Екатерина Павловна

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Французская революция потрясла Европу. Но не меньшим потрясением для нее стало появление «корсиканского чудовища» — Наполеона Бонапарта, провозгласившего себя императором. Причем когда впоследствии Наполеон короновал себя сам, как это испокон веков делали московские цари, это не могло не произвести впечатления на русскую публику. Воспринимали ли они это как высочайший акт самоутверждения или как высочайшее кощунство — уже другой вопрос. Но в любом случае это было из ряда вон выходящее событие. Безродный корсиканец стал не просто национальным лидером, а символом Франции.

Но хотя для императора Павла, провозгласившего себя «защитником алтарей и престолов», Наполеон оставался однозначным злом — якобинцем и революционером, все же он не смог устоять перед широким жестом Бонапарта, когда тот отпустил пленных русских, взятых в Швейцарском походе, вместе с их обмундированием и оружием, бесплатно и без всяких условий. Павел, растроганный этим рыцарским поступком, был готов заключить государственный договор с Францией и ее первым консулом.

А россиянам следующего XIX века было еще сложнее определиться со своим отношением к новому правителю Франции. Наполеон пустил в ход целую «пропагандистскую машину», и, поскольку русская аристократия превосходно знала французский и читала французские газеты, она не могла хотя бы отчасти не попасть под его влияние. Дружба с Робеспьером (а в годы террора Наполеон пользовался покровительством его младшего брата Огюста Бон Жозефа, заметившего капитана Бонапарта при осаде Тулона) была забыта. «Робеспьер на коне», как звали Наполеона его враги, превратился в консула, а затем и в императора. Да и сама личность нового французского правителя была настолько харизматична, что неизбежно привлекала к себе внимание.

Не менее сложно складывались отношения, которые связывали Наполеона и следующего за Павлом российского императора Александра I. В апреле 1805 года Россия и Великобритания заключили Петербургский союзный договор и в том же году Великобритания, Австрия, Россия, Неаполитанское королевство и Швеция сформировали Третью коалицию против Франции и союзной ей Испании. После того как Наполеон без серьезного сопротивления занял Вену, Александр I и австрийский император Франц II (старший брат мужа Елены Павловны, палатина Венгерского Иосифа) прибыли к армии и, по настоянию Александра, дали французам решительное сражение при Аустерлице, которое вошло в историю как «битва трех императоров».

Как мы хорошо знаем из романа «Война и мир», сражение закончилось полным разгромом воск коалиции, хотя на их стороне было численное превосходство. Одним из «отцов», а вернее, «творцов» этого поражения стал сам Александр. Кутузов в первый и в последний раз в жизни осмелился спорить со своим императором, требующим немедленно начать наступление. Тогда и состоялся знаменитый диалог: «Ведь мы не на Царицыном Лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки». — «Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном Лугу».

Наполеон сконцентрировал свои войска в центре, напротив Праценских высот, и Александру показалось, что их легко можно будет окружить. Сколько Кутузов ни уверял, что, «когда противник делает ошибку, не следует ему мешать», все его красноречие пропало втуне. «Ошибка» Наполеона на самом деле оказалась хитростью, и начавшая наступление союзная армия попала в ловушку, расставленную императором. Стремясь отрезать французскую армию от дороги на Вену и от Дуная, чтобы окружить или загнать к северу, в горы, союзники слишком растянули фронт. Наполеон ударил в ослабленный центр русских войск, занял Праценские высоты, ударил по левому крылу союзников и разгромил армию. Императоры Александр и Франц бежали с поля боя. Коалиция распалась, 26 декабря 1806 года Австрия заключила с Францией Пресбургский мир. А после занятия французами Данцига и поражения русских под Фридландом, позволившего французам занять Кенигсберг и опасно приблизиться к границам России, 7 июля 1807 года заключен Тильзитский мир.

Мирный договор между Александром I и Наполеоном был подписан на плоту, на середине реки Неман, разделявшей русскую и французскую армию. Наполеон специально попросил своих гребцов подналечь на весла, первым шагнул на плот, перебежал его и подал руку Александру, помогая ему выйти из лодки. А казаки говорили, что Александр специально заманил туда Наполеона, чтобы схватить его и окрестить по православному обряду. Но, разумеется, ничего подобного не произошло. Оба императора обнялись и поклялись в вечной дружбе. Присутствовавший при этой встрече Денис Давыдов позже писал: «Общество французов нам ни к чему не служило; ни один из нас не искал не то что дружбы, даже знакомства ни с одним из них, невзирая на их старания. За приветливости и вежливость мы платили приветливостями и вежливостью, — и все тут. 1812 год стоял уже посреди нас, русских, со своим штыком в крови по дуло, со своим ножом в крови по локоть».

А пока Александр обязался помогать Наполеону во всяких наступательных и оборонительных действиях, в том числе поддержать континентальную блокаду бывшего союзника — Англии.

