмотра – шикарные приемы с песнями марьяччо (мексиканцы с гитарами), с коктейлями, жареными поросятами и танцами до утра. На приемах продюсеры, режиссеры, актеры – звезды со всего мира.

Мне особенно запомнился мексиканский режиссер и актер Фернандес. Он был знаменит тем, что очень остро реагировал на критику, и трех критиков уже пристрелил. Прочитает рецензию, обидится, подстрелит критика и уезжает в Аргентину… Когда обида проходит, он возвращается, платит штраф и снова снимает фильм.

Фернандес подошел ко мне сам. Огромный, пузатый, в сомбреро, в национальном костюме, в сапогах со шпорами, и у колена болтаются две кобуры с револьверами.

– Русский?

– Грузин, – ответил я.

– Русский, – перевела Люся.

(В той поездке я не встретил ни одного мексиканца, который знал бы, что есть такая республика Грузия.)

Фернандесс спросил, видел ли я вчера его картину. Я сказал, что видел. Он спросил, каково мое впечатление. Я сказал, что фильм изумительный.

Фернадес довольно кивнул и отошел.

– Но ты же не видел, – удивилась Люся.

– Да ну его, пристрелит еще.

Вечерний просмотр мы с Таланкиным вчера пропустили – купались: плавали по лунной дорожке.

На пятый день фестиваля состоялся показ фильма «Сережа», а на следующий день была назначена пресс-конференция.

Люся зашла за нами с Таланкиным, и мы пошли за Бондарчуком и Скобцевой. Бондарчук вышел к нам один:

– Ребята, я с Ирочкой поругался. Я пьяный. Поезжайте сами.

– Это невозможно, – заволновалась Люся. – Будет скандал!

– Но я пьяный!

– Это только вы знаете. А так совершенно незаметно.

– Ладно, – согласился Бондарчук. – Только пусть говорят они.

Представляя нас журналистам, Люся сказала, что на все вопросы по фильму ответят режиссеры Данелия и Таланкин. Но первый же вопрос был к Бондарчуку:

– Господин Бондарчук, вы уже второй раз в Мексике. Какие у вас впечатления?

Бондарчук надолго задумался. Люся повторила вопрос. Бондарчук посмотрел на Люсю, в зал, опять на Люсю, потом опять в зал… Глаза у него повлажнели, и он произнес:

– Английский художник Хоггард сказал, что красота в разнообразии… А в Мексике никогда не бывает снега…

И Бондарчук заплакал.

На этом пресс-конференция закончилась.

Я тоже понял, что и мне здесь уже надоело и хочется в слякотную и темную Москву. Домой.

Между прочим. Мексика – первая капиталистическая страна, в которой я побывал. И, к моему великому удивлению, все негативное, что говорилось и писалось у нас про малоразвитый капитализм, оказалось правдой.

Очень, очень мало очень богатых и очень, очень много очень бедных… Ну и остальной набор: трущобы, безработные, малолетние проститутки, официальная продажность чиновников и так далее. Сейчас-то все это мы испытали на себе, а тогда я считал, что это полет больной фантазии советской пропаганды.