Анна Иоанновна и ее двор

1.

Несмотря на заботы по кровопролитной войне[34], императрица решилась, наконец, заключить давно задуманный брак ее племянницы, принцессы Анны Мекленбургской, с принцем Антоном Ульрихом Брауншвейгским, который жил при дворе с 1733 года…

14-го июля происходила свадьба со всевозможным великолепием. Более года работали над экипажами и платьями, которые должны были появиться на этой церемонии. Венчал архиепископ Новгородский в Казанском соборе…

По поводу этой свадьбы я скажу несколько слов о роскоши двора и об обыденном образе жизни императрицы.

Говоря о герцоге курляндском, я сказал, что он был большой охотник до роскоши и великолепия; этого было довольно, чтобы внушить императрице желание сделать свой двор самым блестящим в Европе. Употреблены были на это большие суммы денег, но все-таки желание императрицы не скоро исполнилось. Часто, при богатейшем кафтане, парик бывал прегадко вычесан; прекрасную штофную материю неискусный портной портил дурным покроем; или, если туалет был безукоризнен, то экипаж был из рук вон плох: господин в богатом костюме ехал в дрянной карете, которую тащили одры.

Тот же вкус господствовал в убранстве и чистоте русских домов: с одной стороны, обилие золота и серебра, с другой – страшная нечистоплотность. Женские наряды соответствовали мужским; на один изящный женский туалет встречаешь десять безобразно одетых женщин. Впрочем, вообще женский пол России хорошо сложен; есть прекрасные лица, но мало тонких талий.

Это несоответствие одного с другим было почти общее; мало было домов, особенно в первые годы, которые составляли бы исключение; мало-по-малу стали подражать тем, у которых было более вкуса. Даже двор и Бирон не сразу успели привести все в тот порядок, ту правильность, которую видишь в других странах; на это понадобились годы; но должно признаться, что, наконец, все было хорошо устроено.

Роскошь была уже преувеличенная и стоила двору огромных денег. Невероятно, сколько через это ушло денег за границу. Придворный, который определял в год только по две или по три тысячи рублей на свой гардероб, т. е. 10 или 15 тыс. франков, не мог похвастать щегольством. Здесь кстати было повторить замечание, сделанное одним саксонцем покойному Августу II, королю польскому, что следовало бы расширить городские ворота для выпуска дворян, напяливших на себя целые деревни, потому что все особы, имевшие честь служить при дворе, расстраивали свое состояние на наряды; жалованьем нельзя было покрыть эти расходы, оно было недостаточно. Довольно было торговцу мод прожить в Петербурге два года, чтобы составить себе состояние, хотя бы сначала весь его товар был взят на кредит.

Обыденная жизнь императрицы была очень правильная. Она всегда была на ногах еще до 8-ми часов. В 9 она начинала заниматься с своим секретарем и с министрами; обедала в полдень, у себя в комнатах, только с семейством Бирона. Только в большие торжественные дни она кушала в публике; когда это случалось, она садилась на трон под балдахином, имея около себя обеих царевен, Елисавету, ныне императрицу, и Анну Мекленбургскую. В таких случаях ей прислуживал обер-камергер. Обыкновенно в той же зале накрывался большой стол для первых чинов империи, для придворных дам, духовенства и иностранного посольства.

В последние годы императрица не кушала в публике, и иностранные послы не были угощаемы при дворе. В большие праздники им давал обед граф Остерман.

Летом императрица любила гулять пешком; зимою же упражнялась на биллиарде. Слегка поужинав, она постоянно ложилась спать в 12-м часу.

Большую часть лета двор проводил в загородном дворце, выстроенном Петром I, в 7 лье от Петербурга, и названном Петергофом. Местность этого дворца самая прелестная, на берегу моря: слева виден Кронштадт и весь флот, напротив берега Финляндии, а направо вид на Петербург. При дворце большой сад с великолепными фонтанами; собственно строение не важное, комнаты малы и низки.

Остальное лето императрица проводила в летнем дворце, в Петербурге; дом довольно плохой постройки на берегу Невы, при нем большой сад, изрядно содержавшийся. Принцесса Анна начала было строить новый дом (старый пришел в ветхость), но она не успела его кончить. Ныне царствующая императрица уже достроила его.