Этот «обидный», как позже назовет его Александр Сергеевич Пушкин, договор тяжело дался Александру. Но ему пришлось еще тяжелее, когда тут же, в Тильзите, знаменитый своей беспринципностью министр иностранных дел Франции Шарль Морис де Талейран стал осторожно выяснять, как относится русский император к возможности… брака Наполеона и великой княжны Екатерины Павловны…

* * *

«Героине» этих переговоров на тот момент исполнилось 20 лет. Она родилась 21 мая 1788 года в Царском Селе. Екатерина писала по этому поводу Мельхиору Гримму: «Великая княгиня родила, слава Богу, четвертую дочь, что приводит ее в отчаяние. В утешение матери я дала новорожденной свое имя». В письмах Потемкину она приводит другие, более драматические подробности этих родов: «Жизнь ее (Марии Федоровны. — Е.П.) была два с половиной часа в немалой опасности от единого ласкательства и трусости окружающих ее врачей; и, видя сие, ко времени кстати удалось мне дать добрый совет, чем дело благополучно и кончилось». В то время Россия тоже вела войну, с Турцией, но это, по счастью, никак не отразилось на судьбе новорожденной принцессы. А вот то, что она родилась девочкой, имело некоторое значение. После рождения двух сыновей и двух дочерей Екатерина ждала от Марии Федоровны третьего внука. Возможно именно то, что она столько мучилась и все зазря, и приводило великую княгиню в отчаяние.

Екатерина Павловна

Следующий раз Екатерина вспоминает о своей внучке только через два года и пишет Гримму: «О ней еще нечего сказать, она слишком мала и далеко не то, что были братья и сестры в ее лета. Она толста, бела, глазки у нее хорошенькие, и сидит она целый день в углу со своими куклами и игрушками, болтает без умолку, но не говорит ничего, что было бы достойно внимания…».

Бабушка Екатерина умерла, когда внучке исполнилось всего восемь лет. Павел Петрович скончался еще через пять лет. Таким образом, в свои подростковые года Екатерина оказалась под опекой весьма либерального брата, который позже воплотит свои идеи о воспитании, создав знаменитый Лицей, откуда вышел не один декабрист. Разумеется, за воспитанием и обучением девочки следила в основном Мария Федоровна, и все же, скорее всего, Александр «задавал тон». Екатерине Павловне преподавали не только языки (в список которых теперь входила и латынь), но и хорошие манеры, рисование, музыку, математику, географию, историю и политическую экономию. В результате получилась весьма самоуверенная молодая барышня, которая, судя по всему, мечтала оставить свой след в истории.

Позже одна из фрейлин двора, графиня Роксана Эделинг, будет вспоминать: «Будь ее сердце равным ее уму, могла бы очаровать всякого и господствовать над всем, что ее окружало. Прекрасная и свежая, как Геба, она умела и очаровательно улыбаться, и проникать в душу своим взором. Глаза ее искрились умом и веселостью, они вызывали доверие и завладевали оным. Естественная, одушевленная речь и здравая рассудительность, когда она не потемнялась излишними чувствами, сообщали ей своеобразную прелесть. В семействе ее обожали, и она чувствовала, что, оставаясь в России, она могла играть самую блестящую роль!».

Пылкая и решительная княжна позволяла себе то, чего не могли позволить ее старшие сестры — сердечные увлечения. Она влюбилась в адъютанта брата, князя Михаила Петровича Долгорукого. Князь был не только хорош собой, красив и умен, но и очень храбр. Он участвовал почти во всех сражениях с французами в 1806 и 1807 годах. Александр знал о сердечном увлечении сестры и не возражал против такого брака: Долгорукие — хорошо известный род в Российской империи. Но в 1808 году, во время военных действий против шведов, князя убили в сражении при Иденсальми. Сослуживец князя И. П. Липранди позже вспоминал: «День был прекрасный, осенний. Шли под гору довольно скоро, князь по самой оконечности левой стороны дороги; ядра были выпускаемы довольно часто. Вдруг мы услышали удар ядра и в то же мгновение увидели князя, упавшего в яму (из которой выбирали глину) около дороги. Граф Толстой и я мгновенно бросились за ним… Фуражки и чубука уже не было; зрительная труба была стиснута в левой руке. Князь лежал на спине. Прекрасное лицо его не изменилось. Трехфунтовое ядро ударило его в локоть правой руки и пронизало его стан. Он был бездыханен».

Разумеется, гибель любимого и почти жениха стала ударом для Екатерины Павловны. Но немного погодя она снова влюбилась, на этот раз… в грузинского князя Петра Багратиона, который участвовал в Итальянском походе Суворова, но Багратион был на двадцать три года старше Екатерины и к тому же женат (правда, несчастливо). А между тем Екатерине пора было искать подходящего жениха для достойного династического брака. Она не возражала: мы уже знаем, что Екатерина, или Като, или Катишь, как звали ее в семье, была достаточно амбициозна. Принц де Линь, позже увидевший Екатерину в Вене, куда она приехала вместе с матерью, братом и сестрой Марией, напишет: «Великая княжна Мария привязывает к себе сердца, а Екатерина берет их приступом».

* * *

Но если Екатерина хотела, как ее брат, решать судьбы Европы, то прежде всего ей следовало взять приступом сердце одного человека — своего будущего мужа. В начале XIX века брак становится единственным пропуском на политическую арену для честолюбивой женщины, и тут важно не ошибиться с выбором.

