Анна Павловна

Мария Федоровна родила пятую дочь 11 июля 1792 года, что совсем не обрадовало Екатерину, которая по-прежнему «больше любила мальчиков». Императрица писала: «Великая княгиня угостила нас (nous a regale) пятой дочерью, у которой плечи почти также широки, как у меня. Так как великая княгиня мучилась родами два дня и две ночи и родила 11 июля, в день праздника св. Ольги, которая была крещена в Константинополе в 956 году, то я сказала: «Ну, пусть будет у нас одним праздником меньше, пусть ея рождение и имянины придутся на один день, и таким образом явилась Ольга»».

Державин же откликнулся на рождение девочки такими стихами:

Едва исчезла темнота,

Лучи златые ниспустились,

Багрянцем облака покрылись,

Родилась красота.

В лилеи облеклася кровь,

Душа небесная во младость,

Унылое молчанье в радость:

Родилася любовь.

Любовь! — любовь, или краса,

Иль Ольга к нам пришла вторая?

Минута светлая, златая

Блаженного часа!

А через два с половиной года императрица уже сообщает о смерти этого нежеланного ребенка. «15-го скончалась великая княжна Ольга. И представьте себе от чего? Вот уже недель осьмнадцать, как у нее обнаружился такой голод, что она беспрестанно просила кушать; от того она росла непомерно для своих двух с половиной лет; в то время вышло много коренных зубов зараз, и после шестнадцати недель страданий и медленной изнурительной лихорадки наступила смерть…»

Конечно, «обжорство» тут ни при чем, скорее всего, малютка умерла от какой-то кишечной инфекции, которая была бичом XVIII века. Известно, что при прорезывании зубов дети часто грызут различные предметы, чтобы почесать десны, и таким образом инфекция легко может попасть в организм, к тому же ослабленный быстрым ростом (именно с этим, вероятно, и было связано «обжорство» Ольги).

И снова Державин пишет стихи, на этот раз на смерть юной принцессы:

Утрення, ясна,

Тень золотая!

Краток твой блеск.

Ольга прекрасна,

Ольга драгая!

Тень твой был век.

Что твое утро

В вечности целой?

Меней, чем миг!..

Вижу в сиянье

Грады эфира,

Солнцы кругом!

Вижу собранье

Горнего мира;

Ангелов сонм,

Руки простерши,

Ольгу приемлют

В светлый свой полк.

Интересно, что Державин выбрал для этого стихотворения ритм и строфу, которые напоминали скандинавские погребальные песнопения.

Конечно, смерть дочери — большое горе для матери. Но за несколько дней до кончины Ольги, 7 (18) января 1795 года, Мария Федоровна родила еще одного ребенка. И снова это была дочь. Екатерина снова не выразила никакого энтузиазма по этому поводу. Она даже не посвятила младенцу отдельного письма, а сообщила о ее появлении на свет как бы мимоходом, в ряду прочих новостей. «Сегодня вечером концерт, где трое наших поют, двое играют на скрипке, один на фортепиано, — пишет императрица Гримму 11 января 1795 года. — Вы уже знаете или должны знать, что число их увеличилось дамой — Анной, весьма крупных размеров в длину и толщину, но эта еще не поет и до сих пор не кричит».

Зато отец, похоже, искренне был рад. «Бог мне даровал вчера дочь, весьма счастливо на свет пришедшую, — пишет он московскому митрополиту Платону, некогда преподававшему наследнику Закон Божий. — К тому же и названа она по бабке и сестре моей» (император имеет в виду Анну Петровну, сестру Елизаветы, и маленькую принцессу Анну — дочь Екатерины).

Младенцу устроили торжественные крестины «при пушечной пальбе и колокольном во весь день по всему городу звоне», а далее Анна как бы выпадает из внимания общества. И не мудрено: Екатерина скончалась, Павел взошел на престол и начал перекраивать жизнь в России на свой лад. Позже его убили, и на трон вступил Александр. Потрясения были слишком сильны, чтобы обращать внимание на маленькую девочку. А маленькая Анна растет под присмотром нянек, главной из которых по-прежнему оставалась баронесса Дивен. На портрете Боровиковского, написанном в 1797 году, рядом с совсем маленьким братом Николаем сидит двухлетняя девочка с короткими светлыми волосами, круглыми щечками и пухлыми ручками, выглядывающими из рукавов «взрослого платья» с подчеркнутой талией и глубоким декольте. В одной руке она держит белую розу, в другой — вазу с едва распустившейся лилией.

