Русский солдат в походе

Сей поход (в Крым. – Сост.) был для меня совсем новое зрелище; каждый шаг мною делаемый вперед, доставлял мне новые предметы к удивлению. Дороги, так сказать, были усеяны конными и пехотными полками, множеством артиллерии и повозками, наполненными воинскими и съестными припасами. Неутомимость Российского солдата являлась во всем ее блеске, который с началом дня уже на ногах, и изготовив все к походу, является во всей опрятности в строй; окончив оный, ежели не в карауле или табуне, то тотчас обращается к реке, где моет свое белье, которое не успеет высохнуть, как слышит голос его зовущий в строй на учение. Ничего нет приятнее, как пришедши в лагерь, видеть посреди степи в одно мгновение ока раздающиеся парусные палаты, потом занимающихся солдат; один промышляет траву для сварения своей пищи, другой воду носит, иной траву косит. Далее видишь, в одном месте сидя рассуждают о сделанном в тот день переходе, рассказывают прошедшие против турок походы, под начальством великого Румянцева производимые; иной весельчак вспомнит свои любовные проказы, случившиеся на зимовом пребывании. Все сие меня чрезмерно занимало и усугубляло лишь мою охоту к воинской службе. В сем же походе заметить я мог, что солдату Российскому нет ничего невозможного: по среди степи пространной и оком неизмеримой, варят свою пищу сырой травой, которая столько же вкусна, как-будто на лучших угодьях приготовлена; хлеб пекут к великому моему удивлению в вырытых ямах и оный я ел, который вкусен и хорош; одним словом, мне кажется, что сии люди рождены победить свет, только бы умели их водить. Мое утешение было слишком велико видеть себя помещенну в числе сих неустрашимых воинов и более ни о чем не помышлял, как заслужить от начальников своих наименование хорошего офицера.

Не долго оставались Крымцы в недоумении о нашем в их землю пришествии, ибо князь Потемкин, соединив все войско в Крым пришедшее при городе Карасу-Базаре, повелел великому множеству в одну кучу стекшимся мурзам, мулам и простому народу, прочесть манифест, которым по воле Екатерины II-й, они присоединяются к России…

После сего расставлены в разных местах приобретенной земли отряды войск, дабы повсюду можно было противустать Туркам, ежели бы они вздумали сделать высадку в сей полуостров, но сего не случилось, ибо Турки, коим наиболее следовало за сие вступиться, не будучи приготовлены в войне, а видя Российское ополчение повсюду изготовленное к бою, принужденными нашлись на все согласиться. Таковое бездействие на оном месте войск продолжалось до Ноября месяца, в которое время определено которым полкам оставаться в Крыму и которые отпущаются обратно в пределы России.

Полк С.-Петербургский был в числе сих последних, которому и назначено зимнее пребывание на старой Днепровской линии, в крепости Алексеевской. Позднее время, а к тому пространная степь никем не обитаемая между Крымом и помянутою линиею, делали полку нашему сей поход и трудным и опасным; в сем походе еще более я привязался любовью к русскому солдату, ибо имел довольно случаев удивляться его твердости: ежели начать с его одежды, то нельзя сказать, чтобы она была слишком тепла, бедный плащ защищал его от сильных вьюг и крепкого мороза, но при всей сей невыгоде бодрость его не оставляла. Полку должно было в Шагингирейском окопе получить провиант, но драгуны просили своего полковника, дабы оный был роздан мукою, чтобы не заниматься печением хлеба, и они согласились лучше без хлеба быть, довольствуясь приготовлением так называемой саламаты, нежели употребить несколько дней для печения оного, в которое время стужа умножится; и так мы отправились далее, имея степь вместо квартир, а умножающийся ежедневно снег служил солдату, сотворенному крепче всякого камня, вместо пуховика. Однако ж все сие преодолено и мы в половине Января 1784 года вошли в свои квартиры.

Что принадлежит собственно до меня, то сей поход будет мне всегда памятен, ибо я изведал в оном по крайнему моему недостатку великую нужду; я не понимаю, как я не потерял своего бедного экипажа, ибо у других достаточных моих сотоварищей, пали, имея овес, лошади, а мои питались подснежною травою, но уцелели; видно судьбе рассудилось меня при моей молодости и начальной службе совсем не опечалить, и от того я сохранен. При выходе из Крыма, мой карман не вмещал и пяти рублей и я, не упоминая о прихотях, нужного ничего не имел, в столь жестокий холод не из чего было себе сшить теплой одежды и один плащ, сверх моего холодного кафтана, составлял всю мою защиту и под оным-то я испытал свое крепкое сложение и что я в силах сносить; в таком случае свойственно всем северным народам себя подкреплять горячими напитками, но я при всей сказанной нужде не решился себя к оным приучать и таковым во всю мою жизнь пребыл; слабое виноградное вино составляло навсегда единый мой напиток. Во время же моего в самом Крыму пребывания, нужда моя была столь велика, что я, находясь в карауле или табуне, не редко не имел чего есть и потому садился вокруг солдатского котла и с оными едал их кашу. Солдаты воображали, что я к ним от особливой привязанности сие делал, и тем меня более любили. Должен я к моему стыду сказать, что сначала краснел сесть между их, по предрассудку в младенчестве вперенному, будто стыдно толикое фамилиарство благородного с человеком, которого высокомерие дворян назвало, не знаю по какому праву, народом черным. После, входя в лета, я уже распознал, что мы все люди рождены равно и что между простыми гораздо больше благородно мыслящих, нежели между теми, которые себя сим титулом величают…

А. Пишчевич