К тому времени Франц, император Австрии и старший брат палатина Венгерского, уже успел овдоветь. Австрийский правитель уже пережил двух своих жен (а в будущем ему предстояло похоронить и третью). Его первая супруга, Елизавета Вильгельмина Луиза, принцесса Вюртембергская, родная сестра Марии Федоровны, умерла от первых родов. Вторая жена — Мария Терезия Сицилийская, которую в свое время Екатерина звала «уродцем», хотя с портрета на нас смотрит весьма статная и миловидная женщина, родила принцу тринадцать детей, из которых выжили семеро и так же, как и первая жена, скончалась в родах. Это произошло 13 апреля 1807 года, и Екатерина Павловна сразу же захотела стать ее преемницей.

Правда, даже стань она следующей супругой Франца, ей не суждено было взойти на трон Священной Римской империи германской нации — этот довольно непрочный союз немецких княжеств, созданный еще при Карле Великом, был ликвидирован в 1806 году, после поражения войск третьей коалиции при Аустерлице, когда под давлением Наполеона был сформирован Рейнский союз. Наполеон действовал просто: он поставил перед немецкими князьями 24-часовой ультиматум и обещал, что в случае, если они будут затягивать подписание договора, французские войска будут введены в южно- и западногерманские земли. Спустя несколько дней после заключения договора о Рейнском союзе Франц II отрекся от престола Священной Римской империи и объявил об ее упразднении.

Теперь Франц II был Францем I — императором Австрийской империи, но Екатерину Павловну это, кажется, не особенно волновало. Не волновали ее и более житейские и прагматичные доводы, на которые указывал в письмах князь Алексей Борисович Куракин, русский посол в Австрии, которому Мария Федоровна поручила собрать сведения о потенциальном женихе. Куракин писал: «Государь все-таки думает, что личность императора Франца не может понравиться и быть под пару великой княжне Екатерине. Государь описывает его как некрасивого, плешивого, тщедушного, без воли, лишенного всякой энергии духа и расслабленного телом и умом от всех тех несчастий, которые он испытал; трусливого до такой степени, что он боится ездить верхом в галоп и приказывает вести свою лошадь на поводу! Я не удержался при этом от смеха и воскликнул, что это вовсе не похоже на качества Великой княжны: она обладает умом и духом, соответствующими ее роду, имеет силу воли; она создана не для тесного круга, робость совершенно ей несвойственна; смелость и совершенство, с которыми она ездит верхом, способны вызвать зависть даже в мужчинах!».

На это Екатерина отвечает: «Вы говорите, что ему сорок лет, — беда невелика. Вы говорите, что это жалкий муж для меня, — согласна. Но мне кажется, что царствующие особы, по-моему, делятся на две категории — на людей порядочных, но ограниченных; на умных, но отвратительных. Сделать выбор, кажется, нетрудно: первые, конечно, предпочтительнее… Я прекрасно понимаю, что найду в нем не Адониса, а просто порядочного человека; этого достаточно для семейного счастья».

Но Александр уже понял, что в это неспокойное время вчерашние союзники легко могут оказаться врагами, и ему не хочется очутиться с сестрой «по разные стороны фронта». Куракин уверяет императрицу и великую княжну: его величество считает, «что Ее Высочество Его сестра и Россия ничего от этого не выиграют и что, наоборот, отношения, которые начнутся тогда между Россией и Австрией, будут мешать нам выражать свое неудовольствие Австрией всякий раз, когда она поступит дурно, а так она часто поступала!». Эти письма написаны из Тильзита. Ведя переговоры с Наполеоном, Александр и Куракин не забывали поглядывать вокруг и подыскивать подходящего жениха для Екатерины. Куракин пишет в Петербург: «На днях я познакомился в доме императора Наполеона одновременно с наследным принцем Баварским и принцем Генрихом Прусским. Они оба оказали мне множество учтивостей; оба они заики. Принц Генрих больше ростом и красивее, заикается меньше, чем наследный принц. Что касается последнего, то его наружность весьма невыгодна: рост его средний, он рыжеволос, ряб, заика и, как уверяют, туг на ухо. Но он кажется весьма кроток, добр, твердого и превосходного характера — в этом ему отдают справедливость даже французы… Откровенно сознаюсь Вашему Величеству, что, по моему мнению, ни один из этих принцев не достоин руки ее высочества великой княжны Екатерины и что она не может быть счастлива ни с тем, ни с другим».

(Тем временем Франц не стал долго ждать и всего через 8 месяцев после смерти второй жены в третий раз женился — на красавице Марии Людовике Беатрисе, принцессе Моденской. Но она так и не подарила императору новых детей и умерла в апреле 1816 года. В ноябре того же года Франц женился в четвертый раз, на Каролине Августе, дочери короля Максимилиана Иосифа Баварского, разведенной жене кронпринца, впоследствии короля Вильгельма I Вюртембергского.)

Но есть и еще кандидаты! И снова из Австрии. Это два австрийских эрцгерцога, Фердинанд и Иоанн. Но у Фердинанда нет никаких шансов унаследовать австрийский престол, он «не имеет ни состояния, ни удела, у него нет иных средств, кроме службы, и он не может иметь притязаний на такое положение, как эрцгерцоги, братья императора». То же можно сказать и о втором кандидате, хотя он очень хорош собой.

Тогда, может быть, принц Вюртембергский, племянник Марии Федоровны? Но он уже влюблен в некую девицу Абель и просит своего отца разрешить ему обвенчаться с ней. «Кроме того, брак с ним слишком бы отдалил великую княжну от ее родины и не был бы столь согласен с политическими интересами России».