Анна Павловна

Позже Николай напишет в своих воспоминаниях, что был очень дружен с маленькой Анной.

Он писал о тех днях, когда дети жили в Михайловском замке: «Сестры мои жили рядом с нами, и мы то и дело играли и катались по всем комнатам и лестницам «в санях», т. е. на опрокинутых креслах… Наше помещение находилось над апартаментами отца, рядом с церковью; смежная комната была занята англичанкою Михаила; затем следовала спальня, потом комната брата, столовая была общая, моя спальня соответствовала спальне отца и находилась непосредственно над нею; потом шла угловая круглая комната, занятая сестрою Анною, за нами помещались сестры; за моей спальней находилась темная витая лестница, спускавшаяся в помещение отца…

…Мы спускались регулярно к отцу в то время, когда он причесывался; это происходило в собственной его опочивальне; он тогда бывал в шлафроке и сидел в простенке между окнами. Мой старый Китаев, в форме камер-гусара, был его парикмахером, — он ему завивал букли. Нас, т. е. меня, Михаила и Анну, впускали в комнату с нашими англичанками, и отец с удовольствием нами любовался, когда мы играли на ковре, покрывавшем пол этой комнаты.

Как только прическа была окончена, Китаев с шумом закрывал жестяную крышку от пудреницы, помещавшейся близ стула, на котором сидел мой отец, и стул этот отодвигался к камину; это служило сигналом камердинерам, чтобы войти в комнату и его одевать, а нам — чтобы отправляться к матушке; там мы оставались некоторое время, играя перед большим трюмо, стоявшим между окнами, или же нас посылали играть в парадные комнаты; серебряная балюстрада, украшающая придворную церковь и в прежнее время окружавшая кровати большой опочивальни, была местом наших встреч, и ее-то мы по преимуществу и избирали для лазания по ней».

Сама Анна Павловна тоже оставила воспоминания об этих днях. «Мой отец любил окружать себя своими младшими детьми и заставлял нас, Николая, Михаила и меня, являться к нему в комнату играть, пока его причесывали, в единственный свободный момент, который у него был. В особенности это случалось в последнее время его жизни. Он был нежен и так добр с нами, что мы любили ходить к нему».

Когда Анна немного подросла, ее начали учить иностранным языкам, истории, математике и естественным наукам, музыке и живописи. После смерти отца она жила в Павловске вместе со своей матерью и младшими братьями.

Вот воспоминания из времен Александра. Иван Иванович Пущин рассказывает об одном из самых значительных дней своей жизни: 19 октября 1811 года — дне открытия Лицея: «Император Александр явился в сопровождении обеих императриц, в. к. Константина Павловича и в. к. Анны Павловны. Приветствовав все собрание, царская фамилия заняла кресла в первом ряду. Министр сел возле царя. Среди общего молчания началось чтение». После церемонии открытия был торжественный обед, а потом Пущин снова увидел Константина и его младшую сестру. Константин Павлович у окна щекотал и щипал сестру свою Анну Павловну; потом подвел ее к Гурьеву, своему крестнику, и, стиснувши ему двумя пальцами обе щеки, а третьим вздернувши нос, сказал ей: «Рекомендую тебе эту моську. Смотри, Костя, учись хорошенько!»».

Так Анна Павловна и появляется в воспоминаниях — мимоходом, между делом. Взгляды скользят по ней и тут же переходят на что-то другое. Но очень скоро она «удостоится» весьма пристального внимания, хотя едва ли это внимание обрадует ее или польстит ей…