При дворе играли в большую игру, которая многих обогатила в России, но в то же время многих и разорила. Я видел, как проигрывали до 20 тыс. рублей в один присест за квинтичем или за банком. Императрица не была охотница до игры; если она играла, то не иначе, как с целью проиграть. Она тогда держала банк, но только тому позволялось понтировать, кого она называла; выигравший тот-час же получал деньги, но так как игра происходила на марки, то императрица никогда не брала денег от тех, кто ей проигрывал.

Она любила театр и музыку и выписала то и другое из Италии. Итальянская и немецкая комедия чрезвычайно понравились. В 1736 г. поставлена первая опера в Петербурге; она была очень хорошо исполнена, но не так понравилась, как комедия и итальянское интермеццо.

При Петре I так же, как и в следующие царствования, при дворе сильно пили; не то было при Анне. Она видеть не могла пьяного человека. Одному князю Куракину дозволено было пить вволю; но чтобы вообще не совсем потеряли привычку пить, то 29-го января (ст. стиля), день восшествия на престол императрицы, было положено праздновать Бахуса; на этой церемонии каждый гость обязан был выпить по большому кубку венгерского вина, став на одно колено перед ее величеством.

Я припоминаю тут другую оригинальную церемонию. Накануне больших праздников придворные особы и гвардейские офицеры имели честь поздравлять императрицу и целовать ей руку, а ее величество подносила каждому из них на большой тарелке по рюмке вина.

Манштейн

2.

Воззрим же теперь, как при правлении сея Императрицы наивящше упала твердость в сердцах, и как роскошь наиболее стала вкореняться; а для доказания сего надлежит разсмотреть, во-первых, обычаи самой сей Императрицы, второе, обычаи ее любимца Бирона, после бывшего Герцогом Курляндским, и его могущество и третие состояние двора и какие были сделаны при сей Государыне учреждения в рассуждении великолепности оного.

Императрица Анна не имела блистательного разума, но имела сей здоровый рассудок, который тщетной блистательности в разуме предпочтителен. С природы – нраву грубого, отчего и с родительницею своею в ссоре находилась и ею была проклята, как мне известно сие по находящемуся в архиве Петра Великаго одному письму от ея матери, ответственному на письмо Императрицы Екатерины Алексеевны, чрез которое она прощает дочь свою Императрицу Анну. Грубой ея природой обычай несмягчен был ни воспитанием, ни обычаями того века, ибо родилась во время грубости России, а воспитана была и жила тогда, как многие строгости были оказуемы; а сие учинило, что она не щадила крови своих подданных и смертную мучительную казнь без содрагания подписывала; а может статься, еще к тому была побуждаема и любимцем своим Бироном. Не имела жадности к славе, и потому новых узаконений и учреждений мало вымышляла, она старалась старое, учрежденное, в порядке содержать. Довольно для женщины, прилежна к делам и любительница была порядку и благоустройства; ничего спешно и без совету искуснейших людей государства не начинала, отчего все ее узаконения суть ясны и основательны. Любила приличное великолепие Императорскому сану, но толико, поелику оно сходственно было с благоустройством государства…

Сей любимец ее, Бирон, возведенный ею в Герцоги Курляндские, при российском дворе, имеющий чин обер-камергера, был человек, рожденный в низком состоянии в Курляндии, и сказывают, что он был берейтор, которая склонность к лошадям до смерти сохранялась. Впрочем был человек одаренный здравым рассудком, но без малейшего просвещения, горд, зол, кровожаждущ и непримирительный злодей своим неприятелям. Однако касающее до России, он никогда не старался, во время жизни Императрицы Анны, что либо в ней приобрести, и хотя в рассуждении Курляндии снабжал ее сокровищами российскими, однако зная, что он там от гордого курляндского дворянства ненавидим, и что он инако, как сильным защищением России не может сего герцогства удержать, то и той пользы пользам России подчинял. Впрочем был груб яко свидетельствует единый его поступок, что ездив на малое время к границам Курляндии и нашед мосты худы, отчего и карета его испортилась, призвав сенаторов, сказал, что он их вместо мостовин велит, для исправления мостов, положить. Сие первые правительства присутствующие, к которым Петр Великой, толикое почтение имел принуждены были от любимца чужестранца востерпеть безмолвственно. Толико уже упала твердость в сердцах Россиян.