Какой сложный выбор! И тут Наполеон делает свой ход.

Возможно, сам Александр колебался некоторое время. Этого правителя неслучайно называли «русским сфинксом»: никто не мог понять, что у него на уме. Графиня Шуазель-Гуфье, одна из приближенных ко двору, потом написала: «Александр был не прочь согласиться на этот брак, но встретил такую сильную оппозицию со стороны императрицы Марии Феодоровны и самой молодой великой княжны, что должен был им уступить. Они обе были женщины с характером… Наполеону пришлось первый раз со времени своего возвышения получить отказ. Эта была для него первая измена фортуны!».

Да, Екатерина Павловна не сомневалась ни минуты. Фрейлина Мария Муханова в своих записках вспоминает: «Император Наполеон сватался за великую княжну Екатерину Павловну… Великая Княжна сказала моему отцу: «Я скорее пойду замуж за последнего русскаго истопника, чем за этого корсиканца»».

Но в таком случае нельзя допустить, чтобы Наполеон на самом деле сделал предложение. А ведь французский посол в Петербурге Луи Коленкур уже делает довольно прозрачные намеки на такую возможность. На приеме в Зимнем дворце он рассказывает, что видел сон о том, как его император просит руки у великой княжны. Мария Федоровна отвечает, что сны порою лгут. Но такого уклончивого ответа не достаточно.

Уже знакомая нам фрейлина Роксана Эдлинг рассказывает, как развивались события дальше: «После Тильзитского мира Наполеон предложил бы ей свою руку, если бы его сколько-нибудь обнадежили в успехе такого предложения. Государь догадался о том и предупредил сестру; но она была слишком горда, чтобы стать на место Жозефины, поспешила заявить, что ее намерение никогда не покидать родины, и тотчас же приняла предложение герцога Ольденбургского, к которому до того времени относилась с пренебрежением. Этот брак всех удивил. По родству он противоречил уставам церкви, так как они были между собою двоюродные. Наружность герцога не представляла ничего привлекательного, но он был честный человек в полном смысле слова. Екатерина Павловна имела благоразумие удовольствоваться им и по природной своей живости вскоре привязалась к мужу со всем пылом страсти…».

А сардинский посланник Жозеф де Местр в своем дневнике подводит итог всей этой истории и, рассказывая о браке великой княжны и принца Ольденбургского, замечает: «Он неравный, но тем не менее благоразумный и достойный Великой княгини. Во-первых, всякая принцесса, семейство которой пользуется страшной дружбой Наполеона, поступает весьма дельно, выходя замуж даже несколько скромнее, чем имела бы право ожидать… ее желание заключается в том, чтобы не оставлять своей семьи и милой ей России, ибо принц поселяется здесь, и можно представить, какая блестящая судьба ожидает его!..».

* * *

Георгий Петрович Ольденбургский

Жених, а затем супруг Екатерины Павловны, вовсе не хорош собой. Французский посланник граф де Коленкур сообщал: «Принц мал ростом, некрасив, худ, весь в прыщах и говорит невнятно».

А ведь Екатерина Павловна, как и многие принцессы дома Романовых, славилась своей красотой. Настолько, что ей даже дали прозвище «Краса России». Уже знакомый нам посланник Сардинии граф Жозеф де Местр писал: «Если бы я был художником, я послал бы вам только ее глаз, вы увидели бы, сколько ума и доброты вложила в него природа». Небезызвестная муза Пушкина, Анна Петровна Керн, вспоминала: «Она была настоящая красавица с темно-каштановыми волосами и необыкновенно приятными, добрыми глазами. Когда она входила, сразу становилось светлее и радостнее». А литератор и переводчик, сенатор Степан Петрович Жихарев пишет в своих мемуарах: «Великая княжна Екатерина Павловна — красавица необыкновенная; такого ангельского лица и вместе с тем умного лица я не встречал в моей жизни; оно мерещится мне до сих пор, так что я хотя и плохо владею карандашом, но могу очертить его довольно охотно».

Наверное, тем, кто видел Екатерину и принца Ольденбургского рядом, эта пара казалось странной.

Но императрица Елизавета Алексеевна, жена Александра I заметила еще кое-что: «Его внешность малоприятна, при первом впечатлении даже чрезвычайно неприятна, хотя русский мундир его несколько приукрасил; зато все очень хвалят его характер. Он образован, имеет собственное мнение, и, кроме того, между ними обоими явная симпатия, что является решающим в браке. Я бы никогда не поверила, что он может возбудить любовь, но великая княжна уверяет, что как супруг он нравится ей, а внешность не играет для нее никакой роли. Я нахожу это очень разумным».

* * *

Род герцогов Ольденбургских являлся ветвью уже хорошо знакомой нам Гольштейн-Готторпской семьи, той самой, из которой происходил Карл Фридрих, муж дочери Петра Анны и отец несчастного Петра III. Матерью принца Ольденбургского была родная сестра Марии Федоровны, так что он приходился кузеном Екатерине Павловне, вследствие чего необходимо было брать специальное разрешение на брак.

В 1773 году Екатерина II заключила с Данией договор, согласно которому Россия и великий князь Павел как носитель титула готторпского герцога передавали это герцогство под власть короля Дании. Взамен Дания отдала принадлежавшее ей графство Ольденбургское (с 1777 г. оно стало герцогством). Представители новой Ольденбургской герцогской династии, находящейся под постоянным покровительством российских императоров, с 1829 года будут именоваться великими герцогами.

