5

Пока лекарь осматривал Сребрянского, а дворник возился с самоваром, небо, как это часто бывает весной, покрылось тучами, в саду сделалось темно, в окна застучал косой холодный дождь.

Под ровный шум дождя Сребрянский уснул.

Алексей напился чаю и присел к окну. Дождь хлестал по веткам сада. Где-то за стеной однообразно журчала струя падающей с крыши воды. Идти по такой погоде никуда не хотелось. Кольцов расстелил на лавке кафтан и лег. И сразу усталость от пути, от дорожных хлопот мягко, липко навалилась на него, ноги разом отяжелели, глаза закрылись сами собой. В воображении потянулась дорожная колея, черные поля с лесочками и оврагами, ветлы по краю дороги, шаткие мосты; проплыла ветхая деревянная колокольня, мелькнул верстовой столб; прохожий человек, отступив с дороги в грязь, снимал шапку, кланялся. Затем откуда-то вынырнула телега с закованными мужиками, конный солдат, плачущая баба, – и снова потянулась дорожная, черная, кое-где наполненная водой колея, замелькали верстовые столбы, корявые ветлы…

Однако все это проплыло мимо, а бабий плач не умолкал. Кольцов открыл глаза. Жалобно всхлипывая и причитая, за дверью плакала женщина. Тихонько ступая, чтобы не разбудить Сребрянского, Алексей вышел в сени. Там было темно. Вдруг распахнулась дверь из общей горницы, и в сенях показался дворник.

– Все сидишь? – с досадой спросил у кого-то в темноте и, не дождавшись ответа, сказал: – Иди, ради бога, не страмись…

– Да не гони ж ты меня! – всхлипнула женщина. – Батюшка родименький, не житье… ох!

– Ну, зачала про старое, – лениво сказал дворник.

Кольцову почудилось, что он зевнул.

– Батюшка, родименький… не житье мне там!

– Ну, чего ж не житье? Чай, муж, не кто-нибудь… Не греши, Катерина!

– Да постыл он мне, батюшка! – вдруг переставая плакать, с жаром воскликнула женщина. – Черт старый, слюнявый!

Кольцов кашлянул.

– Кто это? – строго спросил дворник. – А-а… Самоварчик нешто сменить? Иди, иди, не страмись перед постояльцем-то… Иди, ничего!

Он открыл дверь на крыльцо, взяв женщину за руку, подтолкнул ее к выходу.

– Куда ж гонишь-то? Дождь, – сказал Кольцов.

– Ничего, это бабе дюже пользительно. Раскудахталась, право… Дочь, – с наигранным равнодушием пояснил дворник. – Муж ей, вишь ты, не ндравится… Тьфу! Бабы, одно слово.

– Да, может, он и вправду нехорош?

– А куда ж денешься-то? – Дворник затворил дверь на крыльцо. – По нашему обиходу и нехорош, так хорошим сделается… Ну дождь! – крякнул он. – Обложной, кажись, дай бог ему здоровья…