Кеннеди но!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В Москве нас – Бондарчука, Скобцеву, Таланкина и меня – вызвали к инструктору ЦК на собеседование. Инструктор предупредил, чтобы мы были бдительны; международная обстановка сложная, с американской стороны возможны провокации: Джон Кеннеди недавно выступил в сенате с агрессивной антисоветской речью. И еще сообщил, что мы летим без переводчика, переводчик встретит нас там. Когда уходили, он попросил меня на секундочку задержаться и сказал, что, поскольку я грузин, то ко мне могут быть провокации через женщин.

До Лондона мы добрались «Аэрофлотом», а дальше до Монреаля летели на «Боинге» компании «Шведские авиалинии». Первым классом (билеты нам прислал фестиваль). Широкие мягкие кресла, пледы, тапочки, бесплатная выпивка, музыка в наушниках. И меню.

Я заказал мясо. Привезли целую вырезку, серединку вырезали, и – мне на тарелку, а остальное увезли. Куда? Сами съели? В эконом-класс послали? А может, вообще выкинули?

У Виктора Голявкина есть рассказ о мальчике, которому постоянно приводят в пример дядю: и как он хорошо учился в школе, и как отлично закончил институт, и как замечательно работал, и каким он был спортивным и смелым…А сам мальчик о дяде ничего не может вспомнить, кроме большой белой пуговицы от кальсон, пришитой к рубашке черными нитками.

Я – как тот мальчик. Все рассказы про Мексику у меня начинались с этого мяса. И понимал, что хотят услышать об индейцах, о фильмах, о звездах, о фресках Сикейроса, но ничего не мог с собой поделать, зациклился: куда увезли мясо?

Перед самой посадкой в Монреале нам – каждому – вручили журнал с портретом красивой женщины на обложке.

– Это Жаклин Кеннеди, – сказала Скобцева. – Жена американского президента.

– И зачем они это нам всучили? – спросил Таланкин.

– Дайте-ка сюда! – Бондарчук отобрал у всех журналы и положил на пустое кресло. – Обойдемся без Кеннеди!

Приземлились в аэропорту в Монреале. Там у нас по графику была ночевка и вылет на следующий день. Мы пошли к представителю компании «Шведские авиалинии», Скобцева показала билеты и спросила, где нас разместят на ночь и где накормят. Он стал что-то говорить, показывая рукой в сторону, и из того, что он произнес, я понял только одно слово: «Кеннеди».

Скобцева его переспрашивает. Он снова машет рукой в сторону и что-то талдычит. И опять слышу: «Кеннеди».

– Что он говорит? – спросил Бондарчук у Скобцевой. – При чем здесь Кеннеди?

– Что-то я не очень поняла.

– Скажи ему, что мы советская делегация, летим на фестиваль в Мексику, и никакой Кеннеди здесь ни при чем!

Скобцева еще раз медленно и подробно объяснила все представителю, а тот снова показывает рукой в сторону и опять что-то про Кеннеди.

– Он говорит, чтобы мы шли в тот зал, к представителю Кеннеди. Может, пойти посмотреть?

– Ни в коем случае! Но, Кеннеди! Но! – Бондарчук помахал пальцем перед носом представителя компании.

– Но, Кеннеди! – Таланкин тоже помахал пальцем.

Представитель поднял руки: «Джаст э моумент!» и скрылся за дверью.

– Побежал докладывать, что мы не соглашаемся, – догадался Таланкин.

– Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает! – запел я. В самолете мы угостились бесплатной выпивкой, и настроение у нас было приподнятое.

– А ну заткнись! – рявкнул Бондарчук.

Сел и включил на полную мощность свой маленький транзисторный приемник. (Бондарчук купил его в Мексике в прошлую поездку, очень им дорожил и с ним не расставался. Это был первый транзисторный приемник, который я увидел.)

Возвратился представитель компании с каким-то молодым человеком. Путая польские и русские слова, тот объяснил, что до Монреаля мы летели «Шведскими авиалиниями», а здесь должны пересесть на самолет канадской компании «Кеннеди пасифик», представительство которой находится в следующем зале. И там нами займутся: устроят в гостиницу, накормят, а завтра отправят в Мехико.