Однако почти в то же самое время, когда состоялась свадьба Екатерины Павловны, герцог Петр Фридрих Георг и его старший брат Петр Фридрих Август остались бездомными, так как в 1810 году войска Наполеона оккупировали Ольденбург. Отец принцев — Петр Фридрих Людвиг — нашел убежище в России. Земли вернулось к законному владельцу лишь спустя три года, когда по решению Венского конгресса Ольденбург стал великим герцогством и к нему присоединили княжество Биркенфельд в Пфальце на реке Наэ. После смерти герцога в 1829 году престол унаследовал его старший сын Петр Фридрих Август.

Что же касается младшего сына, то он навсегда связал свою судьбу с Россией. Жозеф де Местр считал, что принц сделал верный выбор. «Что касается принца, — пишет он в своем дневнике, — то здешние девицы не находят его достаточно любезным для его августейшей невесты; по двум разговорам, которыми он меня удостоил, он показался мне исполненным здравого смысла и познаний… Какая судьба в сравнении с судьбой многих принцев. Счастье, что он младший».

Свадьба Георгия Петровича (так стали назвать принца на его новой родине) и Екатерины Павловны состоялась 18 апреля 1809 года в церкви Зимнего дворца. Молодожены поселились в Аничковом дворце, бывшем жилище Алексея Разумовского, спешно перестроенном для них архитектором Луиджи Руской. (После смерти Разумовского во дворце располагался императорский кабинет, для которого теперь построили новое здание вдоль Фонтанки.) Жозеф де Местр вспоминал: «Великая княгиня Екатерина отказалось от Михайловского замка и пришлось отдать ей Аничков, который виден из моих окон и где помещается императорский кабинет. Это особливое министерство, в котором сохраняются личные богатства императора и куда поступает 10 миллионов дохода. Дабы переменить назначения сего дворца и приготовить все для августейшей принцессы, уже потрачены громадные деньги».

Но молодой семье нужен не только дом, но и средства пропитания. Разумеется, и герцогине, и герцогу назначили щедрое содержание. И, кроме того, Георг Ольденбургский назначается генерал-губернатором трех лучших российских провинций — Тверской, Ярославской и Новгородской, к тому же ему поручили управлять путями сообщения. Историк Альбина Данилова пишет: «Человек долга и чести, принц Георг сразу после назначения стал с рвением исполнять свои многочисленные и непростые обязанности генерал-губернатора и главного директора Ведомства путей сообщения. Он приступил к работе, еще живя в Петербурге…». Как потом вспоминал секретарь принца, ему часто случалось войти в комнату с одной лишь запиской, а выйти с целой пачкой бумаг.

Осенью того же года Георгий Петрович и Екатерина Павловна уехали в Тверь. Там их ждал перестроенный путевой дворец Екатерины, непочатый край работы и очень долгое постепенное привыкание друг к другу, зарождение дружбы, а потом, быть может, любви. Секретарь принца Ф. П. Лубяновский вспоминал: «Всего приятнее было то, что великая княгиня редкий день не входила в кабинет к принцу при мне и не удостаивала меня разговором с нею. Богатый возвышенный и быстрый, блистательный и острый ум изливался из уст Ее Высочества с чарующей силой приятности ее речи. С большим интересом она расспрашивала и хотела иметь самые подробные сведения о лицах, но не прошедшего века, а современных. Замечания ее всегда были кратки, глубоки, решительны, часто нелицеприятны. Когда супруг ее, Принц Георг, уставал от обилия бумаг и дел и приходил в раздраженное состояние духа, он, бывало, кричал громко в соседнюю комнату (личный кабинет Екатерины Павловны): «Катенька!» Она неизменно отвечала ему: «Я здесь, Жорж» — и своим приветливым и веселым голосом снимала и напряжение, и раздражение мужа. Он успокаивался, и работа продолжалась».

А историк С. Гласков, автор биографического очерка о принце Ольденбургском, пишет о своем герое так: «Энергичный и пунктуальный, любивший входить лично даже в детали дел, подлежащих ведению его канцелярий, принц всегда был завален работой».

В ведении Георгия Петровича находились также водные и сухопутные пути. Для удобства все управление он разделил на 10 округов, охвативших сетью всю Россию. Для службы в них учредили «Корпус инженеров» на военном положении, а для их обучения в Петербурге принц организовал Институт Корпуса инженеров путей сообщения. Под его руководством на реке Тверце окончено устройство бечевника (сухопутной дороги, идущей вдоль реки, предназначенной для буксировки барж) и начато углубление Ладожского канала. 29 октября 1810 года открыто судоходство по реке Волге через Вышневолоцкий канал до Санкт-Петербурга. В июле 1811 года принц вместе с отцом и Екатериной Павловной посетил Мариинский и Тихвинский каналы, чтобы осмотреть производимые там колоссальные работы, а в конце того же года совершил путешествие по Березинскому каналу. В декабре принц представил государю отчет о соединении Себежского озера с рекой Дриссой. Александр откликнулся на это предложение такими словами: «Сие приемлю я новым опытом деятельной вашей попечительности и поспешаю изъявить вам совершенную Мою признательность».