О существовании еще одной российской принцессы миру напомнил… Наполеон. После поспешного замужества Екатерины он не оставил мысли породниться с семьей русского императора и обратил внимание на младшую принцессу, которой в то время было уже 15 лет. Посол Франции в России Арман де Коленкур сообщал в Париж: «Великая княгиня Анна вступает в шестнадцатый год лишь завтра, 26 декабря. Она высока ростом для своего возраста и более развита, чем обыкновенно бывает в этой стране, так как, по словам лиц, посещавших двор её матери, она вполне сформирована физически вот уже целых пять месяцев. Рост её, стан, всё указывает на это. У неё прекрасные глаза, нежное выражение лица, любезная и приятная наружность, и хотя она не красавица, но взор её полон доброты. Нрав её тих и, как говорят, очень скромен. Доброте её дают предпочтение перед умом. В этом отношении она совершенно отличается от своей сестры, слишком высокомерной и решительной… Она уже умеет держать себя как подобает принцессе и обладает тактом и уверенностью, необходимыми при дворе. Как все великие княжны, она прекрасно воспитана и образована… Как и братья, она походит на мать. Все обещает, что она унаследует ее поступь и формы. Известно, что императрица и поныне, несмотря на свои пятьдесят лет, представляет из себя готовую форму для отлива детей».

Александр дипломатично отвечает, что принцесса еще слишком юна. Наполеон не стал ждать и женился на Марии Луизе, дочери императора Франца II. И вскоре в детских журналах стали публиковаться «загадочные картинки»: среди листьев и цветов нужно было найти профили Наполеона, его супруги и маленького принца. Потом — война 1812 года и триумф Александра на Венском конгрессе…

* * *

Меж тем Анна окончательно входит в брачный возраст и начинает получать предложения, одно блестящее другого. Последовательно рассматриваются кандидатуры прусского короля Фридриха Вильгельма III, Шарля Фердинанда, герцога Беррийского, племянника восстановленного на французском престоле короля Людовика XVIII и сына будущего короля Карла X. Но по разным причинам эти замужества также не состоялись.

В конце концов Анна вышла замуж за Вильгельма Фридриха Людвига, принца Нидерландов, ветерана битвы при Ватерлоо. К этому браку приложила руку заботливая сестра Екатерина Павловна, с которой Анна была очень дружна и постоянно переписывалась.

28 января 1816 года состоялось обручение, а 9 февраля того же года принц и великая княжна венчались в церкви Зимнего дворца. Свадьбу пышно отмечали в Петербурге. Один из праздников состоялся в Розовом павильоне Павловска, названном так, потому что вокруг него были посажены кусты роз. Декорации для праздника готовил один из мастеров, постоянно работавших в Павловске, театральный художник Пьетро Гонзаго. Чтобы представить удивление гостей, посетивших в тот вечер павильон, мы воспользуемся описанием, оставленным поэтом и будущим декабристом Федором Глинкой. Он побывал в Павловске в 1814 году, когда здесь чествовали победителей Наполеона.

Вильгельм Фридрих Людвиг, принц Нидерландов

«Что такое существенность и что такое мечта? — писал тогда Глинка. — Я прошел за Розовый павильон и увидел прекрасную деревню с церковью, господским домом и сельским трактиром. Я видел высокие крестьянские избы, видел светлицы с теремами и расписными стеклами; видел между ними плетни и заборы, за которыми зеленеют гряды и садики. В разных местах показываются кучи соломы, скирды сена и проч. и проч. — только людей что-то не видно было: может быть, думал я, они на работе… Уверенный в существенности того, что мне представлялось, шел я далее и далее вперед. Но вдруг в глазах моих начало делаться какое-то странное изменение: казалось, что какая-нибудь невидимая завеса спускалась на все предметы и поглощала их от взора. Чем ближе я подходил, тем более исчезало очарование. Все, что видно было выдающимся вперед, поспешно отодвигалось назад, выпуклости исчезали, цветы бледнели, тени редели, оттенки сглаживались — еще несколько шагов, и я увидел натянутый холст, на котором Гонзаго нарисовал деревню. Десять раз подходил я к самой декорации и не находил ничего; десять раз отступал несколько сажен назад и видел опять все!.. Наконец я рассорился со своими глазами, голова моя закружилась, и я спешил уйти из сей области очарований и волшебств! — Мой друг! Не так ли манят нас мечты и призраки на жизненном пути? — Видим, пленяемся, ищем, идем; трудимся, достигаем — и спрашиваем:

Где ж то, что нас влекло,

Где то, что нас прельщало?

Не так ли в утре юных лет

Приманки счастье нам казало?

Но время опыта настало,

Совсем иным явился свет!

Жизнь наша призраков полна,

И счастья нет в подлунном мире!