Правление Императрицы Анны было строгое, а иногда и тираническое. За самые малейшие дела сажали в Тайную Канцелярию, и в стене сделанные казармы Петербургской крепости недовольны были вместить сих нещастных; казни были частые, яко Долгорукие быв прежде за тщание их ограничить власть монаршу сосланы, а потом за ту же вину из Сибири перевезены и переказнены в Шлюссельбурге…

Но можно сказать с единым стихотворцем

На пышные верхи гром чаще ударяет.

Хотя трепетал весь двор, хотя не было ни единого вельможи, который бы от злобы Бирона неждал себе несчастия; но народ было порядочно управляем. Не был отягощен налогами, законы издавались ясны, а исполнялись в точности, страшилися вельможи подать какую-либо причину к несчастию своему, а небыв ими защищаемы, страшились ее судьи, что не правое сделать, мздоимству коснуться. Был управлен кабинет, где без подчинения и без робости един другому каждый мысли свои изъяснял, и осмеливался самой Государыне при докладах противоречить; ибо она не имела почти никогда пристрастия то или друтое сделать, но искала правды; и так покрайней мере месть в таковых случаях отогнана была; да можно сказать и не имела она льстецов из вельможей; ибо просто наследуя законам дела надлежащим порядком шли. Лета же ее и болезни ей не оставляли время – что другое предпринимать. Чины и милости все по совету или лучше сказать по изволению Бирона, Герцога Курляндского, истекали; имела она для своего удовольствия несколько женщин, а именно: Княгиню Аграфену Александровну Щербатову, к которой, как по веселому ее нраву, так и по другим причинам привязана была; Анну Федоровну Юшкову и Мельгариту Федоровну Манахину, которых еще Императрица знала в молодости своей, когда они были при дворе простыми девушками. Любила шутов и дураков и были при ней Кн. Никита Федорович Волконский, Балакирев и Кн. Михайло Голицын, которые иногда и… шутками ее веселили. Се вящий знак деспотичества, что благороднейших родов люди, в толь подлую должность были определены. Но вместо ее, все вельможи дрожали перед Бироном; единый взгляд его благороднейших и именитейших людей в трепет приводил; но толь был груб и неприступен, что ниже и мести места давал; однако были некоторые преданные, то есть Граф Остерман, которого он другом почитал и уважал его по делам, принимая от него советы, и Князь Александр Борисович Куракин, обер-шталмейстер угождал ему лошадьми, яко умный человек льстил ему словами и яко веселый веселил иногда и Государыню своими шутками, и часто сделанные им в пьянстве продерзости, к чему он склонен был, ему прощались; Петр Феодорович Балк шутками своими веселил Государыню и льстил Герцогу, но ни в какие дела впущен не был.

Сказал уже я выше, что Императрица Анна Ивановна любила приличное своему сану великолепие и порядок, и тако двор, который еще никакого учреждения не имел, был учрежден, умножены стали придворные чины, серебро и злато на всех придворных возблистало, и даже ливрея царская серебром была покровенна; установлена была придворная конюшенная канцелярия и экипажи придворные все могущее блистание того времени возымели. Итальянская опера была выписана, и спектакли начались, так как оркестра и камерная музыка. При дворе учинились порядочные и многолюдные собрания, балы, торжества и маскарады.

А все вышеписанное и показует, какие шаги, обстоятельствами правления и примерами двора, злые нравы учинили. Жестокость правления отняла всю смелость подданных изъяснять свои мысли, и вельможи учинились не советниками, но дакальщиками Государевыми – и его любимцев, во всех таких делах, в которых имели причину опасаться противуречием своим неудовольствие приключить, любовь к отечеству убавилась и самство и желание награждений возросло. Великолепие введенное у Двора понудило вельмож, а подражая им и других умножить свое великолепие. Оно уже в платьях, столах и других украшениях начинало из меры выходить; так что самою Императрицею Анною примечено было излишнее великолепие, и изданным указом запрещено было ношение золота и серебра на платье, а токмо позволено было старое доносить, которые платья и были запечатаваны.

М. Щербатов