7

7

В маленькой комнатке было так накурено, что сквозь облака дыма люди казались призраками.

На проводы Сребрянского собрались его семинарские друзья. Здесь был и Ксенофонт Куликовский со своими гуслями, и регент Бадрухин, и Виктор Аскоченский, и, наконец, Феничка. Пели новую, сочиненную Сребрянским на расставание с друзьями, песню:

Быстры, как волны.

Дни нашей жизни,

Что час, то короче

К могиле наш путь…

Кольцов сидел молча, не принимая участия ни в пении, ни в шумных хмельных разговорах.

– Спасибо тебе за все, – садясь рядом, шепнул Сребрянский. – Кабы не ты… да что там говорить!..

– Да брось ты! – недовольно поморщился Кольцов. – Нашел об чем… Дай бог, чтоб в Питере пошло все гладко. Весточки шли, не забывай. А мне, – вздохнул, – завтра опять на Линию за скотом ехать. Опять гуртовать на дорогах, опять добрых людей обманывать…

Куликовский постучал по столу бутылкой.

– Эй, други! Что до времени носы повесили? А ну-ка, нашу, семинарскую!

Зазвенели гусельные струны, веселую, озорную запевку дружно подхватил хор, и стекла задрожали от напора сильных молодых голосов.

– Андрей Порфирьич! Ямщик серчает, говорит – ехать время! – просовывая голову в дверь, сообщила квартирная хозяйка. – Фу, батюшки, да и начадили же табачищем-то!

– По-о-со-шо-ок! – мрачно возгласил Феничка. Разлил по стаканам остатки вина и потянулся чокаться.

– Посидим по русскому обычаю, – предложил Бадрухин.

Друзья присели на минуту, помолчали и начали одеваться.

– Поедем, Алеша, проводи до заставы, – попросил Сребрянский.

Дорожная, крытая рогожей кибитка стояла у ворот. Ямщик ходил вокруг лошадей, поправляя сбрую.

– Ну, балуй! – сердито увещевал шаловливую пристяжную. – Поехали, что ль?

Лошади зашевелились, перекликнулись бубенцы, под полозьями заскрипел снег.

– С богом, Андрюха! – крикнул Феничка.

– Будь здоров, друже! Час добрый! – всколыхнули сонную улицу голоса семинаристов.

Возле заставы Сребрянский велел остановиться. Друзья крепко обнялись.

– Так ты помни, – сказал Кольцов, – что бы ни случилось – верный друг есть у тебя!

Ямщик взмахнул кнутом, вскрикнул, – лошади взяли вскачь, и кибитка скрылась в снежной мгле.