Там, там, над солнцами в эфире

Есть лучшая страна!..».

На этот раз Гонзаго создал декорацию, изображавшую швейцарскую горную деревню и снова поразил всех собравшихся. Перед нею на лугу разбили палатки походного лагеря. Когда стемнело, в лагере зажглись костры и заиграл оркестр, знаменитый балетмейстер Дидло устроил для гостей представление, выступали певицы из императорской оперы… В тот вечер туда пригласили лицеистов, и под сводами павильона звучали стихи юного Пушкина, посвященные принцу Оранскому:

Хвала, о юноша герой!

С героем дивным Альбиона

Он верных вел в последний бой

И мстил за лилии Бурбона.

Пред ним мятежных гром гремел,

Текли вослед щиты кровавы;

Грозой он в бранной мгле летел

И разливал блистанье славы.

Его текла младая кровь,

На нем сияет язва чести:

Венчай, венчай его, любовь!

Достойный был он воин мести.

В сентябре того же года, после череды пышных праздников, спектаклей, балов, иллюминаций, молодожены уехали в Гаагу и Амстердам, а в октябре — в Брюссель.

А в Павловске после их отъезда на острове посреди пруда в Розовой долине появилась беседка «Храм Любви». Сам же остров получил имя княгини Дивен, в знак признательности почтенной воспитательнице, чьи труды теперь были окончены.

* * *

Молодая принцесса ревностно принялась за изучение голландского языка, а также местной истории, нравов и учреждений. Она по мере сил заботилась о нуждах своей новой родины: основала на свой собственный счет госпиталь и инвалидный дом, который часто посещала, основала в своем королевстве до 50 приютов для бедных детей и поддерживала их образцовое состояние из собственных сумм.

В свое время Мария Федоровна и Екатерина Павловна протестовали против брака Анны с герцогом Беррийским, новым правителем Франции, так как очень боялись повторения революционных событий. Они «как в воду глядели»: в июне 1830 года в Париже началось восстание рабочих и ремесленников и Карл X, отец герцога Беррийского, лишился трона.

Позже эти события будут называть Июльской революцией, или Второй французской революцией, или просто: «Три славных дня». К власти пришла умеренная партия крупной буржуазии, а на французском престоле оказался кузен Карла — Луи Филипп, герцог Орлеанский. Но, по иронии судьбы, приехав в Нидерланды, русская принцесса оказалась в самом центре революции.

Дело в том, что еще в XVI веке, когда Нидерланды находились под властью испанских правителей, в результате так называемой Восьмидесятилетней войны, или Нидерландской революции — первой в череде буржуазных революций, потрясших Европу, была признана независимость Семи Соединенных провинций — области на юге страны, ныне известные как Бельгия и Люксембург. (События Нидерландской революции описаны в знаменитом романе Шарля де Костера «Тиль Уленшпигель». Одно из действующих лиц в его романе — Вильгельм Оранский, прозванный Молчаливым и погибший от руки убийцы, подосланного испанским королем, — родоначальник той династии, к которой принадлежал муж Анны Павловны.)

На Венском конгрессе Бельгию вновь присоединили к Нидерландам, и на трон объединенного королевства вновь возвели династию Оранских. Россия поддержала это решение, так как была должна много денег нидерландским банкирам.

И вот через пятнадцать лет, в 1830 году, Бельгия, население которой тяготело к католицизму в отличие от протестантского севера, снова отделилась от Нидерландов в результате восстания (оно было вдохновлено Июльской революцией во Франции). После нескольких дней вооруженных столкновений королевской семье пришлось покинуть Брюссель. Королем Бельгии стал Леопольд, принц Саксен-Кобургский. Разумеется, такую потерю было нелегко пережить, и, видимо, события революции оказали сильное влияние на юного принца Вильгельма Александра — сына Анны Павловны и принца Оранского, которому в то время исполнилось 13 лет. Позже один из его приближенных напишет: «События и последствия бельгийской революции пробудили в нем такую склонность к деспотизму и ненависть к свободным институтам, что перед ними бледнеют все воспоминания, составляющие славу Оранского дома». Став королем, Вильгельм Александр распустил Генеральные штаты и постарался изгнать из правительства всех либералов. А впрочем, он скрупулезно соблюдал конституцию и в спорах между общественностью и правительством вставал на сторону народа, заявляя, что государи существуют для народов, а не народы для государей. Но все это — дело будущего.

