Анархокоммунистическая советская республика

Тула дала винтовки и патроны.

Александровск дал рабочий батальон. Коли махновцы стали Красной Армией — по закону им полагалось денежное довольствие. Условные 150 рублей стремительно мельчающими знаками заменялись посильным денежным содержанием — а кормиться в условиях паралича экономики пролетариям было нечем. Шли служить. В помощь чему ЧК проводила мобилизацию.

Большевистская власть норовила засылать в части комиссаров. Комиссаров терпели, и дисциплина крепилась дополнительно.

Бешеным налетом взяли Умань.

В Мелитополь вошли густыми колоннами — белые откатывались.

Под вопли «ура!», стрельбу и конский скок с клинками — города брали в кино. Взять город — это:

Прикинуть время и маршруты движения разным частям; по одной дороге — столпятся, все сожрут и все загадят.

Обеспечить боеприпасы и продовольствие. И думать, где ночевки наметить — в селе чи в чистом поле. Сухо или дождь? Под телегой спать или в луже?

Разведка засылает под видом торгующих селян, да шукающих родню рабочих, да отбившихся от семьи баб, — разведчиков. Где силы стоят? Где штаб, где казармы, где пулеметы? Что на водокачке, что на колокольне, как укреплена станция, много ли паровозов и вагонов на путях? В то же время — захватывают языков и выбивают сведения. Принимают добровольных осведомителей, натерпевшихся под белыми, — да смекают по ходу, честно ли они пришли, или засланы?

Контрразведка жилы мотает из подозреваемых: откуда взялся? что здесь делаешь? а как удалось тебе увидеть то и это?

Откуда ударим? А где для отвлечения внимания стрельбу поднимем? А в резерв на всякий случай что выделим?

Во всем этом нет особой ученой премудрости. Есть нормальный ум, смекалка, опыт и способность учиться кое-чему по ходу дела. Главная трудность в том, что соображать дома на печке горазд любой — а учесть все в сутолоке беспрерывных докладов, под градом неизбежных неожиданностей, под огнем, в неснимаемой тяжелой ответственности за всех своих людей и за последствия всех своих шагов — вот для этого нужно быть полководцем: хладнокровным, цепким, последовательным и бесстрашным, умеющим гнуть чужие воли в один намеченный жгут, преодолевающим чужие слабости и неумения.

Взяли Мариуполь, прошли по знойным улочкам, обсаженным тенистыми деревьями, под гром оркестра митинговали на площади, разместили раненых в больнице и в школе.

Взяли Бердянск — артиллерийскую базу Деникина!

— Реквизируйте у населения весь гужевой транспорт! Все подводы — под снаряды! Что не увезти — взорвать к чертям! Наша сила — в маневре!

Сутки горели и рвались склады, пацанва подбирала по улицам теплые зазубренные осколки; цветастый фейерверк трещал и рассыпался огненным цветом в ночном небе.

Взяли Екатеринослав! (Будущий Днепропетровск), столица края, цветущий город, жители которого были уже донельзя задерганы войной и частой сменой властей. Цокали копытами конные разъезды, звенели подкованными сапогами по булыжнику патрули, еле держались на затылках лихие папахи.

То было огромное пространство народовластия. (Демократия в изначальном американском смысле, как отчеканил Бенджамен Франклин: «Пространство договоренности вооруженных мужчин».)

В Харькове, Екатеринославе, Александровске (Запорожье), Луганске — всем правили свободные Советы. Стучали типографские машины, отшлепывая тиражи анархических газет. Работали школы и мастерские. Ставили в театрах спектакли отчаянные артисты, сбежавшие от голода и ЧК большевистских столиц.

И взорваны были все тюрьмы. И знаменитый александровский централ, и харьковская пересыльная. (Их восстановят позднее…)

— В нашей республике тюрем не будет! Сам сидел — знаю, шо це таке.

В кратчайшее время — обитатели тюрем или разошлись по домам, или влились в армию, или были пристрелены на месте грабежа, буде такие встречались.