Во время путешествия по каналам Екатерина Павловна была на последнем месяце беременности. Она ехала в Павловск, к матери, чтобы рожать там. 18 августа на свет появился ее первый сын — Фридрих Павел Александр, а еще через два года, в «грозовом» 1812 году, за несколько дней до Бородинской битвы — второй сын, Петр.

Меж тем принц Ольденбургский продолжал свои реформы. По внутреннему управлению губерний также принц сделал немало улучшений. Взяв на себя наблюдение за ходом всех судебных дел, «отложенных в долгий ящик», он добился скорейшего вынесения решений по ним. Александр I, очень довольный такой инициативой зятя, писал по этому поводу: «Я предполагаю распорядок сей обратить даже в общее для всех губерний правило на подобные сему случаи».

Екатерина Павловна, в свою очередь, немало оживила культурную жизнь в Твери. Во дворце принца находили радушный прием и художники, и писатели. Гостем Ольденбургских был, в частности, прославленный историк Карамзин.

Георгий Петрович сам писал стихи на немецком языке. Его книга «Поэтические попытки», украшенный рисунками великой княгини, напечатана в Москве в 1810 году.

* * *

Время было тревожное: 24 июня 1812 года армия французов, немцев, австрийцев, поляков, испанцев и итальянцев перешла Неман по пяти направлениям. Армия общей численностью 600 000 человек смяла 200-тысячную русскую армию, стоявшую на границе, и погнала русские войска к Смоленску. Наполеону удалось отторгнуть от своих бывших союзников Австрию и Пруссию (в 1810 г. Наполеон, расставшись с Жозефиной Богарне, женился на дочери австрийского императора Марии Луизе), русские же дипломаты смогли нарушить планы Наполеона: заключить союз с Турцией и Швецией, что стало одним из немаловажных факторов, решивших ход войны.

Что же превратило вчерашних союзников во врагов?

Континентальная блокада Англии оказалась тяжелым бременем для России. Оборот по внешней торговле снизился на 38 %, поэтому нет ничего удивительного в том, что торговля продолжалась, но тайно, товары перегружались в нейтральных водах. В конце концов Александр под давлением русских промышленников издал указ, разрешающий посещение русских портов английским кораблями, если они приходят под флагами других государств. Именно это нарушение договора о блокаде и послужило для Наполеона одним из поводов для войны. Другой повод — перемещение русских дивизий к границе герцогства Варшавского. Наполеон обещал полякам воссоединить земли Польши, разделенные Тильзитским договором на «зоны влияния» России и Саксонии. Неслучайно польская легкая конница Понятовского была одной из активных действующих сил во французской армии. И, наконец, третья, не декларируемая явно, но ясная для всех цель — отодвинуть Россию от границ Европы и прекратить влияние русских на европейскую политику.

Наполеон рассчитывал вести военные действия в границах бывшей Речи Посполитой. Но неожиданно для самого себя (и, возможно, для своего противника) он оказался втянут вглубь России и принужден иметь дело не только с 200 000 войск, сосредоточенных на границе, но со всей русской армией, насчитывавшей около 580 000 человек. А французская армия таяла на глазах. Еще дойдя только от Немана до Витебска, она потеряла убитыми, ранеными, заболевшими и дезертировавшими более 150 000 человек.

Поначалу крестьяне, не читавшие газет, думали, что к ним наконец вернулся царь Петр Федорович. Они полагали, что царь, подписавший «Закон о вольности дворянства», собирался буквально на следующий день подписать и «Закон о вольности крестьянства», но тут ему помешали заговорщики, а теперь Петр Федорович вернулся, чтобы закончить начатое. Но увидев французов буквально у себя во дворе, причем французов-мародеров по обыкновению военного времени, русские крестьяне тоже встали на защиту своей земли. Правда, партизанские отряды не формировались из крестьян-добровольцев, это были обычные регулярные части, только действовавшие автономно, как знаменитый отряд Дениса Давыдова. (В самом слове «партизан» можно услышать латинский корень «parts — partis» — часть.)

Очень важным для российских вооруженных сил стало ополчение. Эти вспомогательные части, сформированные из присланных помещиками крестьян, в основном выполняли саперные и хозяйственные работы, давая необходимый отдых солдатам. К примеру, все укрепления, возведенные на Бородинском поле, были построены именно руками ополчения. В организации такого ополчения в центральной России активно участвовали принц Ольденбургский и Екатерина Павловна. Уже в августе 1812 года из помещичьих крестьян был сформирован корпус в 35 000 человек. Под руководством Георгия Петровича устраивались лазареты, организовано снабжение продовольствием проходивших через губернии полков и распределение по городам военнопленных. Деньги на продовольствие и обмундирование войск собирало русское купечество. И, в отличие от французов, которым пришлось уходить из Москвы по выжженной земле, жестоко страдая от голода и недостатка теплой одежды, русские войска были накормлены и снабжались всем необходимым. Эти сборы тоже проходили под контролем губернатора. Еще только приехав в Тверь, принц и его супруга устроили бал для купечества, и Екатерина Павловна пригласила главу купеческого общества станцевать с нею полонез. «Этот человек был в восторге от такой чести, которой его удостоили, — рассказывал один из очевидцев. — Он был с бородой, одет по-русски и никак не мог осмелиться держать великую княгиню за руку, так что танец для них заключался в том, что они несколько раз прошли по залу один подле другого». Теперь губернаторской семье пригодились налаженные ранее связи. Екатерина Павловна на собственный счет сформировала батальон, принявший вскоре участие во многих сражениях в России и в заграничном походе.