А пока король Вильгельм, свекор Анны Павловны, написал письмо правившему тогда в России младшему брату своей невестки Николаю Павловичу с просьбой оказать ему помощь в усмирении заговорщиков. Первым порывом Николая было откликнуться на призыв и ввести русские войска в Бельгию. Но когда он понял, что другие европейские державы не готовы его поддержать, то отказался от этой идеи. Осенью произошло решающее сражение, в котором с обеих сторон погибло около двух тысяч человек. В итоге на Лондонской конференции после года обсуждений было решено предоставить Бельгии независимость. Кончался век великих европейских империй. Наступала эпоха национальных государств.

* * *

В 1840 году муж Анны Павловны вступил на нидерландский престол под именем короля Вильгельма II. У супругов было четверо сыновей (двое из них умерли детьми) и одна дочь — принцесса Софья, которая позже вышла за своего кузена, сына Марии Павловны принца Карла Александра Саксен-Веймарского. После рождения первого ребенка муж сделал Анне Павловне необычный подарок — подарил ей домик, в котором жил Петр I в городе Зандам во время пребывания в Голландии с Великим посольством. За два века домик изрядно обветшал, и Анна распорядилась построить над ним кирпичный чехол, наподобие того, который сделали в Петербурге вокруг домика Петра I на Петроградской стороне.

После смерти мужа в 1849 году, когда на престол взошел ее сын, Вильгельм III, Анна Павловна сначала переселилась из Амстердама в Гельдерн, а затем переехала в Гаагу.

В то время королевский дом испытывал финансовые затруднения, и Анна Павловна предложила своему брату, правившему в то время императору Николаю I, купить большую коллекцию голландских картин. Сделка была совершена, и картины составили знаменитую голландскую коллекцию Эрмитажа.

Годы и испытания сделали характер Анны Павловны похожим на характер ее отца. Придворная дама Марии Павловны вспоминает, что когда Анна навещала в Веймаре свою сестру и дочь, то «все ходили по струнке».

Дважды, в 1853 и 1855 годах, Анна Павловна посетила Россию, с почетом была встречена императором Александром II. Она побывала в Москве, Петербурге, Гатчине, Павловске, Царском Селе. «За кулисами», однако, императорская семья осталась недовольна чопорностью и строгостью царственной родственницы. Фрейлина Анна Тютчева вспоминает, как однажды, осенью 1855 года, когда она разговаривала с супругой Александра II, вошел император с телеграммой в руках. Он, смеясь, сказал императрице: ««Вот, милая моя, черепица нам свалилась на голову: королева Анна телеграфирует мне, что в виду того, что ее сын, король Нидерландский, имел гнусность послать орден святого Вильгельма одновременно мне, по случаю моего восшествия на престол, и Луи Наполеону, по случаю взятия Севастополя, она сочла для себя долгом чести навсегда покинуть Нидерланды и вернуться в Россию». Императрице, по-видимому, не особенно по вкусу это проявление русского патриотизма со стороны ее августейшей тетушки. Ее нидерландское величество имеет репутацию особы столь же неуживчивой и трудной в общежитии, сколь хорошей патриотки, и мысль иметь ее навсегда при себе, кажется, не очень улыбается их величествам».

Когда же королева приехала, Анна Федоровна не могла не отдать должное той немного старомодной, но полной достоинства манере, с которой та держалась. «Королева Анна очень почтенная женщина, полная старых придворных традиций и преданности этикету, и еще не отправила приличия ко всем чертям, как это сделали в наше время, — пишет она. — Наши молодые великие князья и княгини, которые покатываются от смеха и делают гримасы за спиной своей тетки, лучше бы сделали, если бы последовали ее примеру».

Несмотря на все свои обещания Анна, погостив на родине, все же вернулась в Нидерланды. И вскоре доказала, что она предана не одному только этикету и традициям, она предана России. В годы Крымской войны она присылала из Нидерландов медикаменты и перевязочные средства, основала для больных и раненых воинов госпиталь и инвалидный дом.

Вдовствующая королева скончалась 1 (13) марта 1865 года и похоронена в православной церкви Св. Екатерины в Амстердаме, сооруженной императором Николаем I.