Еще в сентябре 1812 года до Екатерины Павловны долетела весть о том, что на Бородинском поле тяжело ранен князь Багратион и что он скончался спустя семнадцать дней после ранения. В своем последнем письме императору он писал: «Я довольно нелегко ранен в левую ногу пулею с раздроблением кости; но нималейше не сожалею о сем, быв всегда готов пожертвовать и последнею каплею моей крови на защиту отечества и августейшего престола…».

Принц Ольденбургский тоже рвался на войну с Наполеоном, «куда, — как он писал императору, — честь моя меня призывает». В другом своем письме он говорит: «Если когда-нибудь я был счастлив, что принадлежу к русским, то это именно теперь». Но организаторская деятельность принца была слишком важна для армии. И, в конце концов, он просто не успел.

В декабре 1812 года принц Ольденбургский скончался от тифа, которым заразился, посещая военный госпиталь. В январе следующего года тело принца было погребено в Петербурге, а впоследствии (в 1826 г.) перевезено в Ольденбург.

* * *

«Я потеряла все», — писала Екатерина Павловна брату. Чтобы развеяться, она отправляется в длительное путешествие по Европе. Александр едет туда же. Но не для того, чтобы сопровождать любимую сестру. Его армия преследует по пятам Наполеона.

В январе 1813 года силы фельдмаршала Кутузова тремя колоннами пересекли границы Российской империи. Начался так называемый заграничный поход русской армии. Ее путь длинной в год и три месяца не был гладким. Армия потеряла в общей сложности 120 000 человек, потерпела поражение при Лютцене и Бауцене, Наполеон восстановил контроль над большей частью Германии, и России пришлось заключить шестимесячное перемирие с врагом. Но с 16 по 19 октября 1813 года, на поле вблизи Лейпцига, состоялось грандиозное сражение, названное позже Битвой народов, в нем участвовали с одной стороны — французская армия и оставшиеся у нее войска союзников, среди которых были немцы из Рейнского союза, поляки, итальянцы, бельгийцы, голландцы, с другой стороны — русская армия и ее союзники — австрийцы, пруссаки и шведы. Русской армией снова командовали Барклай де Толли и император Александр. Через четыре дня кровопролитных сражений войска Наполеона были разбиты, и 31 марта 1814 года русские войска во главе с Александром I через ворота Сен-Мартен торжественно вступили в Париж. Кутузова с ними уже не было. Еще в апреле 1813 года главнокомандующий скончался от воспаления легких. Александр успел повидаться с ним перед смертью. По легенде, он просил у полководца прощения, на что тот ответил: «Я прощаю, государь, но Россия вам этого никогда не простит».

А Екатерина Павловна едет на воды в Германию, где встречается с сестрой Марией, затем посещает Ольденбург, где ее радушно принимают вернувшийся на родину герцог-отец и его старший сын. Затем Голландия, Англия, где Екатерина отвергает брачные предложения от двух английских принцев и встречается с братом, только что вернувшимся из Парижа.

Вместе они оправляются на Венский конгресс. Туда же приезжает и их сестра — герцогиня Веймарская. Обе сестры наблюдали за триумфом брата, который был в тот период, пожалуй, самым влиятельным политиком и желанным кавалером во всей Европе. Потом до них долетела весть, что Наполеон восстал из пепла и начались его Сто дней. Екатерина Павловна провела это дни в Веймаре у сестры. Наполеон снова был повержен, император Александр с великой княгиней наконец вернулись на родину.

А в 1816 году Екатерина Павловна во второй раз вышла замуж, за принца Вильгельма Вюртембергского, того самого, которого однажды уже рассматривали в качестве ее жениха, но отвергли из-за его легкомысленного поведения. Как почти все немецкие принцы, жених приходился ей родственником, его отец одно время работал в Малороссии, под началом Потемкина, а потом в Выборге, и в детстве Вильгельм часто бывал в Петербурге. В те дни еще императрица Екатерина писала об отношении ее старших внуков к Вильгельму и его брату: «Здесь они не слыли приятными, и наши господа находили их общество до такой степени скучным, что бегали от них, как от огня», и жаловалась на их отца — старшего брата Марии Федоровны: «Принц Фридрих Вюртембергский — неуживчивый гуляка; на днях он бил принцессу Августу, таскал ее за волосы и наконец запер на ключ. Это было слишком даже для грубого немца, но этот немец является выборгским генерал-губернатором и должен вести себя достойно, не привлекая внимания». В конце концов Екатерина приказала принцу убираться из России, а принцесса Августа с детьми еще некоторое время жила в Петербурге, а затем в замке Лоде под Ревелем (Таллином). Когда Вюртемберг стал частью Рейнского союза, принц был вынужден вступить в армию Наполеона, однако участия в военных действиях в России не принимал, так как «очень кстати» заболел и вернулся на родину. После битвы при Лейпциге, когда его отец присоединился к союзникам, Вильгельм принял начальство над 7-м армейским корпусом, состоявшим из вюртембергских солдат и многих австрийских и русских полков. Он отличился в сражениях при Ла-Ротьере, Бар-сюр-Обе, Арси-сюр-Обе, Фер-Шампенуазе, но при Монтеро был разбит войсками Наполеона, втрое превосходившими его численностью. Позже отец и сын приняли участие в Венском конгрессе.

Принц Вильгельм Вюртембергский

Молодую женщину и двух ее детей от первого брака (Вильгельм настоял, что они не останутся в России, а будут жить с матерью в Германии) ждал разоренный войной Вюртемберг. Землям грозил голод, их преследовали неурожаи. Кати (как начал звать ее муж) с энтузиазмом взялась за дело. Она выписывала на свои деньги лучших агрономов, и во многом благодаря их трудам голод отступил. В 1817 году Екатерина Павловна основала «благотворительное общество», содействовала устройству домов трудолюбия. А позже организовала в Вюртемберге Институт благородных девиц, дававший возможность получить образование девочкам-дворянкам из разорившихся семей.

Вильгельм после смерти отца взошел на престол. У супругов родились две дочери — Мария и София. И тут случилась беда: в январе 1819 года Екатерина Павловна скончалась от рожистого воспаления. Болезнь сразила ее молниеносно. Василий Андреевич Жуковский писал: «Государыне императрице Елисавете Алексеевне определено было испытать весь ужас неожиданной потери. Ее величество, ничего не предчувствуя, ехала в Штутгарт на веселое свидание с королевою: но она должна была воротиться с последней станции; ибо той, которая ждала ее, которую она надеялась обнять, уже не было на свете… Король с каким-то упрямством отчаяния долго не хотел и не мог верить своей утрате: долго сидел он над бездыханным телом супруги, сжавши в руках своих охладевшую руку ее, и ждал, что она откроет глаза. Окруженный ее детьми, он шел за ее гробом. Не долго она украшала трон свой, не долго была радостью нового своего отечества; но милая память ее хранима любовью благодарною. Близ Штутгарта есть высокий холм (Rothenberg), на котором некогда стоял прародительский замок фамилии Виртембергской — время его разрушило; но теперь, на месте его развалин, воздвигнуто здание, столь же разительно напоминающее о непрочности всех земных величий, церковь, в которой должны храниться останки нашей Екатерины: прекрасная ротонда с четырьмя портиками. Памятник необыкновенно трогательный: с порога этого надгробного храма восхитительный вид на живую, всегда неизменную природу. В штутгартской русской церкви, в которую приходила молиться Екатерина, все осталось (1821), как было при ней; кресла ее стоят на прежнем своем месте. Нельзя без грустного чувства смотреть на образ, которым в последний раз благословил ее государь император: на нем изображен святый Александр Невский, видны Нева, Зимний дворец, и над ними радуга — светлое, но минутное украшение здешнего неба».

В своей элегии «На кончину ее величества королевы Виртембергской» он пишет:

Скажи, скажи, супруг осиротелый,

Чего над ней ты так упорно ждешь?

С ее лица приветное слетело;

В ее глазах узнанья не найдешь;

И в руку ей рукой оцепенелой

Ответного движенья не вожмешь.

На голос чад зовущих недвижима…

О! верь, отец, она невозвратима.

Запри навек ту мирную обитель,

Где спутник твой тебе минуту жил;

Твоей души свидетель и хранитель,

С кем жизни долг не столько бременил,

Советник дум, прекрасного делитель,

Слабеющих очарователь сил —

С полупути ушел он от земного,

От бытия прелестно молодого.

* * *

Старший сын Екатерины Павловны Александр рано умер. Младший, Петр, вырос в Ольденбурге, у своего деда, и уже взрослым человеком вернулся в Россию и поступил на службу в Преображенский полк. Оставив в 1834 году военную службу, Петр Георгиевич посвятил свою жизнь общественной деятельности. Он стал сенатором, членом Государственного совета и председателем Департамента гражданских и духовных дел, главноуправляющим IV Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. Петр Ольденбургский оставил по себе и другую память в Санкт-Петербурге: при его содействии в городе открылись педагогические курсы для женских гимназий, а в 1835 году он основал Императорское Училище правоведов, которое размещалось в Мраморном дворце.

Петр Григорьевич был почетным опекуном и председателем Санкт-Петербургского Опекунского совета, главным начальником женских учебных заведений Ведомства императрицы Марии, попечителем не только Училища правоведения, но и Санкт-Петербургского Коммерческого училища, Императорского Александровского лицея, почетным членом различных ученых и благотворительных обществ, председателем Российского Общества международного права, попечителем Киевского дома призрения бедных, покровителем Глазной лечебницы. Принц являлся другом и единомышленником императора Александра II, его убийство глубоко потрясло Петра Георгиевича и ускорило его кончину.

С 1830 года принц и его семья (он женился на принцессе Терезе Вильгельмине Нассауской, и у них было восемь детей) жили на Дворцовой набережной, в бывшем особняке Ивана Ивановича Бецкого (современный адрес — Дворцовая наб., 2 / Миллионная ул., 1). Дача принца Ольденбургского находилась в Ораниенбауме. Загородный дворец-ферма в стиле английской готики не сохранился до наших дней, уцелели только один флигель, парк и сосновый бор. Памятник принцу, созданный скульптором И. Н. Шредером, стоял перед оградой Мариинской больницы.